Эльфийский бык 2 (СИ) - Демина Карина - Страница 32

— Слушай… — Петрович шлепнул быка по носу. — Если я правильно понимаю, вы не с пустыми руками приехали?

— Ну… так-то… официально миссия мирная… помощь там… по сельскому хозяйству… но так-то вроде ребятки прихватили маленько…

Один гранатомет и один пулемет точно есть.

— От и ладно, — обрадовался Петрович. — От и замечательно… я ж пока валялся, то почти все связи и подрастерял, так что своего почти и не осталось. А чего осталось, то устарелое. Но точек пару приметил, на всякий случай. Если пулеметы поставить, то совсем ладно будет.

— Я чего-то не знаю о сельском хозяйстве? — Черноморенко не то, чтобы был против, но как-то…

— Поверь, — Петрович хлопнул его по плечу. — Ты ничего не знаешь о здешнем сельском хозяйстве! Идем, покажу…

И бодрым шагом двинулся куда-то прочь… а главное, если не приглядываться, то легкая хромота почти незаметна. А дерганые слегка движения вовсе можно принять за личную особенность.

— Петрович, — Черноморенко догнал старого знакомого. — Слушай… я понимаю, вылечить тебя вылечили. Но остальное-то как? Ты ж… тебе ж лет под девяносто быть должно! А ты моим ровесником глядишься. Как?

— Воздух, — важно ответил Петрович. — Воздух тут у нас хороший. И вода тоже… молоко опять же. Вот молоко — замечательное… в общем, экология! Сила природы, так сказать… а потому природу такую надо что?

— Беречь?

— И охранять.

— Пулеметами?

— Знаешь, Черномор, вот… жизнь теперь такая, что с пулеметами природу охранять как-то оно сподручнее, что ли. Кстати, надеюсь, ты додумался не только их прихватить. А то ж разочаруюсь. Ты ж помнишь, Черноморенко, до чего я не люблю в людях разочаровываться.

Глава 17 Где появляется чудо чудное и диво дивное

В сказках Иван-дурак на проверку оказывается Иваном-царевичем, а в жизни все как-то больше наоборот…

Женское задумчивое

Александр стоял на берегу речушки, которая вилась черной лентой. И главное, речушка-то с виду узенькая, тоненькая, на раз перешагнуть можно, а течение стремительное. Вон, подхватило где-то лист, потянуло, понесло, кружа над скрытыми ямами.

Берег в этом месте был пологим, а потому получилось подойти к самой воде.

— Не лезь, — сказала Аленка, закатывая штанину. — Тут небезопасно.

— Глубокая?

— И глубокая, и с характером. Утянет, и я не спасу. Слушай, может, все-таки на машине… — она зачерпнула воду, которая все еще была черна и подняла. Тонкие нити полетели меж пальцами.

— Нет уж, — Александр мотнул головой. — Обещала коня, давай коня.

— Только конь будет… своеобразным.

— У вас тут все своеобразное, как я заметил.

— А ты и вправду разрешение добудешь? На поле?

— Добуду. Честное императорское…

Аленка хихикнула, но тут же посерьезнела.

— Свириденко на него действительно наплевать будет.

— Даже если с печатью имперской канцелярии?

— Да хоть с личной, как ты выразился, императорской…

А ведь можно и с личной, печать Александр с собой взял, на всякий, так сказать, случай. Вот и пригодится.

— Скажет, что подделка…

— А экспертиза?

— Ты как маленький. Отправить отправят, а бумажка по дороге потеряется. Или вот исчезнет… или экспертиза поставит под сомнение… или проводить её будут два года, а пока проводят… арест там на земли, на имущество. А нас заодно посадят, чтоб не сбежали.

— Ясно.

Александр огляделся, но постороннего присутствия не ощутил.

— Твои недалеко, — Аленка поняла правильно. — Даже спрашивать не буду, кто они тебе.

— Так… родственники… заботливые.

— Очень заботливые… девчатам глянулись. Возражать не станешь?

— С чего бы?

— Мало ли… вдруг родственники сильно титулованные?

— Не сильно. Но если надо, затитулуем. Дурное дело — нехитрое. Так что с конем?

Дальнейший разговор становился опасен. А конь… ну конь… к коням, говоря по правде, Александр относился с немалым подозрением. Вот с детства раннего как-то у него с верховой ездой не заладилось. Нет, научить научили, конечно, ибо невместно цесаревичу не уметь этакой малости. Но… потом еще отец и тот случай, в котором конь-то, если по правде, и не виноват, но ведь осадочек-то остался.

И теперь тоже.

Конь.

— С конем… будет конь. Выйдет. Как приблизится, хватай его за гриву и садись верхом. И держись крепко-крепко. Конь полетит, понесет по-над землей, попытается скинуть. Усидишь, тогда и покориться воле… можно еще по голове дать, сразу вот. Меж ушей… только крепко, чтоб призадумался.

— Как-то это… на жестокое обращение с животными тянет.

— Какие животные, — отозвалась Аленка. — Такое и обращение. А теперь отойти.

Она вошла в воду. Вроде только шаг сделала, а уже будто на середине реки стоит. И черная вода вокруг Аленкиных ног кружится, закладывает узоры водоворотов. Закипает мелкими брызгами.

— Сивка… чтоб тебя… бурка, — только и произнес Александр, глядя как из прозрачных сияющих на солнышке брызг складывается конь.

Натуральный такой.

О четырех ногах, о шкуре, темной водяною гладью отливающей. О морде конской, наглой да зубастой. Конь фыркнул и головой затряс. Поднялась волной водяная грива…

Кельпи?

Или как их там…

Конь заплясал, дернул шкурой, рассыпая вихри брызг. И уже они окружили Аленку. А сам зверь пошел полукругом, не сводя с Аленки взгляда. И хрена с два тот взгляд был добрым.

— Эй, — окликнул коня Александр. — А сюда слабо?

Конь оскалился и ответил тонким ржанием.

А потом одним скачком выбрался на берег. Здоровый какой, зараза… главное, вроде изящный, точеный, прям хоть любуйся, а морда наглая.

И зубы острые.

Этакие зубы не коню бы… а он скалится и подбирается. Скоком, боком. Мелко перебирает ногами, отчего земля гудит и идет зыбью. А силы-то в нем…

Конь клацнул зубами и на дыбы поднялся, заставляя пятиться. Но стоило сделать шаг в сторону, как он одним прыжком переместился, заступив путь. И выдохнул из ноздрей клубы пара.

— Не испугал, — Александр скрестил руки на груди.

Конь ступил ближе.

И снова сам же попятился.

Боком повернулся.

Другим.

Крутанулся на месте и попытался встать на дыбы, но как-то, словно раздумывая. А потом вдруг голову наклонил и замер, зацепившись взглядом. Глаза у коня, что камни драгоценные, синие и яркие.

И горят.

Водяным огнем и горят. Завораживают. Мир пытается схлопнуться до этих огней, только не на того напал. Александр с ментальными атаками сладить способен. И зацепить, закружить уже сам, не позволяя коню отступить.

— Стоять, — тихо сказал он, когда конь оскалился. — Тише… я тебя не обижу…

Теперь он остро ощущал и настороженность, и недоверие.

И откровенный страх.

— Какой ты красивый… — Александр говорил мягко, ласково. — Я никогда таких красивых не видел… моему отцу каких только не присылали, но ни один тебе и в подметки не годится.

Конь склонил голову на бок.

— Не думал, что такие вовсе в природе существуют.

Александр протянул руку.

Медленно, чтобы резким движением не напугать дивного зверя. И не разорвать такую хрупкую связь. Конь тряхнул головой. Но… сделал шаг навстречу. Крохотный совсем…

— А сильный… я силу чувствую. Сам я огневик… обычно лошадей угощают сахаром. Или хлебом. Но не захватил ни того, ни другого… но и ты не обычный конь. Знаешь, есть одна мысль… если не испугаешься.

Конь заржал и оскалился.

— Грозен и страшен… я слышал, что подобные тебе людей топят.

Конь махнул головой. И как это понимать? Согласие? Или наоборот возмущение наглою клеветой?

— Ладно… я о чем… вот, хочешь силы? Огонь, но остальным вроде нравилось. Если вдруг не угадал, то извини, я не нарочно… — на ладони появился крохотный лепесток пламени. И конь замер, не сводя с него взгляда. Эхо связи донесло…