Триумф душ - Фостер Алан Дин - Страница 48
- Предыдущая
- 48/60
- Следующая
Эхомба ответил, не отрывая взгляда от заживающей руки:
— Болезнь вроде той, что у тебя на руке.
Симна растерянно заморгал.
— А как она называется?
— Это не определенная болезнь, а недуг как таковой. Я сам, Симна, не совсем уверен, что это было. Но в том, что случилось с тобой, не ошибся. Я тоже, когда бросился к тебе на помощь, почувствовал симптомы. Если бы мне не удалось справиться с этой заразой, мы бы все погибли.
Симна еще испытывал слабость, поэтому присел на скальный выступ. Стоящий рядом Хункапа пристально вглядывался в крутые склоны, открывавшиеся вдали. Алита, развалившись на солончаке, грелся на солнышке.
— Но бабочка? — Симна резко повернулся к Этиолю. — Постой, я вспомнил — ты чем-то намазал мне руку. От этого я излечился.
Пастух кивнул:
— Снадобье Мерубы. Она говорила, что эта мазь хороша для лечения порезов и царапин, ожогов и уколов. Когда я догадался, что случилось с тобой, то сразу вспомнил о ее лекарстве. — Он указал на кисть северянина. — Как видишь, помогло.
Симна бережно поддерживал здоровой левой рукой правую, выздоравливающую, и легонько ее поглаживал.
— Насчет руки понятно, но что ты скажешь о бабочке? Та пакость, что мне померещилась вначале, ничуть не была похожа на бабочку.
Пастух кивнул:
— Меруба славится своими снадобьями. Говорят, что, если пользоваться ими как надо, можно вылечить что угодно. Вот я и воспользовался. — Он бросил взгляд на север. — Чем бы ни было то, к чему тебя угораздило прикоснуться, мы вылечили и его.
— То есть убили, — прошептал Симна. Высвободив выздоровевшую руку, северянин принялся энергично ею махать.
— Болит? — озабоченно поинтересовался Эхомба.
— Трясется. Как сердце после трехдневной пьянки. Но по крайней мере она мне уже подчиняется.
Симна поднялся с камня.
— Все-таки здесь чертовски жарко. — Он кивком указал на вздымавшиеся впереди обрывистые утесы и добавил: — Ничего, скоро пойдем по холодку, отыщем воду.
Издали Карридгианский хребет казался неприступным, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что пересечь его проще, чем горы Хругара. Глубокие ущелья позволяли не штурмовать самые высокие пики и с большим удобством добраться до перевала.
Где снег, там и вода. По каньонам бежали стремительные горные ручьи и даже небольшие речушки. Эхомба удовлетворенно улыбался — теперь можно не экономить воду. Жара, которая изматывала путников в Выжженных землях, тоже отошла в область воспоминаний.
Постепенно хилая травка и жалкий кустарник сменились соснами и мамонтовыми деревьями, пихтами и каури, и настала минута, когда путешественники вдруг обнаружили, что уже идут по лесу. Расставание с жарой живительно подействовало на всех, но больше всего радовался Хункапа.
Когда они поднялись до альпийских лугов, их окутал туман, спустившийся с перевалов. Склоны были усыпаны цветами, переливающимися всеми оттенками алого, чайного и лимонно-желтого цвета. В тумане они упрямо поворачивались в сторону невидимого солнца и от этого казались живыми.
Вскоре туман стал таким густым, что даже черный левгеп опасался сбиться с пути. Путешественники решили спуститься пониже и пойти вдоль горного потока, прорезавшего склон. Хотя ничто вокруг не таило в себе угрозы, Эхомба то и дело с беспокойством оглядывался по сторонам. Заметив это, Симна спросил:
— Эй, долговязый братец, что с тобой? Ты что-то увидел?
— Нет, дружище, дело не в этом. — Пастух провел языком по губам. — Я… Я кое-что вспоминаю. — Он повел рукой вокруг. — Этот туман.
Симна пожал плечами.
— Туман как туман. Плотный, конечно, но все равно только туман. И что?
— Я его помню!
Северянин не удержался от смеха.
— Эх, Этиоль, человек помнит опасности, которых ему удалось избежать, и женщин, которых любил. Он помнит долгие тихие рассветы и веселые ночки. Но никто не помнит туман.
Эхомба промолчал. Он чувствовал что-то — не в воздухе, а просто вокруг. Какое-то маленькое воспоминание… Он пытался вызвать его из глубин памяти. Симна был прав. Что такое туман? Всего лишь капельки влаги, висящие в воздухе, слишком слабые, чтобы подняться до облаков, и слишком ленивые, чтобы пролиться дождем. Как можно «помнить» столь обычное и мимолетное явление природы?
Внезапно его осенило. Это был не туман, а Туман, тот же самый, который еще в самом начале путешествия пытался заставить его повернуть домой. Эхомба столкнулся с ним, едва покинув родную деревню. Как же давно это было! Туман тогда тоже сгущался медленно, словно преследуя его. Там, на берегу, ему удалось вырваться из его объятий; но теперь Туман настиг его здесь, в заморских краях.
К Эхомбе приблизилась огромная намокшая шуба, оказавшаяся Хункапой Аюбом.
— Этиоль, Хункапа не может идти. Ноги Хункапы не слушаются.
Из тумана впереди донеслось грозное рычание. Несмотря на свою огромную силу, исполинский кот тоже еле-еле продвигался вперед. Даже мощные лапы с длинными когтями не помогали ему.
Оба человека тоже остановились. Не обращая внимания на ругательства, которыми разразился Симна, пастух собрался с силами и попытался шагнуть вверх по склону. Не вышло. Впечатление было такое, будто увяз в грязи. Каждый шаг давался с большим трудом. С такой скоростью они будут несколько лет штурмовать хребет. Эхомбе казалось, будто его обернули во влажную простыню, не очень тяжелую, но заметно сковывавшую движения.
Он наклонился вперед, пытаясь продавить преграду собственным весом. Упругая сырость чуть подалась, потом потянула его назад. Повторялось то, что было тогда возле деревни.
— Возвра-а-а-ащайс-ся… — услышал он. Это была тень слова, призрак голоса, и ветер сразу развеял его.
Эхомба невольно огляделся по сторонам, но ничего не увидел, кроме цветов и тумана.
Он заставил себя сделать еще один шаг. Он наклонился еще ниже, уперся ногами в землю, пытаясь одолеть непонятную силу… Тщетно.
— Возвра-а-а-ащайс-ся… — прошелестел призрачный голос.
У него не было определенного источника, казалось, он звучит отовсюду. Что же делать? Будь это человек, пусть вооруженный, Эхомба знал, как поступить.
Он попытался различить в тумане лицо, глаза, рот — что-нибудь, на чем можно сосредоточить взгляд. Но видел только туман, мимолетный, вездесущий…
— Почему я должен вернуться? — осторожно спросил Эхомба, глядя во влажную серость.
Умирающий шепот откликнулся:
— Возвращайся… Ступай домой… — Капельки влаги осыпали лицо пастуха. — Тебя ждет беда… Ты обречен на страдания, твое упорство тебя погубит, остаток дней ты проведешь в ледяной пустоте. Возвращайся в свою деревню, к семье. Возвращайся, пока не поздно. Пока не погиб…
Этого не будет, решил Эхомба. Уже дважды его заставляли выслушивать эти речи. Сначала — от провидицы, затем — от собаки.
Вскинув руки, словно защищаясь, пастух медленно описал ими круг, словно взывал к небесам.
— Красавица уже пророчила мне такую судьбу. И собака тоже. Я не послушался их тогда. Не буду слушаться и сейчас!
Симна подобрался к другу и осторожно напомнил:
— Этиоль, мужчине не пристало сражаться с погодой!
Эхомба взглядом постарался предупредить его, чтобы он не вмешивался. Пастух был готов сразиться с туманом, иначе ни он, ни его спутники никогда не освободятся от его жутких объятий.
Эхомба обнажил из ножен меч из небесного металла. Волшебная сталь сверкнула, и тысячи искорок пронзили сгустившийся туман. Преодолевая сопротивление, пастух с усилием поднял меч и принялся крошить белесую мглу.
Результат не заставил себя ждать.
Отрубленные клочья тумана упали на землю. Они корчились, извивались, словно пытаясь вновь воссоединиться с основной массой, и на глазах испарялись. Громкий рев огласил горы, со склонов налетел сильный ветер. А может, это был вовсе не ветер? Эхомба на мгновение растерялся — неужели туман способен чувствовать боль? Не важно, работа должна быть завершена, и только ему это по силам.
Призвав на помощь все свое умение, Эхомба начал очищать пространство вокруг себя. Потом, освободившись, принялся прорубать тропинку к Симне. Затем — к Хункапе и Алите.
- Предыдущая
- 48/60
- Следующая
