В плену пертурбаций - Фостер Алан Дин - Страница 37
- Предыдущая
- 37/60
- Следующая
Язычки пламени, судя по всему, оценили старания юноши: они подпрыгивали, вертелись волчком, распадались на мириады искорок, воспаряли под самые небеса. Тем временем жар сделался поистине удушающим. Джон-Том, представься ему подобная возможность, наверняка бы разделся, но не осмеливался ни отложить в сторону дуару, ни отвести взгляд от огнеликих любителей музыки. Те, похоже, были просто счастливы, однако их настроение могло в любой момент измениться.
Джон-Том со страхом думал о том, что случится, когда у него иссякнет запас песен; вдобавок он осознал, что язык уже еле ворочается во рту, а в горле пересохло.
– Я устал, – проговорил юноша. – Может, передохнем?
– Нет, нет, играй, играй! – Из огненной стены выплеснулся вдруг крохотный язычок пламени, который словно лизнул руку Джон-Тома, опалив при этом волосы на тыльной стороне ладони. Юноша отпрянул и поспешно заиграл новую композицию. Очевидно, заклинание Клотагорба потихоньку ослабевало, из чего следовало, что спасение напрямую зависит от того, как долго он сможет играть и петь. Джон-Том мало-помалу стал отчаиваться в успехе своего импровизированного концерта, и тут пламя исчезло! Внезапно, без малейшего предупреждения, пертурбация завершилась. Деревья вновь обернулись деревьями, камни – камнями, а путники обнаружили, что стоят на полянке посреди хвойного леса.
– Сорбл, поднимись и посмотри, виден ли где-нибудь огонь.
Филин послушно взмыл в воздух. Ему не понадобилось много времени, чтобы установить положение дел.
– Все в порядке, хозяин. Мир такой, каким был до пожара. Мы возвратились в действительность. Ничто не горит, кроме… – Сорбл указал крылом влево от себя.
Джон-Том выкидывал замысловатые коленца, словно исполняя некий невразумительный танец, и старался избавиться от дуары, отливающей цветом раскаленного добела металла. Наконец юноше удалось швырнуть инструмент на землю. Как ни странно, тот все же не загорелся, а какое-то время спустя остыл настолько, что стало возможным снова взять его в руки. Джон-Том оглядел дуару, пощупал еще теплые струны и произнес:
– Похоже, обошлось.
– Шикарный у тебя был видок, кореш, – заметил Мадж. – Знаешь, я видел загнанных лошадей, сам загонял до полусмерти разных там дамочек, но чтобы учинить такое с музыкальным инструментом… Да ты герой, приятель, тебе памятник ставить надо!
– Я всего-навсего слегка перебрал с песнями об огне. – Юноша погладил дуару и повернулся к чародею. – Сэр, помните, вы рассуждали о пертурбациях, которые могут быть нацелены точно на нас? Это как раз такой случай?
– Трудно сказать, – отозвался Клотагорб. – Я не ощутил в пламени какой-либо особой злости, что, впрочем, ничего не доказывает, за исключением, может быть, того, что с возрастом я теряю остроту восприятия. Тем не менее одно можно утверждать с полным основанием: вне зависимости от того, являлась эта пертурбация целенаправленной или нет, она была гораздо серьезнее предыдущих. По мере того как нарастает, если можно так выразиться, возбуждение пертурбатора, вносимые им в структуру мироздания искажения становятся, очевидно, все более радикальными. Я предлагаю организовать ночные дежурства, чтобы очередная пертурбация не застала нас врасплох.
– Я могу дежурить первым, – вызвался Колин. – Мне нравится ночь.
– А я вторым, – поторопился вставить Мадж. – По мне, так лучше пораньше с утра, чем попозже вечером.
– Значит, мне достается кладбищенская смена[5], – вздохнул Джон-Том. – Дормас, я разбужу тебя, когда подойдет пора меняться.
– Не забудьте про меня, – напомнил Сорбл. Судя по виду филина, эти слова дались ему нелегко: ведь храбрость отнюдь не принадлежала к основополагающим чертам его характера. – Я могу дежурить дольше всех, ибо ночь для меня – то же самое, что для вас день.
– Надо сказать Дормас, чтобы глаз не спускала с бочонка с вином, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – А как насчет вас, ваша расфуфыренность?
– Я величайший волшебник на свете, – высокомерно проронил Клотагорб, – не говоря уж о том, что никто из вас по интеллекту мне и в подметки не годится. Разумеется, я не могу отвлекаться на всякие пустяки.
– Я так и думал.
– Придержи язык, водяная крыса. Если тебе не терпится возглавить нашу экспедицию, я…
– Не стоит, ваше чудомудрие, – ухмыльнулся выдр. – Разве я похож на идиота?
– Если ты и впрямь не глуп, как пробка, – заявил чародей, – то должен понимать, что в триста лет спать нужно как можно дольше.
Утро следующего дня выдалось холодным и ясным. Колин зевнул, потянулся и окликнул товарищей, которые все еще нежились под одеялами и в спальных мешках:
– Эй, вставайте! Я развожу костер.
– Посмотрим, как у тебя получится, когда тебе сунут в зубы факел!
– Что? – Коала резко обернулся. Единственным, кроме него самого, поднявшимся в столь ранний час был Мадж. Выдр стоял на краю полянки и разглядывал лес. Колин произнес с угрозой в голосе:
– На первый раз прощаю, но только попробуй повторить!
– Чего? – озадаченно переспросил Мадж.
– Ничего. – Колин наклонился над заготовленной с вечера кучей хвороста и принялся складывать ветки на остывшем кострище.
– Ничего так ничего, – пожал плечами Мадж. – Набрать чегой-нибудь к завтраку? Ну там, ягод или орехов?
– Неважно, – последовал быстрый ответ. – Главное – мотай отсюда, а не то огребешь на орехи и ходить никуда не придется.
– Слушай, ты, – так и взвился выдр, – заткни свою поганую пасть!
Колин поначалу как будто не расслышал, однако, повернувшись, увидел, что Мадж в упор глядит на него. Коала прищурился, оторвался от своего занятия и спросил:
– Ты что-то сказал?
– Сказал, сказал, лопоухий. Ну-ка, признавайся, о чем ты толковал?
– Когда? – удивился Колин.
– Эй, вы, задиры, – проговорила Дормас, высовывая голову из-под одеяла, – если вам невтерпеж, идите в лес и орите там в свое удовольствие. Не мешайте спать!
– Смотри не проспи все на свете, мешок с костями!
Сна у Дормас как не бывало. Лошачиха вскочила и огляделась по сторонам.
– Кто это сказал? Ну-ка, покажись, умник!
Мадж и Колин были слишком заняты выяснением собственных отношений, чтобы обратить внимание на вопрос Дормас.
– Если тебе не нравится наша компания, – прорычал выдр, – вали на все четыре стороны. Обойдемся и без тебя. Эка невидаль – гадальщик на рухляди!
– Между прочим, у меня такое впечатление, что если кто-то из нас и вправду лишний, так это ты, паршивая водяная крыса!
– Неужели? – Мадж потянулся за ножом.
– Погоди, друг. – Раздражение Колина сменилось искренним удивлением.
– Еще чего! Я научу тебя, как надо себя вести!..
– Да погоди ты! – прикрикнул Колин. – Я ничего не говорил.
– Медведь не обманывает. – Спорщики обернулись и увидели Клотагорба, который, казалось, высматривал что-то в воздухе. – Хватит пререкаться. У нас новые неприятности. Просыпайтесь, просыпайтесь!
– А? – произнес сонным голосом Джон-Том. – Что стряслось?
– Вставай, Джон-Том.
– И так всегда? – спросил Колин у своего недавнего противника, разглядывая юношу.
– Почти, – признал со вздохом Мадж. – Знаешь, он иногда пригождается, ну, как вчера, но лентяй страшный. Хлебом не корми, дай тока подремать.
– Мадж, я все слышу, – заметил Джон-Том, натягивая рубашку. – Уж кто бы говорил насчет лентяя!
– Замолчите! – велел Клотагорб, повернулся и направился к дереву, на ветке которого нес дежурство бдительный Сорбл. – Ты никого не видел?
– Нет, хозяин, но я что-то почувствовал. Я хотел вас разбудить, но потом решил, что не к спеху, благо дело все равно шло к рассвету.
– Молодец, – похвалил филина Клотагорб. – Мои наставления все же не прошли для тебя даром. Ты научился подозрительности.
– Да что происходит? – воскликнул Джон-Том. Юноша поднялся и теперь мотал головой, прогоняя остатки сна.
Чародей открыл было клюв, чтобы ответить, но тут послышался визгливый, насмешливый голос:
5
Кладбищенская смена (амер.) – жаргонное название времени суток от полуночи и далее
- Предыдущая
- 37/60
- Следующая