Ноктюрн Пустоты - Велтистов Евгений Серафимович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/48
• Следующая

Я почувствовал серьезность момента. Понимающе улыбнулся, махнул рукой.

— Уже забыл… За что такая честь?

Шеф расслабился в кресле, с минуту молчал.

— Я проверил вашу сумасшедшую версию. К сожалению, вы оказались правы.

Он протянул мне бумажку. На ней была напечатана одна строка:

Я несколько раз перечитал строку, мучительно соображая, почему именно двадцать пять миллионов. И вдруг вспомнил свою шутливую фразу: «А если они хотят освободить всех?» Двадцать пять миллионов — да ведь это все негритянское население Америки! От кого их освободить? Напрашивался примитивно-дикий ответ: от белых. Но как? С помощью шантажа и взрывов?

Кажется, последнюю фразу я произнес вслух:

— Черт их знает, — пробурчал Боби.

Мы тупо смотрели друг на друга, понимая, что влипли в идиотскую ситуацию. Освободить двадцать пять миллионов? А они спросили у этих миллионов, нужно ли их освобождать?

— Могут взорвать! — сказал я.

— Могут! — согласился шеф.

— Что ж, — я выключил болтливый телевизор, — пусть Америка раскошелится, а журналисты заработают свое. При чем здесь удвоение моего гонорара?

Боби встал, застегнул пиджак.

— Я обещаю вам, Джон, — в голосе его прозвучали торжественные нотки, — что вы один снимете арест банды…

Я молчал.

Боби подошел ко мне вплотную, положил огромные ручищи на спинку стула.

— Я чувствую, Джон, что вы… именно вы способны помочь мне обнаружить кнопку.

Я спокойно взглянул в глаза.

— Кнопку — нет. Исключено, Боби…

— Значит, сами эти штуки?

— Не знаю, — сказал я.

Боби подвел меня к окну, отодвинул пеструю штору.

— Взгляните сюда, Джон. Видите эту штуковину?

Внизу напротив нашего небоскреба высилась, как небольшой рыцарский замок, старая водонапорная башня — единственное здание, уцелевшее после знаменитого пожара 1871 года.

— Рекламная знаменитость, — узнал я. — Водокачка.

— Я ее помню с детства, — продолжал задумчиво шеф. — Она казалась мне замечательней любого небоскреба. Здесь работала моя мать, и я знаю каждый уголок внутри. Когда я воевал во Вьетнаме, бессмысленно сбрасывал бомбы на джунгли, мечтал только о том, чтобы выжить, вернуться, потрогать ладонью старый камень водокачки…

Я смотрел на него с удивлением.

— Да, Джон, это было, — подтвердил он кивком. — Когда-нибудь расскажу подробнее… Я был ранен, вернулся, поступил в полицию. Не представляете, Бари, какой я был тогда. Пропорционально сложен, крепкой кости, в меру мяса — я сразу стал рядовым с популярной фамилией… И вот — все бессмысленно…

— Почему? — спросил я.

— Я не хочу, чтоб ее разрушили, — просто сказал Боби. — Чикаго без этой старушки не Чикаго.

Он отвернулся к окну.

— Я подумаю о вашей просьбе, — тихо проговорил я.

И Боби сразу понял меня, на цыпочках удалился в угол, затих, словно испарился.

Я думал про своего единственного друга Аллена.

В школе его звали Вилли. Вилли Копфманн. Но он-то любил, чтобы его называли Алленом. Кажется, так звали его деда по материнской линии, который в детстве, как и мой дед Жолио, столкнулся лицом к лицу со смертью в лагерях третьего рейха. Мы с Алленом дружили по-настоящему: делились секретами и никогда не выдавали друг друга.

Тихий, застенчивый Аллен оправдывал свою фамилию: он был настоящим головою-человеком. Прежде всего — человеком! Вилли Копфманн стал знаменитым физиком и остался прежним Алленом. Он приезжал к нам с Марией в гости, когда мы были молодые, не разъехались еще в разные концы света, разделял наши хлопоты, играл с Эдди и непрерывно шутил. Кажется, не было более коммуникабельного человека. Но я-то знал, что Аллен всегда одинок, замкнут. Временами мне казалось, что он влюблен в Марию.

Когда он уехал в Америку, где ему были предложены любые условия для работы, Вилли Копфманн исчез из всех справочников, появился физик Аллен. Через несколько лет исчез и профессор Аллен.

Всего несколько человек в мире знали, что Аллен существует, что он продолжает свои исследования. Из этих нескольких один я был уверен, что мой друг осуществил мечту своей жизни — обрел одиночество.

Он жил над Землей, облетая ее каждые полтора часа. На новейшей американской космической станции «Феникс», которая была самой комфортабельной станцией для труда и отдыха. Техническая часть была отработана великолепно: в жилом отсеке станции путем вращения сфер создана нормальная тяжесть (я даже подозревал, что там среди современной мебели, стояли в кадках карликовые пальмы, которые Аллена всегда успокаивали), а в спутниковых отсеках царила обычная невесомость, где Аллен мог заниматься своими давними увлечениями — выращивать редкой красоты и большой стоимости кристаллы, варить незнакомые для Земли сплавы металлов, искать победителей непобежденных на планете болезней, исследуя под микроскопом на молекулярном уровне свою кровь.

И все же Аллен скучал. Получив через одного из его коллег секретную записку с указанием радиоволны, я тотчас вышел на связь со станцией «Феникс». Нередко у Аллена или у меня являлась острая потребность в общении, и я болтал с ним о разных земных и космических мелочах, не вдаваясь, разумеется, в подробности того дела, которое осуществляла самая секретная космическая лаборатория США.

У меня всегда была с собой карманная рация для вызова Аллена. При включении она неизменно давала сигнал, когда Аллен пролетал в космосе над тем местом земного шара, где я находился. Сигнал прозвучал совсем недавно, и ждать облета «Фениксом» Земли было нецелесообразно.

— Боби, — негромко позвал я, и он тотчас материализовался из угла. — Кажется, я постараюсь помочь вам. За результаты не ручаюсь… Вы ничего не слышали и ничего не знаете…

В ответ на эту шаблонную фразу шеф полиции так энергично стал трясти головой, что я понял: не выдаст.

— Мне нужен мощный передатчик.

— Он к вашим услугам! — сразу же отозвался Боби. — Можно распорядиться?

— При одном условии: о моих действиях никто не должен знать… Это очень серьезно, Боби!

— Я сам буду вас сопровождать.

Через четверть часа мы были на городской радиостанции. Я заказал нужную волну и остался один в студии. Боби дежурил по ту сторону толстой двери.

— Вы отчаянный парень, — сказал он перед этим. — Будьте осторожны. Они, — он подчеркнул это слово, — записывают все радиопереговоры.

— Знаю. Пока они поймут, что к чему, мы спасем город.

Довольно долго вызывал я Аллена. «Феникс» был вне зоны слышимости. Наконец раздался знакомый глуховатый голос:

— Шестой слушает.

— Вилли, это я, — сказал я, дрогнув от радости, словно друг вошел сейчас в комнату. — Привет!

— Привет, Жолио! — Он называл меня в целях конспирации именем деда. — Как поживаешь?

— Как на горячей сковороде…

Я торопливо объяснил Аллену ситуацию, спросил:

— Скажи, ты сможешь засечь плутоний? Их три или четыре штуки, очень компактных. Где бомбы, никто не знает…

— Когда намечен первый взрыв? — спросил Аллен.

Я взглянул на часы: 19.10.

— Через тридцать три часа пятьдесят минут.

В наушниках потрескивал космос. Аллен молчал. Я знал, что друг оценивает обстановку, считает, пока его станция с огромной скоростью мчит вокруг шарика.

— У меня здесь есть один аппарат, — сказал после затянувшейся паузы Аллен. — Вскоре я буду над Чикаго, сделаю снимки… Надо будет с ними основательно поработать. Словом, Жолио, я тебя вызову через десять — двенадцать часов. Ты откуда говоришь? Слышимость такая, словно ты в соседнем отсеке.

Я пояснил, как вышел на связь.

— Хорошо… Ты получишь снимки, но поступай по обстановке. Для связи достаточно твоей рации…

— Все понял, Вилли!

— Как там Мария и Эдди?

— Мария, как обычно, путешествует. Эдди на съемках в Голливуде.

— Поклон им от меня.

— И тебе от них!

— Береги себя, Жолио.

— И ты, Вилли!

• Предыдущая
• 29/48
• Следующая