О нём (СИ) - Резник Юлия - Страница 24

Умиротворенную пастораль сонного утра стремительно заливает алым. Цвет идет от углов, пропитывает край и устремляется к центру нежной акварели, словно кто-то перевернул банку с маслом.

Сдержать собственный темперамент стоит всех сил. Отчаянно визжат тормоза, в ушах свистит ветер и наотмашь по лицу лупит.

Ярость, ревность, желание во что бы то ни стало подчинить и наказать за саму мысль об этом выжигает нутро до черных обугленный краев. Дышать нечем. Процесс горения напрямую высасывает кислород из легких. И, кажется, я еще не сдох лишь потому, что все это время дышу сыном. Вдох – тальк присыпки, детского белья и мо-ло-ка – выдох. Вдох – выдох.

Прежний я схватил бы ее за волосы, утащил бы в свою берлогу и посадил под амбарный замок.

Новый я пытается, сука, войти в положение.

Вдох – тальк присыпки, детского белья и мо-ло-ка – выдох.

Погладить хрупкую спинку сына. Опять коснуться губами лобика. Напомнить себе, что я виноват перед этой девочкой. А значит, некого винить, что в итоге она не вывезла.

– Наверное, я плохо объяснил. Повторю…

– Муса, – шепчет она. – Я все понимаю, правда. Дело в другом. Я просто не хочу…

– Чего не хочешь? – цепенею. Кровь в венах кипит. Действительно кипит, оказывается, это не дурацкое расхожее выражение. Кипит, сворачивается и оседает безобразными грязно-рыжими ошметками.

– Жить, как жила. Отдай мне, пожалуйста, Умара. Он уже, наверное, проголодался.

Она тянет руки. Я отступаю на шаг, сильнее прижимая сына к груди.

– У тебя кто-то есть?

– Ты спятил?

Глаза Динары округляются. Словно мой вопрос ее на самом деле шокировал. Голубая венка на шее дрожит.

– В том спортзале, куда ты таскаешься, да?

– Ты за мной следишь? – ахает и прикрывает ладошкой рот.

Не то, ой, не то ты мне отвечаешь, девочка. Подумай, блядь, еще раз. И исправься. Не доводи до греха…

– Отвечай.

В глазах Динары ужас. На висках хрустальным бисером собирается пот.

– Отдай мне ребенка. И прекрати нести чушь! В зал я хожу, потому что он недалеко от дома, а я хотела привести себя в форму, чтобы… – Динара осекается. Поджимает дрожащие губы и опять тянет руки к Умару: – Пожалуйста. Ты меня пугаешь. Отдай мне сына.

– Ты не договорила. Чтобы…

– Чтобы тебе нравиться, доволен?! – взрывается Динара и агрессивно выдергивает из моих рук Умара. Чтобы ему не навредить – отдаю. – Теперь это неважно, – шепчет, пряча лицо у мелкого на плечике.

Так, ладно. Я все же переборщил. Но она тоже хороша – «дай мне развод!».

Прихожу в себя. Приглаживаю ощетинившиеся нервы.

– Ты вроде… кхм… в порядке.

Сползаю взглядом по безразмерной толстовке, которая скрывает все, к точеным ногам. Если Динара и поправилась, то это совершенно незаметно. Меня нездорово швыряет от одной темы к другой. Динара вскидывает длиннющие ресницы. В ее глазах – надежда, которую ей не удается скрыть. Девочке хочется мне нравиться. Тут между нами все как в старые добрые времена, что бы она там ни говорила.

О разводе, блядь.

Значит, на это и надо давить. Чтобы она выбросила из головы эту блажь. Здесь не подойдут безотказно работающие прежде схемы. Вглядываюсь в ее лицо. Ощупываю плечи и проступающую под флисом грудь. Наверное, главные изменения, которые с ней случились, произошли действительно не с телом. Динара повзрослела. Изменилась. Что-то для себя решила… И я, конечно, мог бы через коленку сломать ее сопротивление, но зачем мне марионетка рядом?

– Когда у Умара следующий сон? – спрашиваю нейтральное.

– Сейчас покормлю, и сразу. А что? – взволнованно облизывает губы.

– Хочу тебя разглядеть.

Щеки Динары розовеют.

– Это вряд ли, Муса. Я ведь не пошутила насчет развода.

Да что б ее. Стискиваю зубы, отворачиваюсь к окну. Ну кого она обманывает? Мне стоило только на постель намекнуть, как она вспыхнула. И хорошо. Ее реакции позволяют держать мои под контролем.

– Обоснуй. И покорми уже сына!

Динара послушно садится в кресло, отвернутое к окну. Вжикает молния. Шуршит одежда, и следом я слышу, как Умар начинает есть. Делает он это очень шумно. Звонко чмокает, тихонько рычит, шумно сглатывает. Я жмурюсь, это, оказывается, такой кайф…

– Какие обоснования тебе нужны? Ты же сам меня не хотел.

– Это неправда.

Я обхожу кресло сзади и буквально впиваюсь взглядом в открывшуюся мне картину кормления. Динара смущается. И даже дергается к пледу, чтобы прикрыться, но потом заставляет себя расслабиться.

– Ой ли? – улыбается грустно. – Ты даже влюблен в другую.

– Бред! Слушай, давай так – да, изначально все решили за нас. Да, я не сразу понял, что из этого может выйти что-то стоящее...

– Ты отослал меня в момент, когда был больше всего мне нужен. Говоришь, что сумеешь меня защитить, но кто защитит меня от тебя, кто, Муса? От боли, которую ты мне причиняешь? Ведь ты мог со мной объясниться. Я бы все поняла, честно… Но ты, как и папа, предпочитаешь держать меня в неведении относительно тех моментов, которые касаются моей жизни напрямую! Что мне остается в этой неизвестности? Изводить себя… тебя страхом, да, но еще больше – домыслами и ревностью. Я не могу так больше. Мне не нравится женщина, в которую я превращаюсь рядом с тобой. Мои мечты были совсем не об этом! Знаешь, я никогда ведь в себе не сомневалась. А теперь… Я так загоняюсь! Ты делаешь меня несчастной. А я в ответ, наверное, делаю несчастным тебя. И, конечно, тут даже спорить не буду, традиции – штука серьезная. Но стоит ли им подчинять свое будущее? Ты же еще можешь… наверное, вернуть свою любовь, а я…

– Что ты?

– Ну, точно не вляпаться в кого-то из спортзала, – смеется сквозь слезы Динара. – Я имею в виду то, что жизнь слишком кротка, чтобы растрачивать ее на нелюбимых.

Пристально глядя на жену, просовываю руку в карман. Моя девочка действительно стала совсем уже взрослой. Жизнь рано ее опалила, я… не уберег. И мне мучительно хочется вернуть ее ту, прежнюю, хоть на миг.

Умар отпочковывается от опустевшей груди. Динара чмокает сына в носик, переворачивает и прикладывает к полной. У меня во рту сохнет от острой жажды. Она поднимает на меня огромные глаза. В них покой и лёгкая насмешка женщины, которая хлебнула больше, чем нужно. Ее глазам не идет цинизм.

– Скажешь, я неправа?

– Почему же? Права, и во многом. Но некоторые моменты я все же считаю важным уточнить.

– Ну, – откашливается. – Попробуй.

– Первое. Я тебе не изменял. Никогда. Ни разу. Ни единым способом из всего обилия вариантов. – Болезненное недоверие Динара прячет за частоколом длинных ресниц. Но потом все же находит в себе смелость взглянуть на меня прямо. – Старую добрую дрочку выносим за скобки, – уточняю я, желая ее смутить. И получается… Щеки Динары мучительно краснеют.

– Второе. И последнее. Единственная женщина, с которой я вижу себя в будущем – это ты. Мы действительно не с того начали. Я допускаю, что где-то можно было поступить по-другому. Однако я искренне верю, что меня полностью оправдывает тот факт, что я до усрачки боялся тебя потерять. Перед глазами был пример твоего отца, Динара. Я бы спятил, если бы не исключил для вас малейшие риски. За это извиняться не буду. Как не буду и обещать делиться с тобой за ужином дерьмом, с которым мне придется иметь дело на работе. Ты знаешь, что это невозможно.

– Знаю, – часто-часто кивает она.

– Но я постараюсь…

– Перестать думать обо мне как о маленькой безмозглой девочке?

– Слушай, давай откровенно. Я не изменюсь. Я был, есть и буду…

– Очень сильным мужчиной?

Она улыбается. А в глазах стоят слезы. И, вот ведь черт, заразное это, что ли? У меня тоже начинает зудеть под веками.

– Со своими загонами. Ты понимаешь, откуда у этого растут ноги. Мне уже за сорок порядком, я совру, если скажу, что изменюсь и превращусь в романтического принца из сказки. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты себе нравилась. Рядом со мной.

Потому что на примере того же Халилова я усвоил еще кое-что важное. То, что с тобой случается, надо ценить здесь и сейчас. Не размениваясь на всякое. Перед глазами еще свежи воспоминания прощания с тестем. Хрупкая фигура женщины, закутанной во все черное. И безотчетное понимание того, кем она для него была.