Белая ферязь (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 27

Так и я — не понимал цели, не понимал, что стоит за фразами о том и о сём. Восемь лет, счастливое детство. Хорошо, не очень счастливое из-за болезни, но всё же детство.

Посол то ли сжалился надо мной, то ли от общих фраз пора ему было переходить к делу, не предназначавшемуся для чужих ушей, тем более детских, но он сказал, что дальнейший разговор вряд ли будет интересен Его Императорскому Высочеству — и поклонился мне. Слегка.

Papa с ним согласился.

— Ты можешь идти, Алексей.

— Сейчас уйду, но могу я задать вопрос господину Бьюкенену?

— Задавай, — улыбнулся Papa. Мол, ребенок есть ребенок.

— Господин Бьюкенен, вот Papa говорит с вами по-английски, так? — я тоже говорил по-английски, хотя не так бойко, как они оба, Papa и посол.

— Да, Ваше Императорское Высочество. И прекрасно говорит. Как на родном языке.

— А вот наш посол при встрече с вашим королем… Наш посол может разговаривать по-русски? Без переводчика, с глазу на глаз? То есть я хочу спросить, ваш король знает русский язык?

— О нет, вряд ли, — ответил Бьюкенен, но развивать тему не стал. И так понятно. Королю Великобритании знать русский язык? Только ребёнку может прийти такое в голову.

Ладно, ладно, погодите, придёт время, ужо тогда…

Фраза эта, «погодите, придёт время, ужо тогда…» часто приходит мне на ум. Принадлежит она Непоседе: каждый раз, когда его затея стать поэтом, музыкантом или огородником проваливается, он прибегает к ней. Мол, вы просто не понимаете моих стихов и моей музыки, не доросли. Вот и последняя история, о Непоседе-художнике, кончается тем же. Непоседа взял у художника Тюбика лист бумаги, взял тушь, взял плакатное перо, Тюбик коротышка не жадный, и этим пером изобразил чёрный квадрат на белом ватмане. И заявил всем коротышкам, что «Чёрный квадрат» наиновейшее слово в искусстве, а кто этого не понимает, тот просто глупый и отсталый коротышка. Но все только смеялись над Непоседой, называли его «худо-квадратистом», и Непоседе пришлось убежать в лопухи и прятаться там до ужина, в надежде, что к ужину все позабудут о его художестве.

И «Газетка» опубликует эту историю, с нашими рисунками, на которых ясно будет виден и сам Непоседа, и его «Чёрный Квадрат». Как тебе такое, господин Малевич?

Я вернулся к себе и, с помощью дядьки Андрея, снял парадный мундир, а надел мундир повседневный, придуманный мною. Мундир пока несуществующей роты гвардейцев Наследника, с налокотниками, наколенниками и белыми берцами. Я, понятно, капитан, и потому у меня серебряные эполеты. Можно ребенку поиграть? Нужно! И потому второй мундир, мундир лейтенанта, строится на Колю Деревенко. Из моих личных денег, тех, что за «Непоседу». Шьётся для отвода глаз, да. Чтобы не думали, что я слишком умный. Мушкетеры, гвардейцы кардинала, а также индейцы, рыцари, путешественники, аэронавты и так далее.

В новом мундире ярко-синего цвета я прошёл в Творческую Мастерскую, сокращенно ТМ. Отвоевал, да. Воевать особенно не пришлось, нет, просто так называемую «приёмную Наследника» переименовали в ТМ и отдали нам, барону А. ОТМА. ТМ — это была приемная Papa, в ту пору, когда Наследником был он. Я в неё не заходил, какая у восьмилетнего ребенка нужда в приёмной? И потому комната сохранялась в том виде, в котором была двадцать лет назад. Но теперь её обустроили для нас. Поставили конторки, поставили два «Ундервуда», поставили особый шкаф для рукописей и черновиков — и получился творческий кабинет барона А. ОТМА. Твори, выдумывай, пробуй. Но только каждая история должна быть готова в срок: сотрудничество с периодическим изданием вырабатывает привычку к организованному систематическому труду, не зависящему от настроений и вдохновений.

Вот я и пришёл — поработать. Сёстры учились, а у меня — окно. Я досрочно сдал экзамен по арифметике, физической географии, и природоведению, чем потряс учителей и родителей, поскольку мои знания значительно превосходили пределы программы. Еще бы не превосходить, я ведь там одолел курс средней школы, а здесь спрашивали меня как второклашку. Лишь с русским языком да рассказами по истории я продолжаю занятия. Русский — понятно, все эти яти и фиты я читаю свободно, но пишу порой с ошибками. Ну, и история здесь немного другая. Впрочем, интересная. С упором на роль личности.

И вот я в кабинете один. Не совсем — со мною дядька Клим. Я его использую для поручений. Подай, принеси, позови, попроси. Ему, похоже, нравится быть причастным к написанию рассказов. Мы решили (с моей подачи) при отдельном издании «Приключений Непоседы и его друзей» упомянуть всех, кто способствовал написанию тем или иным образом: готовил чай, убирал в кабинете, приносил и уносил бумаги. В разделе «технические помощники». Это я из двадцать первого века взял, где в титрах кинофильма указывали и водителей, и осветителей, и раздатчиков бутербродов. Каждый человек нам дорог, каждый человек нам интересен. Мы — одна команда! И да, с гонорара каждый получит свою долю. Нет, небольшую, очень небольшую, но сейчас, в тысяча девятьсот тринадцатом году, хорошие часы стоят три-четыре рубля, в серебряном корпусе — десять. В золотом… нет, это будет перебор. Но я уже заказал полдюжины серебряных часов с гравировкой «Верному помощнику от барона А. ОТМА». И две дюжины часов уже в стальном корпусе «Верному читателю от барона А. ОТМА» — это на будущее. Викторины среди читателей, и тому подобное. Оптом дешевле, скидка двадцать процентов. Заказал в кредит, мне поверили. Я, Наследник — человек экономный! Да и как не быть экономным, денег-то у меня всего ничего — тех денег, которыми я могу распоряжаться более-менее свободно, то есть моей доле с гонораров в «Газетке». Контроль со стороны Mama никто не отменял! Я ж маленький, вдруг потрачу деньги на чепуху, на неподобающее Великому князю. То, что мы сами, своим трудом зарабатываем какие-никакие, а деньги, Mama немного смущает. Одно дело — работать из благотворительности, это допускается, это даже приветствуется, но зарабатывать себе на булавки? В двенадцать лет, как Анастасия? Ведь другие подумают, что их, Великих княжон, держат в черном теле, а это нехорошо.

Нет, в черном теле никого не держат. Но и роскошами не балуют. Ведь главная роскошь — это не золото, не бриллианты, главная роскошь — это общение, а с этим у нас не очень. Но мы потихоньку расширяем границы. Вступаем в переписку с читателями.

Из «Газетки» нам их присылают, письма читателей. Разумеется, отсеивая неподобающие. Здесь, во дворце, они проходят дополнительную цензуру наших воспитателей, и только потом письма вручают нам. Уже распечатанные, разумеется.

Но дядька Клим принес среди распечатанных писем одно особое. В большом распечатанном конверте — другой, поменьше, запечатанный. И как запечатанный, сургучной печатью, а на ней — плохо различимый, но несомненный герб.

Я взял конверт в руки. Ого! Это письмо от принца Вильгельма Прусского! О чем и написано в сопроводительном письме госпожи Панафидиной, владелицы и редакторки «Газетки» (да, редакторки, я здесь продвигаю феминитивы, что пока воспринимают, как причудливый каприз ребенка). Госпожа Панафидина уведомила, что не посмела вскрыть конверт коронованной особы, и пусть те, кому положено, решают сами. Воспитателям тоже не достало смелости вскрыть конверт. Значит это сделаю я.

Но сначала изучу.

Адрес написан по-французски. Его высочеству господину барону фон А. ОТМА, редакция «Газетка для детей» и так далее. Ага, высочеству, значит, знают, кто такой барон. Ну, еще бы не знать!

Я вскрыл конверт, аккуратно, ножницами, по краю. Нет, споры сибирской язвы в это время не рассылают, просто и конверт был красивый, и марка (начну-ка я собирать марки!), и не хотелось повредить содержимое.

Писал принц Вильгельм Фридрих Франц Иосиф Кристиан Олаф Прусский. Длинное имя. У нас куда удобнее: Алексей Николаевич, или Николай Александрович, или Александр Александрович, можно без фамилии, и так всё понятно.

Значит, принц Вильгельм. Ему шесть лет, о чем он пишет во первых строках. И ему очень понравилась наша сказка про поросят и волка. И он хочет переписываться с господином бароном А. ОТМА, и готов предложить ему искреннюю дружбу.