Что, если? (СИ) - Резник Юлия - Страница 4

– М-м-м?

– Сначала тебе бы не мешало сделать меня честной женщиной.

В квартире, которую Имана снимает на пару с бывшей одногруппницей, дым стоит коромыслом. Это еще на подходе понятно – шторки ведь никто закрывать не стал, а их дом до того осел, что Имане даже голову задирать не нужно, чтобы разглядеть происходящее в покосившемся мутном окне.

Набрав в легкие побольше колючего морозного воздуха, девушка заходит в темный подъезд. Преодолевает шесть скрипучих ступенек и толкает дверь. Проход заставлен чужой разномастной обувью. Чтобы пройти, Имана пинает в сторону чьи-то ботинки. И морщась от боли, стаскивает с себя куртку.

– О, народ, Имана пришла! – кричит Катя. – Давай скорей к нам за стол.

– Нет, Кать, сегодня без меня. Мне с утра на работу.

– Так мне тоже, – задорно смеется приятельница, подталкивая Иману в сторону кухни. – Рассказывай, как все прошло. Парней ты знаешь. Иван, Акын. Игорь Сергеевич.

Все менты из отдела, куда Катя устроилась на работу сразу после окончания школы полиции. Имана кивает собравшимся. Соскальзывает взглядом на накрытый веселенькой клеенкой стол. Похоже, ее соленья пошли на ура под водочку и подгоревшую картошку. На разномастных тарелках подсыхают шкурки от помидор и остатки купленного в кулинарии салата. Имана с трудом прячет брезгливость и упирается немигающим взглядом в соседку. Глаза той возбужденно блестят. Катьке всего двадцать два, но она уже выглядит как битая жизнью тетка. Имана же помнит ее другой: смешливой и очень мечтательной.

– Ну пойдем со мной на собеседование! Ну пойдем, а? Ты представь, сколько там мужиков! Найдем себе какого-нибудь начальничка. Замуж выскочим, – смеялась Катя, вертясь перед зеркалом. И вроде же немного она хотела: встретить того самого, выйти замуж, родить ребенка. Немудреные бабьи мечты. Но то ли слишком активно Катюха принялась воплощать их в жизнь, то ли ей просто не повезло, но как-то очень быстро все не туда свернуло. Один неудачный роман с коллегой сменился другим, тот тоже ничем не закончился, ну а потом как-то стремительно и одновременно с тем незаметно за Катькой закрепилась слава гулящей, а с таким реноме в их краях… Ну какой замуж?

– Так, значит, штрафную, – тянет губы в улыбке тот самый Игорь Сергеевич.

– Я не пью.

– Да ладно. Мы по писюрику, и по домам, – стоит на своем.

Имана бросает взгляд на массивные спортивные часы. Уже одиннадцатый. Дома этого хряка наверняка заждались. Жена, и кто там у него? Сын? Дочь?

– Мне завтра рано вставать.

Обычно Имана старается не выделяться. В какой-то момент она поняла, что так гораздо проще существовать с людьми бок о бок. Напряглась, изучила их поведение и научилась мимикрировать под нормальную. Но иногда, вот как сейчас, притворяться нет никаких сил.

Она встает и, не прощаясь, выходит из кухни. В спину летит издевательское «ты ж гля, какая цаца!». Не то чтобы она прислушивалась…

Слава богам, в бойлере есть горячая вода. Имана спускает ее всю подчистую. Моет голову, трет тело мочалкой, пока кожа не становится ярко-красной. И не расслабляются напряженные до легких судорог мышцы. Тело потихоньку отогревается. Пока Имана все провернула – замерзла, просто кошмар. Хорошо, не зря она все затеяла.

Завернувшись в теплый халат, девушка выходит из санузла и прячется за дверью спальни. В бараке тепло. Раньше на совесть строили. И даже через покосившиеся окна не дует – по осени они забили щели пенькой, а потом еще и прошлись шпатлевкой.

Имана валится на кровать. Спа-а-ать. Да только на таком адреналине хрен ведь уснешь. А тут еще дверь открывается… Имана просовывает руку под подушку, где хранит дедов нож, но это всего лишь Катя.

– Ну и какого хрена ты из себя опять невесть что корчишь?

– А ты?

– Будешь мне морали читать?

– Не планировала. Ты и сама все знаешь.

К ужасу Иманы, соседка начинает рыдать. Оседает на пол у ее кровати. Лбом утыкается в край матраса. Имана купила новый – хороший, ортопедический. Потому что когда есть возможность с комфортом выспаться, грех не использовать такой шанс.

Чем утешить Катю, Имана не знает. У нее вообще все сложно с эмоциями. Она знает, как выживать, она обучена читать по следам, ориентироваться по звездам, делить территорию с диким зверем, как-то с ним уживаться… Но это ведь совсем другое. Не то, что ей может пригодиться сейчас.

– Как думаешь, я Ваньке совсем не нравлюсь?

– Без понятия.

– С тобой не поговоришь, – смеется Катя сквозь слезы. – Все время забываю.

Имана делает над собой усилие:

– Я думаю, если ты ему нравишься, он сам что-то предпримет. Тебе не нужно это все… – неопределенно машет рукой.

– Да. Да… Не нужно.

– Мужчине важно чувствовать, что он завоеватель. Просто не будь легкой добычей.

Катя кивает. Размазывает по лицу сопли. И потом сквозь слезы смеется:

– Тебе-то откуда знать? Ты же и не встречалась ни с кем, советчица.

На это Имане сказать нечего. Потому она и молчит. Катя, удовлетворенная тем, что последнее слово остается за ней, нехотя соскребает себя с пола. А уже у двери вдруг вспоминает:

– Так что там с работой?

– Работа как работа. Посменная.

Вот и весь разговор. Катя уходит. Из-за двери доносится шум воды, Катькин визг – ну еще бы, вода, небось, ледяная, а потом отборный такой, трехэтажный мат. Имана прячет голову под подушку. Та вкусно пахнет травами. Можно закрыть глаза и представить, что она в дедовом доме. Обычно это успокаивает. Но сегодня мысли разбегаются. Имана ведет ладонью по предплечью. Надо же. Он ее пробил… Перед глазами мелькают воспоминания о том, как это было. Вот открывается дверь, вот показывается его темный затылок. Полоска смуглой кожи над кипенно-белым воротничком. Хищный профиль. Вживую она видит его в первый раз. И потому так странно, что ей знакома, кажется, каждая черточка, каждая морщинка на его лице.

Дерется он хорошо. Понимает Имана это чуть ли не с гордостью. Жаль, этот навык спасает, лишь когда на тебя идут врукопашную. А кто сейчас станет так заморачиваться? Есть ведь и более верные средства.

Имана проваливается в сон. Яркий свет искрит на снегу и идет, кажется, отовсюду сразу, без какого-то определенного источника. По заснеженной последним снегом тайге несется черный кортеж. Четыре машины. Одна за другой, сохраняя минимальную дистанцию, как и положено по инструкции, чтобы никто не мог вклиниться. Сворачивает на незаметный съезд, сбрасывая скорость. С ветки на ветку скачут отощавшие за зиму белки. Снег с веток осыпается под их лапками. Искрится на ярком солнце бриллиантовой крошкой. Первая машина проскакивает, активируя взрывное устройство. А вторая – взлетает на воздух. Имана это видит со стороны. Будто боевик на большом экране 3D-кинотеатра. Ей в голову на отчаянной скорости летит вырванный с корнем капот. Она уворачивается и в ужасе подскакивает на кровати.

Любой другой человек на ее месте подумал бы, что это сон.

У Иманы на этот счет другое мнение. Именно поэтому она здесь. В этой точке.

Футболка, которую она надела вместо ночной рубашки, мокрая насквозь от пота. Сердце в груди подпрыгивает так, что ребра трещат.

Имана бросает взгляд на часы. Пытаться снова уснуть нет смысла. Вместо этого она плетется в душ. Заваривает себе чай, а пока тот настаивается, сгребает в объемный рюкзак вещи, которые ей могут понадобиться. Их у нее немного. И если кто и сунет в них нос – ничего нового про Иману не узнает. Здесь нет ни фото, ни дорогих сердцу безделушек. Все, что ей дорого, остается в памяти. Это самый надежный банк.

Имана уходит, не дожидаясь, когда Катя проснется и начнет ее допрашивать. В идеале она бы предпочла вообще сюда не возвращаться. Но охране Глухова полагаются выходные.

В такси Имана прикрывает глаза и опять возвращается к событиям вечера. Надо бы забрать свой глок. И снарягу, которой она воспользовалась, чтобы спуститься с горы. А потом и снегоход отогнать. Если этого еще не сделали. Она его бросила под сооруженным на скорую руку навесом из еловых лап. Так просто не найдешь, но если поискать прицельно – очень даже. Они будут искать. И снегоход, и на нее информацию. По этому поводу Имана, кстати, не переживает совершенно. По документам ею до поступления в школу полиции опекалась двоюродная тетка. А если копнут дальше… Значит, так тому и быть. В некоторой мере Имана фаталистка. Но она также верит в то, что судьбу можно корректировать. Собственно, если бы не это, ее бы здесь не было вовсе, а так…