Мистерия Грааля - Эвола Юлиус - Страница 2

• Предыдущая
• 2/10
• Следующая

В индо-арийской традиции у каждого «бога» — то есть у каждого трансцендентного принципа — есть своя «жена», называемая термином «шакти», что означает также «могущество». На Западе Мудрость, София, а иногда даже и сам Святой Дух, выступали как образы Царственной Девы. И данная в жены Гераклу богиня Геба есть также богиня вечной олимпийской молодости. В египетских изображениях божественные женщины дарят царю лотос, символ нового рождения, и "ключ жизни". Северные валькирии, как и иранские фраварти, были образами трансцендентных уровней самих воинов, силами их судьбы и их победы. Римская традиция знала Venus Victrix (Венеру Побеждающую), считающуюся «прародительницей» имперского рода (Venus Genitrix — Венера Прародительница). Кельтская же традиция сообщает о сверхъестественных женщинах, которые отводят героев на таинственный остров, чтобы своею любовью сделать их бессмертными. Ева, согласно этимологии, означает «жизнь», «живущую». Чтобы не продолжать цепь примеров, развитую нами более полно в другой книге, заметим лишь, что широко распространенный символизм делает «женщину» образом животворящей и преображающей силы, благодаря которой может осуществиться преодоление сугубо человеческого состояния. Но почему эта сила представлена именно «женщиной»? Этот символизм основан на аналогии. Здесь следует отправляться от отношений между мужчиной и женщиной. Эти отношения могут быть нормальными и анормальными. Они анормальны, когда женщина становится повелительницей мужчины. Символизм, связанный с этим случаем, не касается нашей основной темы. Заметим лишь, что в таком варианте речь идет о гинекократических (матриархальных) концепциях, являющихся пережитками цикла «лунного» человечества и отражающих тему зависимости и пассивности мужчины по отношению к духу, понимаемому как женская стихия (Космическая Мать, Magna Mater, Мать Жизни и так далее) — тему, характерную для второго, серебрянного века.

Однако в рамки этой концепции не укладывается более общая идея женщины, как распорядительницы сакрального, sacrum, как животворящего принципа, как носительницы «жизни», освобождающей, одухотворяющей и трансформирующей обычное «существо». Эта идея может входить, и на самом деле входит, в контекст духовности, названной нами «героической». В таком случае, нам в поиске аналогий и символов следует обратиться к нормальным отношениям между мужчиной и женщиной, основанным на фундаментальной концепции сохранения мужским началом своей собственной природы. Дух перед лицом мужского начала — это «женщина»: мужчина активен, дух пассивен — даже сталкиваясь с преображающей и оживотворяющей его силой, герой сохраняет позицию мужчины, мужа, господина и хозяина женщины, жены. Заметим по ходу дела, что рассматриваемый здесь символизм противоположен символизму, превалирующему у мистиков и у авторов религиозной ориентации, особенно христианской, где самой душе часто отводится роль женщины, роль "невесты".

Сопоставив это со «знаками» центра, мы получим составные символы: Дева Острова, Дева Древа, Дева Источника, Хозяйка или Королева Замка, Королева Солнечной Земли, Дева, скрытая в камне и так далее. В частности, в качестве Вдовы, женщина выражает собой молчание, закрытость, оставленность, то есть традицию, силу или потенцию, которой более никто не обладает, которая потеряла своего «мужа», «мужчину», и теперь ожидает нового господина или героя:[4] аналогично значение и заточенной в темницу Девы, которая ожидает освобождения и свадьбы с предназначенным судьбой рыцарем. На этом основании все, что говорится в эпических легендах и рыцарских рассказах о приключениях и героических поединках, совершенных из-за верности «Даме» и в надежде обладать ею, всегда можно понять как символизм испытания мужеских качеств, испытания, необходимого как предварительный этап трансцендентной интеграции личности. И если в этой литературе встречаются женские персонажи, связанные с темой соблазнов и опасностей для героя, это не следует понимать прямолинейно и однозначно, то есть будто речь идет о простом плотском соблазне, но в более высоком смысле — как опасность для героя впасть в «титанизм» в ходе его подвигов. В таком случае женщина выражает собой соблазн, идущий от трансцендентной силы и знания, если обладание ими носит черты прометеической узурпации или алчной гордыни. В противоположном варианте речь может идти и о том, что кто-то определил следующими словами — "сосущая смерть, исходящая от женщины", то есть о возможности потерять саму глубинную основу мужского начала.

Другим фундаментальным указанием традиции, разобранным нами с необходимыми ссылками и деталями в другой книге,[5] является локализация изначального центра или месторасположения «олимпийской» цивилизации золотого века в северных полярных регионах, ставших впоследствии необитаемыми. Традиция гиперборейского происхождения, как в ее изначальной олимпийской форме, так и в ее реставрациях «героического» типа, лежала в основе цивилизаторской деятельности расы, которая в период между концом глациальной эпохи и началом неолита распространилась по евразийскому континенту. Некоторые ветви этой расы пришли непосредственно с самого Севера. Другие имели своей родиной западно-атлантические земли, где было создано нечто вроде копии чисто нордического центра. Вот почему в различных совпадающих по сути символах и легендах иногда говорится о северно-арктической земле, а иногда — о западной.

Таким образом, различные наименования гиперборейского центра были перенесены на центр атлантический: Туле, Белый Остров, Сияющий Остров — индусский cveta-dvipa, греческий остров Леуке[6] — "изначальная прародина арийской расы" — aryanem-vaejo — Земля Солнца, Земля Аполлона, остров Авалон.

Во всех индо-европейских традициях тождественные сюжеты описывают потерю этой родины, ставшей вследствии мифологических причин — оледенение, потоп — недосягаемой. Это является реальным историческим фактом, отраженным во многих концепциях Традиции, говорящих о чем-то утерянном, скрытом, ставшим недоступным. По той же причине «Остров» или "Земля Живых", — под «Живыми» в высшем смысле этого слова следует понимать представителей изначальной божественной расы, — то есть территория, к которой в большей или меньшей степени относятся все символы высшего центра мира, часто становится также "страной мертвых", и «мертвыми» здесь названы представители рассеявшейся расы. Так, к примеру, согласно кельтской доктрине, первопредком людей был Бог Мертвых, Диспатер, обитавший в далеком регионе по ту сторону океана, на "острове Предела", откуда по преданию друидов пришла часть доисторических обитателей Галлии.[7] Кроме того, классическая традиция утверждает, что бывший некогда Господином Земли Царь Золотого Века, Хронос-Сатурн, сброшенный с престола и кастрированный (то есть лишенный способности «порождать», давать жизнь новому потомству), все еще жив и пребывает "во сне" в далеком северном регионе, в арктическом море, которое по этой причине и получило название Кронидское море.[8] Все это дало повод к многочисленным смешениям, но, в сущности, в таких случаях идеи, связанные с гиперборейской темой, просто переносятся либо на уровень сверх-истории, либо прилагаются к общей концепции скрытого и невидимого духовного центра. В нашем случае, следует остановиться вкратце на тех формах, в которых эта тема выступает в кельтском (и особенно в ирландском) цикле. Речь идет в первую очередь о традициях, связанных с Аваллоном, с Туата де Дананн, а такжа с Королем Артуром.

Значение этих традиций отнюдь не является чисто локальным и историческим. И географические данные в этом случае, как и во многих других, имеют исключительно символический смысл.

• Предыдущая
• 2/10
• Следующая