Ради любви к не-матери - Фостер Алан Дин - Страница 10

• Предыдущая
• 10/51
• Следующая

И мальчик не должен подвести их.

Одиночество никогда раньше не беспокоило Флинкса. Он, конечно, знал, что это такое: оно было с ним всю его короткую жизнь. В прошлом он всегда умел отгородиться от боли, но это ощущение – пустота одиночества – отличалось от одиночества, которое он испытывал раньше. Какая-то физическая реальность била его, вызывала боль в загадочной новой части мозга. И это чувство отличалось не только от его собственного одиночества, но и от одиночества, которое он изредка ощущал в других благодаря своему непредсказуемому Дару.

Вообще опыт был для него настолько нов, что ему не с чем было даже сравнивать. И все же это одиночество: в этом он уверен. Одиночество и еще что-то, столь же напряженное и понятное – голод. Гнетущая настойчивая жажда пищи.

Чувство исключительно сильное и нечем не осложненное: Флинкс не мог догадаться, каков его источник. Оно настойчиво било в мозг, нисколько не слабея. Никогда раньше чужие эмоции не были так открыты ему, так чисты и ясны. Обычно они давно уже должны были ослабеть, но эти становились не слабее, а сильнее, и ему приходилось напрягаться, чтобы отстраниться от них. Они продолжали биться в него, пока мозг его не сдался, и Флинкс проснулся.

Он потер глаза. Шел дождь, и через небольшое окно над его кроватью пробивался свет многочисленных лун Мота; каким-то образом ему удавалось проходить сквозь почти непрерывный облачный покров. Флинксу редко приходилось видеть ярко-алый спутник, который называется Пламя, и его многочисленных меньших товарищей. Но он не зря учился и знал, откуда этот свет.

Встав с постели, он неслышно оделся. Неярко горел ночник, освещая кухню и гостиную. Из спальни матушки Мастиф доносился негромкий храп. Чувство одиночества исходит не от нее.

Хоть он и проснулся, чувство не уходило. Значит, это не сон, как он решил вначале. От силы этого ощущения болел затылок; впрочем, физическая боль начала слабеть, но сама эмоция оставалась такой же сильной, как раньше.

Не будя матушку Мастиф, он осмотрел кухню, ванную, узкую кладовку. Неслышно открыл дверь и скользнул в торговое помещение. Ставни плотно закрыты, защищая от непогоды и пришельцев. А знакомый храп составлял успокоительный фон его поисков.

Флинкс превратился в стройного молодого человека чуть ниже среднего роста и приятной внешности. Волосы у него остались прежними, но на смуглой коже ни признака веснушек. Он двигался тихо и грациозно, чему могли бы позавидовать многие гораздо более взрослые и опытные воры рынка. Он мог пройти по комнате, пол которой усеян разбитым стеклом и кусками металла, абсолютно беззвучно. Эту способность, к огорчению матушки Мастиф, он перенял у некоторых наименее почитаемых обитателей Драллара. Но он заверил ее, что это лишь часть его образования. У воров было для этого особое слово – "скед", что значило "двигаться как тень". Только рыжие волосы Флинкса заставляли профессиональных воров неодобрительно щелкать языком. Они с удовольствием приняли бы его в свое общество, если бы он решил сделать воровство своей профессией. Но Флинкс мог украсть, только если это совершенно необходимо, да при том только у тех, кто при этом не очень пострадает.

– Я только хочу увеличить свой доход, – сказал он старому специалисту, спросившему его о планах на будущее, – и матушки Мастиф тоже, конечно.

Старый вор рассмеялся, демонстрируя обломанные зубы.

– Понимаю, мальчик. Я сам увеличиваю свой доход таким образом уже пятьдесят лет.

Он и его коллеги не могли поверить, что Флинкс, проявляющий такие способности в лишении других собственности, не хочет сделать это свой профессией, особенно поскольку никаких других перспектив у него нет.

– Ты, наверно, пойдешь в церковь, – насмехался другой вор, – станешь Первым Советником.

– Духовная жизнь не для меня, – ответил Флинкс. Все при этом рассмеялись.

Неслышно открывая замок задней двери, Флинкс думал о том, что узнал за последние годы. Разумный человек не станет бродить по Драллару ночью, особенно такой влажной и темной. Но он не может снова лечь спать, не найдя источник этой бьющей в него эмоции. Одиночество и голод, голод и одиночество заполняли его сознание тревогой. Кто может излучать двойную эмоцию с такой силой?

В открытую дверь виднелась стена дождя. Вода стекала в эффективную подземную дренажную канализацию Драллара. Флинкс долго стоял у выхода, наблюдая. Неожиданный всплеск эмоций заставил его мигнуть. Это окончательно убедило его. Не ответить на этот призыв – все равно что не подобрать кредитную карточку с тротуара.

– Это юношеское любопытство когда-нибудь причинит тебе настоящие неприятности, мальчик, – не один раз говорила матушка Мастиф. – Попомни мое слово.

Что ж, он помнит ее слова. Помнит и никогда не забывает. Он неслышно вернулся в свою маленькую комнату. Сейчас начало лета, и дождь относительно теплый. Флинкс надел плащ; это защитит его от дождя. Потом вернулся в магазин, вышел на улицу и негромко закрыл за собой дверь.

Тусклые огни, как уснувшие светлячки, виднелись в окнах немногих магазинов, где в относительной безопасности развлекались богатые любители ночных прогулок. Но на боковой улице, где размещался магазин матушки Мастиф, из-за закрытых ставнями окон лишь изредка мелькал слабый свет.

Флинкс стоял, исследуя свои ощущения; дождь потоком падал ему на плечи. Что-то подтолкнуло его вправо. Тут узкая щель между магазином матушки Мастиф и магазинчиком старой Маркин, которая сейчас в отпуске на юге; боком он едва может протиснуться в эту щель.

Протиснувшись, он оказался в заднем переулке, отделяющем тылы магазинов от большого общественного здания. Глаза его осматривали лунный ландшафт – горы мусора и отбросов: старые пластиковые упаковки, металлические ящики, контейнеры для хрупких товаров, похожие на соты, множество уже неразличимых предметов. Из-под его ног выбралась пара флермов. Флинкс осторожно поглядывал на них. Он не боялся этих вездесущих флермов, но испытывал к ним опасливое уважение. Эти существа покрыты тонким серебристым мехом, а пасти их полны острых зубов. Толщиной они в большой палец, а длиной в половину руки. Это не черви, а безногие млекопитающие, которые прекрасно приспособились к горам мусора и гниющих остатков, переполняющих все закоулки Драллара. Флинкс слышал ужасные рассказы о стариках и старухах, которые падали пьяными в таких местах, а потом находили только их голые кости.

Впрочем, Флинкс не пьян. Флермы могут больно укусить, но вообще это опасливые существа, почти слепые, и обычно предпочитают прятаться, когда имеют такую возможность.

Перед магазином темно, но за ним настоящий стигийский мрак. С востока, со стороны главных улиц, виднелся свет, иногда слышался смех. Неподходящая ночь для пирушки. Однако этот огонь позволял ориентироваться, хотя и не давал света для поисков.

Но чувство одиночества исходит не от этого далекого гулянья, не идет оно и от закрытых задних дверей, выходящих в переулок. Источник эмоций, поглощающих Флинкса, где-то недалеко.

Он пошел вперед, осторожно пробираясь между грудами мусора, давая возможность флермам и красно-синим жукам-могильщикам убраться с его пути.

И вдруг неожиданный удар обрушился на его настроенный на восприятие мозг. Этот удар заставил его опуститься на колени. Где-то мужчина бьет свою жену. Обычное обстоятельство, но Флинкс уловил его с другого конца города. Женщина испугана и рассержена. Она тянется к игольному пистолету, который держит под подушкой, и направляет крошечный ствол на мужа. Теперь очередь мужчины испугаться. Он умоляет ее, слов Флинкс не слышит, но ощущает поток эмоций, который прерывается бессловесным воплем. И затем тишина, которую Флинкс уже распознает как смерть.

Он слышит смех, не от пирующих выше по переулку, но из высокого здания, одного из тех, что возвышаются в богатых пригородах; там селятся богатые купцы. А вот и другое: кто-то собирается крупно надуть других.

• Предыдущая
• 10/51
• Следующая