Вернуть Боярство 12 (СИ) - Мамаев Максим - Страница 25

А вот такие, с позволения сказать, верховные иерархи — дело совсем другое. Во многом они сами почище большинства аристократов будут. В худшем смысле этого слова. Так что компромата у нас теперь было достаточно, и вернувшийся к своим старик быстро утихомирил страсти. Наплел что-то на тему того, что его пленение было частью хитрого плана, дабы вывести на чистую воду заговорщиков и диверсантов, коли они тут имеются. И к сожалению или счастью, но таковых более не оказалось, а сейчас, мол, расходимся. В конце концов — завтра в поход.

Длинные колонны полков неспешно ползли по измученным, едва-едва пережившим все неприятности минувшей зимы и большей части весны землям. Отмеченные массовыми подъятимями нежити, призывами демонов и прочими прелестями противоборства с чернокнижниками территории пограничных регионов Магаданской и Хабаровской губерний даже сейчас, в разгар мая, были далеки от того, что бы сверкать свежестью, возрождением природы и радостью поздней весны.

Земля с трудом родила в этих краях. Леса с вековыми деревьями стояли, демонстрируя по прежнему голые ветви, небо постоянно застилали мрачные, серые облака, скрывая свет солнца, даже животных с птицами — и тех почти не было. Всё это не добавляло настроения никому, и мне в том числе. Поистине безучастным и спокойным оставался, пожалуй, лишь один из участников нашего похода — рыцарь смерти, Андрей. Нежити было все равно на погоду и общую мрачную обстановку — он видел мир несколько с иной точки восприятия.

И это я говорю о дневном времени. Ночью, под светом холодной, злой луны, начинали твориться настоящие ужасы — для рядовых солдат, не для старших магов, разумеется. Но в том-то и дело — большая часть войска была неодаренными или младшими магами, никак не Мастерами да Магистрами.

Мы не могли постоянно двигаться одной колонной, одной армией — это грозило затянуть поход по времени, которого у нас итак оставалось непозволительно мало. Цинь уже осуществило свой ритуал по призыву ратей Инферно, и каждый потерянный день означал прибытие сотен и сотен новых тварей. А любой выходец из этого чудовищного Плана Бытия, даже самый слабый, стоил доброго Адепта… А выходили оттуда отнюдь не только слабаки, к сожалению.

И потому несмотря на все риски, стотысячное войско было разбито на три колонны, каждую из которых сопровождала своя группа старших магов, элитных бойцов и воздушных судов. Первая, со мной, Хельгой и всей моей гвардией шла под началом самого Сахарова. Это была центральная, наиболее крупная из колонн, способная при случае оказать поддержку любой из двух других в наших рядах. Шла она центральным маршрутом, имела в своем числе больше сорока тысяч бойцов, все три роты пилотируемых големов, включая одну тяжелую, основную долю артиллерии и около двухсот священнослужителей. Правда, последние, в подавляющем большинстве своем, были из числа не слишком умелых и сильных церковников — обычные мирные монахи да батюшки, из числа выживших и пристроенных к делу. Однако даже их сил хватало что бы освящать воду, чуять нечистую силу и помогать в борьбе с ней дозорным и бойцам и вообще — вносить свою лепту в ночную охрану лагеря. А большего от них и не требовалось.

Так мы и шли вперед, не теряя времени, шаг за шагом, выставив впереди отряды боевого охранения — первая колонна в центре и чуть впереди второй и третьей, всегда готовая прийти на помощь в случае атаки двум более слабым группировкам. Даже днем регулярно попадались отряды нежити, пытающиеся напасть из засады на передовые отряды, частенько попадались магические ловушки, большая часть водоемов с пресной водой оказывалась заражена различными ядами — от обычного трупного до магических…

Но мы шли и шли вперед. И уже миновали пять небольших и один средней руки города — полностью опустевшие, с угнанными в плен жителями. Меня откровенно злил подобный, неспешный темп наступления — враги успевали выгрести с нашего пути всё, что представляло мало-мальскую ценность. Большим сводным отрядам наших священников и боевых магов регулярно приходилось отвлекаться на многочисленные кладбища с разбуженными мертвецами, дабы не оставлять за спиной столь опасные рассадники нежити — и всё это замедляло и без того весьма невысокий, на мой взгляд, темп продвижения…

Хорошо хоть у нас имелось немалое количество боевых судов. Отряды боевых экзорцистов и магов оперативно перекидывались на воздушных кораблях к очередному проблемному месту, воздушная разведка успешно засекала любые признаки сколько-нибудь крупных наземных засад противника и мы тут же выжигали всю эту погань калёным железом — круг Старших Магистров, поддерживающий одного из наших Архимагов, обрушивал на врага всю мощь доступной нам боевой магии, а затем всех самых удачливых тварей накрывали шквалом боевой магии и картечи с боевых судов.

И тем не менее люди мрачнели с каждым пройденным десятком километров. Мы будто шли в глубины царства смерти, шли по некогда пусть не цветущим, но вполне себе обжитым землям, ныне ставшими проклятыми. Каждую ночь в каждом из лагерей происходили десятки происшествий — нежить и нечисть активно пробовали на зуб охранительные порядки лагерей. Из ночной тьмы шептали голоса мёртвых — близкие и родные, давно ушедшие в мир иной, звали к себе и уговаривали слабых духом покончить с жизнью, а лучше обернуть оружие против товарищей, дабы облегчить муки и страдания любимых людей на той, лежащей по иную сторону бытия, грани бытия…

— Простите, братцы! — рыдал облитый кровью совсем ещё молоденький солдатик, которого с трудом прижала к земле тройка товарищей. — Аня… Анька моя, она просила… просила-а-а!..

Стоящая до того столбом молодая ещё русоволосая девушка примерно того же возраста, которая куда органичнее бы смотрелась на балу или в ложе театра, наконец оторвала взгляд от лежащих на земле и глядящими в ночное небо остекленевшими, безжизненными глазами караульных. Два солдата, двое зрелых мужчин, что уже не увидят следующего рассвета, не попробуют утром горячей каши с мясом, на которую в походе наконец перестали скупиться хапуги интенданты, не отпустят веселой шутки, помогая не обращать внимания на сгущающиеся над горизонтом тучи. Не поделятся очередной солдатской байкой, простой и незамысловатой, но от того не менее увлекательной и интересной…

Они погибли не в бою, не в честной схватке грудь на грудь — хоть с ожившими мертвецами, хоть с циньскими солдатами. Их погубила не шальная пуля, не сгубила злая атакующая волшба вражеских боевых магов, нет — все эти месяцы пара молодых мужчин, пройдя все тяготы и невзгоды минувших недель и месяцев, прошла сквозь все сражения.

Их молодая, соплячка ещё, командир, семнадцатилетняя дворянка-Ученик в чине лейтенанта, из мелких дворян Центральной России, откликнувшаяся на призыв Родины и записавшаяся в добровольцы, возможно, поняла бы, погибни те от руки врага. В конце концов — на то и война… Молодую девушку, прибывшую с последним подкреплением и ещё не участвовавшую ни в одном бою, поставленную командовать взводом пехотинцев, до глубины души поразило это, неявное, куда более уродливое, нежели она могла себе представить, лицо войны. Лицо, о котором забыли упомянуть все те, кто в её присутствии делился рассказами о своих ратных подвигах…

Веселые солдаты, ветераны, ещё недавно подтрунивавшие беззлобно над своим молодым командиром и учивших её премудростям ратного дела — настоящего, кровавого и жестокого, а не того, о котором рассказывали в провинциальных салонах и на балах наивной молодежи не нюхавшие пороху затрапезные аристократы из глубинки, для которых вся война сводилась к дуэлям и выяснениям, чей Род богаче и сильнее, чей генерал знатнее, а в чьем полку дают более славные празднества да представления бродячих артистов и дешевых провинциальных театров…

— Убью-ю, с-сука! — взревела, внезапно, побагровевшая от ярости девчонка, наконец осознавшая до конца, что случилось. — За что! За что ты их, сучье семя!!!

Засвистел рассекаемый воздух, зарябил, слегка гудя от напряжения и разбрасывая крохотные искры — Воздушная Плеть стремительной серебристой лентой сверкнула в свете факелов и шара света, освещавшего окружающее пространство. Безумные, побагровевшие от лопнувших капилляров глаза молодой лейтенанта уже не содержали ни грана разума…