Обречён любить тебя (СИ) - Мелевич Яна - Страница 86

Кира тихо ахнула, пошатнулась и громко всхлипнула.

— Паша…

— А ты не защищай его! — рявкнул Павел и указал на застывшего сына. — Слышала, что он заявил? Дома ему тесно, родители мешают! Пусть уходит. Понял меня? Выйдешь за порог, больше в семью не возвращайся!

Ушел. Молча развернулся и переступил чертов порог, ни разу не оглянувшись назад. Антон Канарейкин растворился в осеннем тумане Москвы, затерялся в горстях золотистых листьев. Сколько бы месяцев ни проходило и безмолвных извинений ни прозвучало в пустоту — Татошка обратно не вернулся.

— Пиздюк упрямый, — цыкнул Паша по привычке и хлопнул себя по карман. Пальцы свободной руки замерли, когда взгляд поймал недовольство на лице Киры. Она сняла очки, теперь недовольно смотрела на бывшего мужа.

— Да не курю я! — возмутился на молчаливый упрек. — Привычка.

— Привычка… Молодые девки тоже, видимо, привычка?

Канарейкин вздохнул, прижал к груди изрядно промерзший букет с поникшими бутонами.

— Она сама пришла. Честно.

— Ну конечно!

— Чего начала? — обиделся Паша. — Я к тебе на свидание бежал. Ночь не спал, чай не попил. А она ругается. Волновался очень, вдруг мой Львеночек не дождется…

Последнюю фразу Канарейкин произнес томно, отчего Кира вскинула брови и покачала головой. На всякий случай оглянулась на черный гранит, что изваянием врос в землю и оброс сугробами, из-под которых торчал венок с грязно-серыми лилиями. Он растрепался, выглядел совершенно непрезентабельно — выкинуть бы, только у Киры рука не поднялась.

— Нашел место для любовных встреч, — буркнул она. — Дурак. Мы пришли попрощаться вообще-то.

Павел покосился на памятник, затем опустил руку с букетом.

— Ненавижу прощания.

— И я.

— Слава богу, приличных людей давно сжигают в печках. Никаких дебильных ритуалов, отпеваний, соплей на кулак…

— Вот соберешься умирать, выскажешь пожелания наследникам на смертном одре, — фыркнула Кира и шмыгнула носом. Развернувшись на каблуках, она шагнула в небольшое пространство, огороженное кованым кружевом ограды.

Фотография обычная, без изысков и применения новых технологий, но человек на ней казался живым. Паша опустился на корточки, чуть-чуть разгреб налипший снег и аккуратно пристроил букет к прошлогодним цветам.

— Это в последний раз, — шепнул он, ощутив на плече крепкую хватку. По наитию нашел ледяные пальцы Киры и вздохнул.

— Один умный человек говорил, что мы должны научится прощать…

— Ты сейчас Ярика назвал умным? — неожиданно прозвучало над головой. — Хм, вот и правда старость подкралась.

Паша закатил глаза.

— Кто-то только что лишился ужина в ресторане.

— Ой, Канарейкин, за тридцать лет ни разу в дешевый паб не пригласил. Ни цветочка, ни конфетки, ни валентинки, — Кира мрачно прищурилась. — Терпела тебя, мучилась.

— Ладно, сходим в приличное кафе. Напугаем журналистов.

— Расскажем, как пережили кризис и вернулись в медовый месяц.

— А он у нас был?

— Я и говорю: где мой медовый месяц, Кенар? Отвези свою львицу хоть в приличный зоопарк, где есть вкусная еда и настоящие мимозы в горшочках на подоконниках.

— Чур ты наденешь самое короткое платье, притворимся, что снова познакомились в «Тиндер», — хмыкнул Паша и переплел их пальцы.

— Ты не староват для флирта, гладиатор? — хохотнула Кира.

— Так я же только погладить…

У него есть все, чего можно пожелать: богатые родители, любящие братья, верные друзья. Он представитель «платиновой» молодёжи большого города. В мире будущего и высоких технологий у Влада Радова тысячи возможностей, десятки шансов. Женщины предпочитают сильных мужчин — он в этом уверен.

Кроме Наташи Степановой. Сумасшедшая девушка-хакер точно не входит в колонку под названием «Мечта всей жизни».

Обложка: Сола Рэйн

Редакция: Даниэль Брэйн

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За несколько месяцев до начала событий в “Обречен любить тебя”

— Владюня!

Противный голос старшего брата доносился сквозь вату восхитительного сна. В нем на радужном единороге Влад Радов — младший сын миллиардера Сергея Радова — голеньким катался в поле. Вокруг весело мигали датчиками дроны, летали розовые инопланетные тарелки, а зеленые человечки грозили ему пальчиком и голосом матери говорили:

— Опять надрался, как свинья под забором!

С таким заявлением Влад категорически не соглашался. Во-первых, не свинья — хряк. Во-вторых, что понимала Кристина Радова в воспитании мальчиков. Она женщина. Нет, рука у нее, конечно, тяжелая. И знание прав человека побольше, чем у него — все же бывший юрист.

Но все равно. Женщина есть женщина — существо романтичное, которое не способно понимать полигамную натуру своих отпрысков.

— Он подох? — над ухом прозвучал циничный голос старшего брата Михаила (в узком семейном кругу просто Медведя). Такой же бизнесмен, как отец. Влад даже представил его в костюме, брезгливо склонившимся над его бездыханным телом.

— Фу, Медвежатина, что ты несешь? Жив, здоров. Гляди, как в бабу вцепился, — иронизировал Андрей — средний ребенок в семье Радовых и юрист, весь в мать. Они и внешностью пошли в Кристину, только в отца — рыжие и высокие.

Как любил шутить папин друг, Павел Канарейкин: три богатыря, и все в Сереженьку, но не умом. Плохой он человек. Влад иногда думал, что образ Сатаны писали с него. Во всяком случае, адские котлы не видели большего демона, чем отец его лучшей подруги.

— А женщина жива? Проверь пульс.

Влад тихо вздохнул, ресницы дрогнули. Мысленно он даже обиделся на подобное предположение со стороны братьев. Разве кто-то в их семье способен замучить женщину любовью до смерти? Ничего подобного. Влад предпочитал удовольствие, а не насилие. Особенно с женщинами.

— Ой, подожди. Проверь, это точно баба? Вдруг трансвестит из Таиланда.

— Да не… Хотя…

Едва Михаил потянулся к брюнетке, лежащей рядом с братом, Влад подскочил и выставил подушку перед собой в качестве щита. Заспанные глаза, похмелье и довольные лица его родни никак не способствовали «правильному» пробуждению. А ведь маг и йог Иохан Сиделкович советовал каждое утро начинать с медитации. Так карма станет чище, а похмелье уйдет быстрее. Здесь не то что карма — не сесть бы за убийство с отягчающими при виде ржущих старших братьев.

— Что надо, недоумки? — пробасил Влад и поморщился от неприятных ощущений во рту.

Пить бы меньше, это он уже понял. И отмечать с Настей Тасмановой, урожденной Канарейкиной, ее очередной «развод» с мужем тоже не стоит в питейных заведениях. Лучше бы по коктейлю молочному выпили на детской площадке, как им советовала их подруга Алиса.

— Мы пришли к брату, а он лежит, — заулыбался Миша, кося глазом на обнаженную спину темноволосой нимфы позади Влада. Пришлось набросить на нее покрывало, чтобы шелк волной скрыл все прелести.

— Думали — все, умер, — вздохнул Андрей и наклонил голову. — Кстати, ты разве у нас не гей?

Радов вздохнул и потер лицо ладонями. Шутка на три миллиона, от которой он изрядно устал. Влад даже не помнил, кто первым пустил слух о его нетрадиционной ориентации. Кажется, это произошло еще в школе, когда парням он предпочел девчонок в дружбе.

Идиоты. Они никогда не понимали, что дружить с девочками выгоднее и лучше. Ничто не помогает лучше понять сложную натуру представительниц прекрасного пола, чем твоя подружка. Или еще одна подружка. Или третья.

— Я бы поржал и кинул пару тупых шуток, но у меня болит голова. Давайте потом будем ездить по моей самооценке космическим крейсером? — поинтересовался Влад, надеясь достучаться до разума братьев.

Они, конечно, кивнули и согласились. Но затем коварно улыбнулись, вдруг зажав его с двух сторон своими мощными тушами, и принялись потирать макушку кулаками, путая без того взлохмаченные рыжие волосы.