Неудачная дочь (СИ) - Белова Полина - Страница 20

Детка, вообще, нечаянно свернул палатку с Коротышом вместе. А тот боялся крикнуть, чтобы не привлечь внимание туга.

А то парни, которые грузили вещи, уже довели Харбина до того, что тот уже пару раз применил хлыст, когда ему не хватило ругательств. Это когда Павлин и Рыба нечаянно разломали клеть, пытаясь втиснуть туда ещё одну скатку, которая никак не влезала. Парни так старались! Чтобы закрыть клеть, Павлин решил использовать самодельный рычаг. Он просунул обычный деревянный кол в прутья клети, возле дверцы, и с силой поднажал, а Рыба ему, со всем усердием, помог. Только прутья возьми и тресни! Под давлением, под завязку напиханных в клеть вещей, образовалась дыра, через которую начали вываливаться тюки и скатки. Как раз, в этот момент Павлин с Рыбой, по очереди, и отхватили хлыстом от своего разъярённого туга, да так, что от их воплей вздрогнули бойцы на тренировочном поле.

Вот поэтому, Коротыш завёрнутый в палаточную ткань, трепыхался молча, пытаясь, до последнего, спастись из плена без единого звука. Хорошо, что Филиппа заметила, что тюк шевелится. Они с Деткой мигом освободили злющего друга и сами заново сложили палатку, пока Коротыш стоял и пыхтел рядом. «Наверное, задохнулся немного, бедняга...» - подумала Филиппа, невольно улыбаясь.

Детка выглядел ужасно виноватым.

После обеда, который устроили перед самым отъездом, Филиппа не могла даже смотреть, на всё ещё счастливые и довольные, рожицы Тиля и Барта и слушать их хвалебные речи в адрес их великолепного и мужественного туга. Зачем только к ней подошли? Она же теперь палаточник! У неё так ныло всё тело после сборов, как никогда не болело после тренировок, ну, или это ей так казалось.

- Ну чего ты пыхтишь, Фил? - спросил Тиль, легонько толкая её в плечо.

- Злишься, что мы попали в конницу, а ты нет? – спросил Барт, встав рядом с Тилем, - Или обиделся, что едим не с тобой?

- Так ведь теперь так положено, друг.

- Посмотри, Пузан, все едят со своими.

- Мы всё равно твои друзья. Помни об этом, Фил, серьёзно.

Филиппе вдруг стало стыдно. Она и в самом деле нечестно злилась на них.

Сразу после обеда был получен приказ по лагерю строиться и выдвигаться в расположение отряда.

Десять груженных повозок-клетей вывозили на дорогу, одну за другой. Палаточники вели, послушных, приученных к такой работе, лошадей под уздцы, бойцы шли возле каждой из них, на этот раз, выполняя новую работу - возчиков.

Потом, когда будут в дороге, Харбин разрешил своим бойцам, при желании, садиться на передок повозки, всем, кроме Детки и Филиппы.

- Ты всегда только идёшь рядом с повозкой, облегчая труд своей лошади! Понятно? Я спрашиваю, тебе понятно, придурок?  – слишком громко и раздражённо орал туг Детке, нервно постукивая своим пугающим хлыстом по голенищу сапога.

Харбин с утра возился с неумелыми новичками и уже был на грани терпения, устав исправлять их промахи и ошибки за первые полдня сборов, поэтому легко срывался на крик при малейшем недоразумении.

Увалень кивал, испуганно отступал от сердитого начальника, чуть отворачивал голову и прикрывал глаза, пытаясь так спрятаться, как ребёнок.

Филиппа не выдержала:

- Детка не глухой! – звонко и зло крикнула она и значительно тише добавила, едва туг резко повернулся в её сторону. - Он очень хорошо слышит…

- Смотри-ка, Хомяк защищает своего недалёкого друга, несмотря на хлыст в руках начальника. Похвально. - бросил, проезжая мимо них на великолепном скакуне, собираясь занять своё место во главе колонны,  ашварси. – Либо смел, либо глуп, но, несомненно, сам поступок неплох.

Ашварси давно проехал, а туг так и не понял: ему можно хлестнуть наглого мальчишку, посмевшего вмешаться, или, всё же, не стоит? В конце концов, решил, что, пожалуй, не стоит. Но совсем не наказать нахалёнка нельзя...

И Харбин, довольный найденным решением, приказал, кроме Детки, Филиппе тоже всю дорогу идти пешком:

- Хомяк, тебе тоже не стоит садиться на передок. Ты хоть и мал ростом, но слишком упитан. Тебе полезно пройтись ногами, растрясти пухлые щёчки.

Тем временем, военная колонна начала движение. Ашварси и аштуг находились во главе длинной вереницы своих воинов, они ехали верхом. Молодые бойцы, налегке, бодро шли следом, построившись в колонну по четыре человека. Туги тоже передвигались верхом, только по бокам колонны, на равных расстояниях, словно конвой или охрана. Затем, одна за другой, растянулись десять повозок, которыми управляли молодые палаточники. Лошади везли груз неспешным шагом, низко опустив головы и норовя ухватить пучок травы на густо поросшей, еле обозначенной, лесной дороге. А за ними, верхом на конях, ехали замыкающими наставники и старшие воины.

Груженные повозки нещадно скрипели, будто кричали на всю округу о том, как много на них навалили и как им надоело крутить колёсами. Ближе к вечеру уставший Коротыш, которому разрешено было садиться в повозку, решил устроиться на передке, но езда там оказалась мучительной. Его трясло, колёса ударялись о неровности дороги, и, он, в полной мере, ощущал эти удары на себе.

- Надо было сразу выбрать что-то одно, что не жалко: или ноги, или зад… - крикнул он, обернувшись к Филиппе, которая вела, следующую за его, повозку. – Теперь жутко болит, и то, и то.

Когда лес закончился, дорога запетляла между холмами, то огибая их, то переваливая через них. Повозки настолько натужно и жалобно скрипели, когда поднимались в гору, что Филиппе было почти жалко их. А, когда лошади почти бежали с холма, и старые клети тряслись и подлетали вверх, девушка с ужасом думала, что на очередной кочке какая-нибудь из них с треском рассыплется. Обошлось...

Была глубокая ночь, когда усталым бойцам с очередного высокого холма открылся вид на, спящий под звёздным небом и полной луной, большой город.

- Наши казармы на противоположной окраине, - снизошёл до краткого сообщения молодняку Харбин.

Филиппа уже так устала, что просто плелась рядом с послушной лошадью, слабо удерживая в одной руке поводья, лишь бы они не волочились по земле. «В этом походе не я направляла лошадь, а она меня», - лениво шевельнулась в сонной голове усталая мысль. Коротыш уже полностью лежал на передке, постанывая, на особо сильных выбоинах.

Ночные улицы города были пустынны и темны. Лишь в центре, возле управы, ночные стражники поддерживали огонь в фонарях. Медленно бредущую колонну молодых бойцов самозабвенно облаяли все городские собаки, которые передавали свою звонкую эстафету во все концы города: их лай волной перекатывался от дома к дому во все стороны. Кое-где даже хлопали створки ворот – это проснувшиеся любопытные горожане выглядывали: кто там спровоцировал такую громкую собачью свадьбу?

Наконец, городские улицы остались позади и показались высокие стены военной крепости. Усталые бойцы взбодрились и стали с любопытством всматриваться в тёмные очертания своего нового дома. При лунном свете можно было рассмотреть только каменную стену и несколько башен на ней.

Ворота были распахнуты – их ждали.

- Новичков в баню и по казармам! – раздалась команда аштуга у самых ворот.

Это была первая настоящая баня, а не обтирание возле бочек, за четыре месяца, и, несмотря на дикую усталость парней, по колонне прокатился счастливый довольный гул.

Только Филиппа оказалась на грани обморока.

К повозкам, на ходу приветствуя Харбина, подбежали воины - палаточники. Раздав своим опытным бойцам указания по разбору вещей и уходу за лошадьми, туг повернулся к сбившимся в кучку новичкам.

- Что стоите? За мной! На помывку!

Глава 14.

Филиппа шла мыться, еле передвигая ноги.

На огромной территории крепости тёмными громадами высились какие-то постройки. В тишине время от времени звучала непонятная перекличка с башен. Иногда ощущалось чьё-то редкое движение у зданий, мимо которых они проходили.

Широко шагающий, Харбин ушёл далеко вперёд, и его невысокий, но широкоплечий силуэт начал теряться в ночной темноте. Ничего не понимающий Детка слегка подталкивал еле-еле плетущуюся Филиппу в спину, когда девушка почти совсем останавливалась.