Надо – значит надо! (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 69

— Отдельное распоряжение должно быть.

— А в шапку мне вы стреляли?

— Не сам, нашёл бывшего спортсмена, отличного стрелка.

— А если бы он промахнулся?

— Ну, не промахнулись же. Там расстояние вообще детское было. Потом были придурки с ножами. Это, наверное, не особо впечатлило. Хотя в общей череде эксцессов должно было создавать ощущение нервозности. Нужно было породить чувство тотальной опасности, чтобы непонятно было, откуда исходит угроза — от одного ли источника, или от различных. Был ещё исполнитель, но он сам пулю получил, не успел реализоваться. Но потом вводная изменилась. Пришла команда устранить объект.

Он говорит монотонно и смотрит в пол, опасаясь встречаться со мной взглядом.

— Меня? — уточняю я.

Кухарь молча кивает.

— Азер не уголовник, он чекист под прикрытием. Со мной работал. Водитель тоже из наших. Мы разработали операцию. Я знал, что вы за мной охотитесь и поэтому решил, что на встречу Азера с заказчиком придёте лично. У нас ведь эмоциональная связь с вами…

— Неплохо придумано было.

— Ну, вы же знаете, что я могу менять облик. Значит, поймёте, что близорукая тётка… ну, что это я.

— А если бы вас сразу перехватили? Если бы команда была хватать всех подряд?

— Ну… в гражданском заведении с большим количеством народу? Вы же так не сделали. Я бы, например, не сделал, на вашем месте, захотел бы всё провернуть молниеносно и тихо.

— А если бы мы вас перехватили на подходе?

— Это тоже сложно было бы. Я бы заметил неладное. Ваши машины я все считал и пошёл только потому что таким был план. Да, рискованный, да дерзкий, но план.

— План, конечно, остроумный или забавный, — пожимаю я плечами. — Не знаю, как точно его назвать, но не слишком эффективный. Результат явно неудачный, вам не кажется?

— Это точно, — вздыхает он. — Мы не ожидали, что вы так много людей кинете на мою поимку. Если бы людей было меньше, всё могло бы получиться. Меня ждала машина в переулке и я буквально десять метров не добежал.

— На Марину ещё больше людей бросали, — пожимаю я плечами.

— Но это были люди Злобина, а здесь Злобин точно бы не помог.

— МВД могло бы помочь.

— А может, мне хотелось, чтобы вы меня перехватили, — усмехается Поварёнок. — Может, я где-то глубоко внутри не хотел вашей смерти.

— Когда пришёл приказ на устранение? — игнорирую я его психологические выкрутасы.

Он называет дату нашего возвращения с Кубы. В принципе, понятно. Документы подписаны, трасту ничего не угрожает, при смерти одного акционера, доля усопшего переходит к нему. Не прямым наследникам, а именно другим акционерам.

Но потом Злобин узнал, что нужно подписывать ещё бумаги и изменения пока не вступили в силу. А приказ был отдан. Хм… почему он его не отозвал?

— С тех пор вы больше не связывались?

— Нет, — едва заметно мотает головой Кухарь.

— А как происходила связь?

— Я звонил из автомата по определённому номеру в определённые дни.

— А почему он не боялся, что вы уйдёте?

— Во-первых, деньги и документы. Это же возможность начать новую жизнь.

— А вы не думали, что он может и вас устранить вслед за мной?

— Думал, да. На этот случай у меня было кое-что подготовлено, и Злобин знал об этом. Страховочка в виде бумаг. Не зря же я отвечал за чемоданчик. У меня кое-что интересное сохранилось.

— Понятно. А что во-вторых?

— Во-вторых, со мной практически всегда находились его люди. Я буквально был под арестом и мог оставаться один только во время выполнения задания.

— То есть сейчас он думает, что вы сорвались с крючка?

— Наверное. На самом деле, я залёг на дно сразу, как получил приказ.

— А если бы приказ нужно было отменить?

— Ну, Азер на месте встречи передал бы.

— Хм… С Азером-то вы не встретились на месте встречи.

— Ну, не встретился, и что? — пожимает плечами Кухарь С чего бы он решил вдруг отменять приказ? Неважно, есть ещё в-третьих, почему я не ушёл бы.

— Что именно?

— Он считает, что желание убить вас стало неотъемлемой частью моей личности.

— Это действительно так?

— Да, — кивает Кухарь. — Было такое. Одно время я считал, что во всех моих неудачах следует винить именно вас.

— А теперь вы поменяли мнение? Почему?

— Потому что сидя в одиночке, я очень много думал. И понял, наконец, что дело совсем не в вас.

— А в ком?

— Во мне самом. Я просто очень плохо планировал свои шаги. Вот, и… Вот, и поплатился.

Он хмурится, сдвигает брови и становится очень похожим на неведомую зверушку. Как и животное, Кухарь не может раскаиваться. Он, конечно, жалеет, но не о чёрных мыслях и злых порывах своей души, а лишь о том, что плохо претворил в жизнь эти чёрные мысли.

— Значит, Пётр Николаевич, вы теперь меня не ненавидите? — усмехаюсь я.

— Нет. Мне кажется, я стал настоящим наёмным убийцей, который не должен испытывать никаких чувств. Скажите, кого надо убить, и я сделаю это, чтобы обрести свободу и уехать отсюда подальше.

— Отлично.

— Ну? К-хм… Как э-э-э… дела?

— Всяко было, Леонид Ильич, — улыбаюсь я, — но, чтоб так хорошо ещё ни разу.

— К-хм… почему это? — хмурит генсек лохматые брови.

Выглядит он серьёзно, не улыбается. Не даёт себя развести на мякине и эмпатии.

— Ну, как же, доверие ваше восстанавливаю потихоньку. А значит у нас прекрасные перспективы.

— У кого э-э-э… это у нас?

— У людей советских. Вы же видели, как вас любят, никто ж их на эти мостки не загонял, сами полезли.

— Э-э-это… к-хм… не показатель. Ну, а если так… тогда что… мне, не э-э-э… уходить к-хм… выходит?

— Если силы есть перемены начинать, не уходите. За вами и в снег и в ветер пойдут. Но если устали, уходите. Ибо здесь византийщина нескоро кончится, если вообще кончится когда-нибудь.

Мы сидим в рабочем кабинете на даче. За окном солнце, ручьи журчат, птички чирикают и даже пень, как говорится, в воскресный день мечтает снова стать берёзкой. Нескладно, зато по сути.

Ильич изображает из себя сурового мудреца. Может, он такой и есть, да только мне кажется почему-то, что он хотел бы меня обнять.

— Вот… к-хм… смотрю я на тебя, — скрежещет Ильич, чуть шевеля будто онемевшей верхней губой, — и… к-хм… не понимаю… что… к-хм… у тебя там.

Он несколько раз стукает согнутым указательным пальцем по груди.

— Забота, Леонид Ильич. Мечты, планы, надежды. Любовь, опять же. Так же, как и у вас, да, как и у всех людей.

— К-хм… и какая… к-хм… забота?

— Как в песне, была бы страна родная и нету других забот.

— А… м-м-м… для себя, что ты… хочешь?

— Для себя? Прямо личный вопрос задаёте?

— К-хм… — он кивает.

— Да как и все, Леонид Ильич. Хочу, чтобы дети страной гордились, хочу передать им в руки огромную цветущую и счастливую страну. Детей, правда, ещё нарожать надо, но это уж мы постараемся.

— А… работать где?

— Работать пока в «Факеле» хочу. Там ещё много дел. А потом видно будет. Куда пошлют, туда и пойду.

— Я, кстати… сказал к-хм… Рашидову… что ты приедешь… скоро, чтобы… к-хм… помогал тебе с «Факелом»…

— Спасибо, Леонид Ильич! Это большое дело. Республики не очень хорошо идут на сотрудничество. Ещё бы Азербайджан продавить и Эстонию с Литвой.

— А тебе к-хм… палец не клади… — улыбается он. — Давай… к-хм… загляни в будущее. Чего там? Андропова что ли ставить?

— Андропова, — киваю я. — А за ним Медведева. Горбачёв молодой, активный, но слишком доверчивый и романтичный, обведут его буржуи вокруг пальца. Он из Германии войска выведет под честное слово, без бумаг, а те НАТО своё к нашим границам придвинут.

— Ротозей, — хмурится Ильич.

— Так он же ещё и сухой закон введёт, лозу вековую всю под нож пустит.

— К-хм… и дурак! Я его… э-э-э… специально на идеологию… к-хм… поставил, чтоб Андропова… у… равно… весить… к-хм… В общем… ухожу… на пенсию.

— В гости-то будете звать, Леонид Ильич? А то сердитесь на меня в последнее время.