В эльфийской резервации (СИ) - Бунькова Екатерина - Страница 2

Возмущению Ани не было предела. Мало того, что работы стало в пять раз больше, так еще и премию зажали. Но даже не это коробило ее сильнее всего, а чудовищная несправедливость в выборе «козы отпущения», которой ей и пришлось стать. Пенсионерка – начальница отдела – отличалась редкостным здоровьем и ОРВИ не болела лет двадцать, кулаком могла стену прошибить, а чрезмерной активностью – вынести мозги, а то и труп из вверенного ей помещения, так что отнести ее к группе риска мог только полный идиот. Две другие же коллеги хоть и настояли на сидении дома с «маленькими детьми», на самом деле были матерями двух семиклассников, которым мамы дома требовались, как сфетофор на лесной тропинке.

Ане же никак нельзя было нарушать режим самоизоляции. Нет, она не относилась к той категории лиц, которые по всякой ерунде начинают сеять панику и закрываться в бункерах. Но весь февраль девушка провела в больнице с двусторонней пневмонией и до сих пор толком не восстановилась, так что подхватывать какую-либо заразу, тем более такую серьезную, ей было никак нельзя. Оттого-то задолго до объявления самоизоляции, едва заслышав о назревающем в Европе вирусном кризисе, девушка начала носить защитные маски, перестала ездить на общественном транспорте и старалась заглядывать в магазины только тогда, когда там гарантированно не было очередей. А тут – на тебе! – такая подлянка: кошелек или жизнь.

Разумеется, жизнь показалась Ане дороже не ахти какой денежной должности в компании с нестабильным доходом. Узнав, что ей предлагается пару месяцев носиться туда-сюда по городу с кипой документов, собирая заразу, она тут же позвонила шефу и потребовала отпуск без содержания. Шеф ей отказал. Тогда она пригрозила уволиться. Шеф тут же напомнил девушке, что в Москве она приезжая, съем квартиры стоит дорого, а в условиях карантина найти новую работу и тут же выйти в отпуск девушке уж точно не удастся. Аня же напомнила, что не все приезжие – провинциальные дурочки, а от пары месяцев простоя финансовый крах с большой долей вероятности случится в его любимой компании, но уж точно не у нее самой – человека с экономическим образованием, самостоятельно прошедшего путь от прозябания в захолустном уральском городке до вполне успешного существования в столице. Шеф ответил, что деревня – везде деревня, и нечего корчить из себя принцессу. Аня назвала его хамом и предрекла скорую гибель компании. В общем, разругались, и уже на следующий день девушка подала заявление на увольнение, забрала сменную обувь и демонстративно плюнула на грязный пол, который ей предлагали мыть забесплатно.

Пришла домой, открыла файл со своим годовым бюджетом и печально в него уставилась. Из графы «отдых» можно было смело вычеркивать и поездку на море, и питерские мюзиклы, и даже платные телеканалы. Да что там отдых: сокращение расходов ожидалось даже на одежду и еду. Хоть Аня и хвалилась своим экономическим образованием, факт оставался фактом: она была приезжей в столице, и положение ее было крайне неустойчивым. Без регулярной зарплаты финансовая «подушка безопасности» - по-русски говоря, заначка – обещала сдуться за два, максимум три месяца, а ведь неизвестно было, насколько затянется пандемия на этот раз.

Серьезно все обдумав, Аня стала скрести по сусекам: проверять, нельзя ли что-нибудь продать или где-нибудь безвозмездно занять. Но продать можно было разве что норковую шубу, которая в мае была никому не нужна, а занять могли только микрофинансовые организации, связываться с которыми, как известно, себе дороже.

В разгар ее печальных раздумий позвонила хозяйка квартиры и заявила, что повышает оплату: ее тоже уволили, и предприимчивая женщина решила залатать финансовую дыру за счет квартиросъемщицы. Аня снова попыталась поспорить, но безуспешно: хозяйка прекрасно знала, что в родном городе у девушки не осталось ни кола, ни двора, и не собиралась сдаваться. С поправкой на подорожавшую жилплощадь бюджет стал выглядеть еще печальнее, и обещал познакомить Аню с займами уже в конце июня. Возвращаться на прежнюю работу было стыдно, мотаться по столице в поисках новой, рискуя подцепить заразу – страшно.

Вот в эту-то грустную пору и прилетела к девушке радостно-печальная весть: у Ани умер единственный дядюшка. Покойный старик, оказывается, не забыл о племяннице и завещал ей свой дом в родной Косяковке, а вместе с ним кусочек земли на шесть соток и гору стариковского барахла.

В первый момент сердце девушки радостно екнуло и затарахтело в груди победный ритм. Но затем совесть одернула его и устыдила: хороший человек умер, а ты тут радуешься. Он про нас думал, дом свой завещал, а мы ему даже не позвонили ни разу за все те годы, что прожили в столице. Нехорошо.

Всю ночь промаявшись угрызениями совести, пересмотрев семейный альбом в поисках дядюшкиных фотографий, словив ностальгию и уревевшись до опухших глаз, к утру Аня твердо решила: это судьба. Хватит, покормили чужой город своими молодостью, силой и налоговыми отчислениями. Пора домой, в провинцию, где все друг друга знают, а сто рублей – это деньги, а не завалящая бумажка для нищих. Пара лет на свежем воздухе да при спокойном ритме жизни прекрасно поправят ее здоровье. А столица все равно никуда не денется.

Бюджет тут же был пересмотрен с учетом новых условий. Конечно, приличная сумма должна была уйти на транспортировку вещей плюс билет на самолет, но все равно оставалось примерно две московских зарплаты. А две московских зарплаты – это полгода, а то и год безбедной жизни в Косяковке: за квартиру-то платить не придется, разве только за электричество и воду. Если, конечно, там есть вода.

Решение было принято, вещи собраны, и, не дожидаясь июня, за который пришлось бы платить жадной хозяйке, Аня сбежала из стремительно заболевающей столицы в глухое уральское захолустье.

- Чего стоим, кого ждем? – спустя папу дней спросил ее незнакомый мужик, опустив стекло и поигрывая размокшей от слюны сигаретой. – Может, подвезти, а, красавица?

Девушка окинула брезгливым взглядом ржавый транспорт – невозможный для столицы, но обычный для раздолбанной, частично грунтовой дороги «Алапаевск – Нижний Тагил», по которой ей предстояло прокатиться. Мужик ее не напугал: на дворе был солнечный день, кругом – куча свидетелей да еще и какая-никакая камера слежения возле билетной кассы. Удивляться, откуда он узнал, что им по пути, тоже не приходилось: стоящие в этом месте люди могли ехать только в одну сторону. Но садиться в машину к кому попало девушка не собиралась.

- Нет, спасибо, - уверенно сказала Аня, демонстративно пододвигая крайний чемодан поближе к толпе людей. – Я на автобусе.

- Сдался тебе тот автобус, - хмыкнул мужик, не теряя надежды подвезти молодую девушку на своей старой десятке с любовно заклеенным скотчем бампером. – Заразу только цеплять.

Аня покосилась на медицинскую маску, подпиравшую мужику подбородок. Маска была уже размахрившаяся, жутко грязная, и держалась на веревочке, перекинутой через шею. Впрочем, у будущих пассажиров автобуса маски были не лучше: сплошь самодельные, совершенно не примыкающие к носу и из таких тканей, сквозь которые дышать мог бы только профессиональный аквалангист. Чистота масок тоже была просто удивительной: некоторые были не стираны еще с прошлой пандемии. Ясно было, что надеты только для галочки – чтобы не оштрафовали. Да и как надеты: нацеплены под подбородок, чтобы при подходе полицейского патруля быстренько натянуть на нос. Для разговоров же друг с другом население вежливо маски снимало и нежно расцеловывало давно не виденных родных в обе щеки. Сразу видно: провинция. Ну ничегошеньки люди не боятся. Пандемия? Не, не слышали. Смертельно? Пф-ф! У нас в крови девяносто процентов спирта, нас зараза не берет!

- Не боись, Анютка, - неожиданно улыбнулся настойчивый мужик. – Моя ласточка еще крепкая, не развалится.

Он огладил свой тарантас ладонью по железному боку и пристукнул, будто по ягодице шлепнул. Звук получился пустотелый.