Надо – значит надо! (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 17

— Выговор? Серьёзно?

— Да, запросто влепят. Тем более, начальник мой человек безобидный. Он только на первый взгляд неприятный, а так, вполне себе обычный весельчак.

— Ну, давайте, я ему всё объясню, если не хотите Романа Ильича посвящать в эти дела.

— Прекрати! — сердито ответила она…

Я прекратил, но осадочек остался, конечно…

В общем, служба идёт гладко за исключением небольшого напряжения с Белоконем.

— Брагин, стоять! — командует он, замечая меня перед казармой. — Это что за человек перед воротами?

— Родственник, товарищ майор.

— Родственник? — чуть наклоняет он голову. — Кто он тебе?

— Брат двоюродный, — пожимаю я плечами.

— А почему он каждый день сюда приходит?

— Он уедет уже скоро. Ну, приносит какие-то вещи необходимые. Недавно вот нитки закончились, так он в тот же день принёс.

— Какие нитки! Ты чё мне мозги канифолишь? Коньяк он притащил?

Блин, начинаются неудобные вопросы.

— Не сметь пи**еть!

— Так точно, — неохотно признаю я.

Врать внаглую не слишком хорошая идея. Майор прожигает меня взглядом.

— Ну не для личного же состава, — говорю я. — И не ради каких-то поблажек. Чисто от сердца. Что плохого? Коньяк отличный, между прочим. А что он от меня, никто и не знает. На состоянии боевой готовности это никак не отражается. Офицеры в любом случае найдут, где купить. А тут…

— Больше чтобы ничего подобного не было! Ясно?

Блин, как ясно-то? Я уже заказ получил и отправил распоряжения в Москву. И старшина, и старлей, и старший техник — все заказали. И на Белоконя тоже три бутылки велено посчитано.

— Я спрашиваю, ясно тебе⁈ — рычит начальник заставы.

От ответа меня избавляет подбегающий часовой.

— Товарищ майор, разрешите обратиться!

— Чего тебе, Дубинин?

— Там фельдфебель.

— Кто-кто? — щурится Белоконь. — Какой ещё фельдфебель? Ты с вышки что ли упал?

— Говорит, у него отправление. Ну… типа, как пакет… Предписание.

— Фельдъегерь что ли?

— Так точно, да, — подтверждает Дубинин.

— Ну, так пропусти! Документы проверь.

— Проверили уже, товарищ майор.

— Ну, давай, мухой. Сплошные чудеса. В общем, Брагин, заканчивай со своими подарками, ты понял? Нечего мне тут дисциплину разлагать. Я тебя спрашиваю, ты меня понял? В следующий раз разговор будет не таким приятным. В грудину и точка.

— Да разговор и сейчас не сказать чтобы очень…

— Товарищ майор, старший лейтенант внутренней службы Косягин прибыл для передачи отправления лично в руки.

Начальник заставы осматривает молодого фельдъегеря с ног до головы.

— Ну давай, Косягин, передавай, раз прибыл. Откуда отправление твоё?

— Виноват, товарищ майор, отправление лично в руки.

— И что мне сделать? — злится Белоконь. — Станцевать что ли?

— Виноват, отправление для рядового Брагина.

— Чего?

— Для рядового Брагина Е. А.

Лицо майора вытягивается. Он выражает крайнюю степень недоумения. Медленно поворачивает голову и как-то даже набок её наклонят. И внимательно так, изучающе, на меня смотрит.

— Это я, товарищ старший лейтенант.

Я достаю из кармана военный билет и протягиваю фельдъегерю.

Он сверяет данные, просит расписаться и убывает. А Белоконь всё смотрит и смотрит.

— Брагин, — наконец говорит он. — Может, ты выживший внук царя Николашки? Ты кто такой, что тебе лично фельдъегеря пакеты доставляют?

— Да, у меня жена на практике в какой-то конторе солидной, вот и прикалывается… Ну, шутит, то есть.

— В конторе? — кивает несколько раз начальник заставы. — Правда? Тут написано ЦК КПСС, общий отдел, лично в руки и совершенно секретно.

— Так все бумажки через них проходят, — пожимаю я плечами.

— Ну, бл*дь мне на заставе только Штирлицев не хватало, — качает он головой. — И комиссаров.

— Товарищ майор, а можно вы его сейчас возьмёте и у себя подержите, а я потом прочитаю, чуть позже? Ну, чтобы шумихи излишней не было. Зачем, чтобы…

— Хер там, боец, — резко отвечает он. — Свой навоз сам разгребай.

Он поворачивается и уходит. Я собственно, тоже ухожу. Иду за казарму и, вскрыв конверт из толстой бумаги, извлекаю несколько листов с отпечатанным на машинке текстом. На первой странице стоит красный штампик «Совершенно секретно». Начинаю читать.

'СУСЛОВ М. А. Ещё раз обращаю ваше внимание, товарищи, на вопиющий факт всплеска бандитизма в Ленинграде. В колыбели Великой Октябрьской социалистической революции происходят события, подобные тем, что мы не так давно уже обсуждали. Тогда Тбилиси, сегодня Ленинград. А что завтра? Москва и все остальные города Советского Союза? Мне кажется, в первую очередь это говорит об уровне руководства областью и Министерством внутренних дел. Не тот ли это рубеж, за которым встаёт тень анархии, пытающейся подорвать наши устои, наши традиции и коммунистические идеалы?

БРЕЖНЕВ Л. И. Вы, Михаил Андреевич, не сгущайте. Нужно хорошо во всём разобраться. Прежде всего разобраться, я подчёркиваю, товарищи. Нет ли здесь провокации. Нет, я не говорю, что обязательно было. Если товарищи считают, то я не защищаю, я присоединюсь. Но, повторяю, нужно очень внимательно изучить вопрос, прежде чем выносить.

СУСЛОВ М. А. Конечно, Леонид Ильич, мы ведь этого и хотим. Пожалуйста, Юрий Владимирович.

АНДРОПОВ Ю. В. У меня здесь, товарищи, докладная записка исполняющего обязанности председателя КГБ товарища Злобина на имя политбюро. В ней говорится, что митинг в поддержку польской «Солидарности», прошедший в Ленинграде, носит черты спланированной провокации с целью скомпрометировать и очернить Советский Союз в глазах всего мира. Об этом факте говорит то, что корреспонденты иностранных компаний оказались в нужное время и в нужном месте. К чести комитета госбезопасности стоит сказать, что им удалось вовремя среагировать и не допустить проведения митинга. Его организаторы были оперативно доставлены в соответствующие органы, но волна в так называемой свободной прессе, разумеется, поднялась. Всё это вызывает тревогу и заставляет задуматься. Как произошло, что Ленинград стал оплотом для антисоветских элементов? Почему именно в этом городе уже не в первый раз происходят события, которые отбрасывают…'

Дальше идут подобные выступления и речи. Я просматриваю наискосок все эти реплики и возгласы, полные негодования и проявления справедливого гнева. Так… так… так… Ага, вот…

« СУСЛОВ М. А. Есть предложение, учитывая выдающиеся заслуги товарища Романова, на первый раз ограничиться предупреждением, но обязать его провести тщательнейшую проверку и принять неотложные меры. Нас по-прежнему волнуют вопросы, как такое стало возможным и почему партийные органы буквально встали перед фактом проявления высших форм антисоветских действий. Также предлагается потребовать от министра внутренних дел товарища Щёлокова провести максимально детальное расследование. Самому же товарищу Щёлокову объявить строгий выговор и вынести рассмотрение его личного дела на ближайшее…»

Отстоять своего любимчика Романова деда Лёня отстоял, но ни о каком выдвижении уже речи быть не может. Ну, я и не сомневался, что опытные партийцы и аппаратчики сделают всё чётко и точно. Надо попытаться позвонить Пашке, узнать, как там всё прошло. Белоконь меня на переговорный пункт не отпустит, тут и к бабке не ходи… Значит, нужно съездить за Славой и уболтать её заехать на почту.

На обратной стороне последнего листа от руки написано: «По прочтении сжечь». Рядом с надписью стоит красный штампик «Совершенно секретно», такой же, как на первой странице. И есть ещё одна надпись, сделанная карандашом: «Завтра будем утверждать нового зав. отд. по науке». Против М. никто не возражает.

Я иду в курилку, прошу спички и сжигаю письмо и конверт. Парни смотрят с любопытством.

— От жены, — поясняю я. — Всегда письма сжигаю.

— А чё?

— Привычка подпольщика.