Что, если? (СИ) - Резник Юлия - Страница 13

Отложив пистолет, как она тогда, в его кабинете, Глухов ведет бровью.

– Вы все равно не поверите, если расскажу… – пожимает плечами Имана, в очередной раз безошибочно угадав его мысли. Это Германа напрягает. Стиснув зубы, он подходит к ней. А Имана вдруг склоняет голову на сложенные на столе руки и едва слышно шепчет: – Что-то мне хреново.

– Кончай ломать комедию. Это не сработает.

– Да какие уж тут комедии…

А ведь и правда ее голос звучит как-то глухо. Герман настороженно касается плеча пленницы:

– Эй!

А она горячая, как гребаная печка. Нет, при желании и такое, наверное, можно симулировать, но… Она же была на виду. Он с нее глаз не сводил. Так какого же черта?!

– Что тут, мать его так происходит? – влетает в комнату Михалыч и резко останавливается, комично приоткрыв рот.

– В скорую звони, – командует Глухов.

– Ты че, ее… – задыхается.

– Коль, ты, блядь, спятил?! Звони, говорю, херово ей.

– Как ангина? – недоумевает Глухов, глядя на уставшую фельдшерицу.

– Вот так, – пожимает плечами та, не отрываясь от своих бумажек. – Клиническая картина однозначная. Следуйте назначениям, и через пару дней состояние пациентки улучшится.

Герман косится на Иману, лицо которой на фоне белоснежной наволочки кажется серым, и с сомнением закусывает щеку:

– Вы уверены, что ей не нужно в больницу?

– Зачем?

– Легкие просветить, например! У нее температура под сорок, сами же мерили.

– Высокая температура при ангине – норма. Легкие у пациентки чистые. Я послушала. Вот это, – тычет пальцем в бумажку – купите и сразу же начните принимать. Ну и про полоскания не забывайте. Это важно. Сложно будет только первые три-четыре дня.

Герман переглядывается с начбезом и от души чертыхается. В таком состоянии пытать Иману не только негуманно, но и бессмысленно. А между тем время катастрофически быстро уходит, играя на руку его потенциальным врагам.

Пока он размышляет, что делать, фельдшерица собирает свой чемодан и откланивается.

– И что теперь? – растерянно интересуется Михалыч, потирая широкой ладонью плешь.

– Ума не приложу, – бурчит Глухов.

– Оставишь ее здесь?

– А у тебя какие предложения? Может, выгоним ее в таком состоянии за ворота?

– Да я ж не к этому, Герман Анастасыч!

– А к чему? – рычит Глухов, которого все сильнее напрягает сложившаяся ситуация. Ну, никак он не может отделаться от ощущения надвигающейся катастрофы. Но понятия не имеет, откуда она нагрянет.

– К тому, что мы вообще не знаем, что у этой девки на уме! А она с тобой под одной крышей.

– И? Девчонка еле на ногах держится. Кстати, вот… Пошли кого-нибудь в аптеку.

Глухов протягивает начбезу рецепт, а как только тот уходит, подходит к кровати. Имана спит. Глазные яблоки под веками быстро-быстро бегают. Бледные губы чуть приоткрыты. Лицо страдальчески сморщено. Будто боль в горле не отпускает ее даже во сне.

– Деда, дед…

– Тщ-щ-щ! Молчи. Не напрягай горло.

Да только кто бы его послушался! Девчонка в беспамятстве мечется. И то бормочет что-то, то жалобно всхлипывает, беспокойно дергая руками. Она сейчас выглядит совсем маленькой и беззащитной. И, наверное, от этого в Глухове включается мощный защитнический инстинкт.

Герман ловит руки Иманы и осторожно, чтобы она себя не поранила, прижимает их к туловищу. Девчонка дергается, будто в попытке встать. Рубашка, в которую он ее переодел перед приездом врача, расходится, демонстрируя простой трикотажный топ, под которым отчетливо просматриваются розовые сморщившиеся от озноба соски.

– Деда… Я упаду… Упаду!

– Тихо. Все хорошо, – шепчет Герман, застегивая пуговички. Имана хватает его за худи и тянет на себя. – Все хорошо, не бойся, – повторяет Глухов растерянно.

– Все равно страшно.

Она не отпускает его. Приходится лечь рядом. Свои действия Глухов оправдывает тем, что в бреду девчонка может заговорить, а он тут как тут. Не придется даже прибегать к более жестоким методам. Этого Герман хочет избежать всеми силами. Но с другой стороны, если придется, он ни перед чем не остановится. Потому что на кону сейчас запредельно высокие ставки.

– Гер… – окликает Михалыч.

– Иду, – тихонько встает, выходит из комнаты.

– Ребят в аптеку послал. А теперь, Христа ради, расскажи, что тут у вас случилось.

Герман кивает на соседнюю с гостевой комнату, где как раз располагается его кабинет. Михалыч тяжело опускается в кресло, Глухов идет к бару, чтобы налить себе коньяка. И пока начбез прокручивает записи камер видеонаблюдения для полноты картинки, подробно рассказывает ему свою версию произошедшего.

– Как будто и впрямь совпадение, – резюмирует Михалыч.

– Как будто, – соглашается Глухов. – Но что-то с ней не то, Коль.

– Я уже и в школу полиции, где она училась, ездил. И с ее одногруппниками говорил…

– И что узнал?

– Да ничего нового. Только положительные характеристики.

– Это ни о чем не говорит, – фыркает Герман, остервенело растирая лицо.

– В том-то и дело. Дальше тоже копал. Мать у нее была непутевой, растила тетка.

– И дед, – вспоминает Герман девчоночье бормотанье.

– И дед, да. Здешний, но местные не особенно его помнят. Он в дремучей глуши жил. Ни с кем особенно не общался…

Михалыч еще хочет что-то добавить, но его прерывает громкий вой.

– Жизни нам не даст эта зверюга, попомни мои слова, – досадует Михалыч, крепко выругавшись.

Глухов равнодушно кивает. А сам думает о том, как бы ему по своим каналам Иману проверить. Не хотел он прибегать к этой теме, чтобы не привлекать к ней ненужное внимание, но теперь, видно, придется. На проверку уйдет несколько дней. Если все будет хорошо, к этому моменту девчонка как раз поправится.

С другой стороны, велик риск, что с Иманы уже не слезут. А ведь он до сих пор не уверен в том, что хочет ее в это впутывать.

В конечном счете Герман решает дать девке последний шанс. Если ей обозначить расклад, возможно, она сама заговорит как миленькая. Осталось только дождаться, когда температура спадет. А это, если верить врачам, три-четыре дня всего. Ну что за них может случиться?

– Николай Михалыч, здесь таблетки вот… – рапортует один из парней от двери. – Одних не было, я взял аналог. Это лучше, чем ждать, когда привезут нужный препарат. У них раз в неделю поставки.

Юра, а это именно он, показывает, о каких таблетосах речь.

– Надо бы ей их принять, как думаешь? Может, Татьяну Ивановну разбудить? – предлагает Михалыч.

Глухов отрицательно дергает головой. Он не видит никакого смысла в том, чтобы будить экономку.

– Я сам. Уже поздно, Коль, езжай домой.

– Шутишь? И тебя с ней оставить?

– Ну, ты уж не перегибай. В таком состоянии она не опасна. Лучше поищи на нее еще чего-нибудь интересного.

Наверное, что-то по его лицу прочитав, Михалыч не берется спорить.

– Как хоть твоя встреча прошла? Она видела, с кем ты общался?

– Из машины? Ну, нет. А встреча… Нормально прошла, Коль. Есть с чем работать.

– И то хорошо.

Когда Михалыч уходит, Герман возвращается в гостевую, где теперь непонятно на какой срок поселилась Имана. Пока его не было, она сгребла отброшенное в сторону одеяло и зарылась в него, как в кокон.

– Эй! Отдай. Тебе нельзя кутаться.

– М-м-м…

– Давай лучше вставай. Надо прополоскать горло. И таблетки выпить.

К удивлению, его команду Имана исполняет без разговоров. Садится резко, словно марионетка, которую потянули за ниточки, спускает ноги на пол. А вот сил подняться ей не хватает.

– Так, сиди!

Герман убегает, чтобы сначала развести раствор. И только когда все готово, возвращается к Имане.

– Сначала таблетки, – выдавливает пилюли на ладонь. Девчонка послушно тянется губами к его руке. Касание обжигает. И не только тем, что ее губы горячие, как кипяток. Просто как-то неожиданно она это делает… слизывает и пытается сглотнуть. На глазах выступают слезы. – Больно.