Пожиратели света и тьмы - Фостер Алан Дин - Страница 7

• Предыдущая
• 7/75
• Следующая

— В той стороне Орисбаб.

Гомо хвостом указал направление и для верности ткнул в ту сторону розовым указательным пальчиком. Войско тут же перешло на быструю рысь. Помогая себе руками, обезьяны ходко засеменили в сторону леса.

— Наше поселение лежит чуть дальше на полдень. Скоро мы доберемся до реки и свернем на север. Я познакомлю тебя со своей семьей.

— Я бы тоже хотел познакомить тебя со своими… — вздохнул Этиоль.

— Послушай, Эхомба, я не пророк и не способен провидеть, чем закончится твое путешествие. Но предсказать, что берегом Орисбаба ты очень скоро доберешься до полноводного Кохобота и до Кора-Кери, это в моих силах.

Большая удача, когда не надо плутать в пустыне, тратить силы на то, чтобы одолеть болота и заросли в устье большой реки.

Гомо обнял старшего брата за бедро, прижался к нему.

— Давай поторопимся, — попросил предводитель обезьян. — Так хочется поскорее узнать, все ли спокойно в стойбище.

Не успело солнце перевалить на другую сторону небосвода, как войско наконец добралось до родной стоянки. Взрыв радости, оглушающей, безумной, сразил человека. Ужимки, прыжки и гримасы, виденные им в дальней роще, не шли ни в какое сравнение с тем, с чем ему пришлось столкнуться на этот раз. Молодежь и самки попрыгали на землю и принялись выделывать такое, что Этиоль от изумления остановился. Радость встречи с сородичами превзошла всякие ожидания. В том, может, таился глубокий смысл — в необузданности, в естественности, в нескрываемом ликовании, с которым одно живое существо радовалось появлению другого.

Скоро войско было распущено, и самцы разбежались по укромным уголкам, где их ждали семьи. Гомо пригласил друга к себе в гости, познакомил с царицей — нарядной упитанной обезьянкой, отшлепал ради знакомства двух своих отпрысков. И было за что! Более подвижных и неугомонных созданий Этиоль в жизни не встречал. Первым делом они облазили человека с ног до головы — решили, так сказать, на ощупь изучить доставленный отцом экспонат старшего брата. Принялись дергать Этиоля за уши, за нос, за волосы, выкручивать пальцы… Гомо попросил Этиоля не стесняться и хорошенько отшлепать негодников, однако пастуху было жалко невинных малышей. Вспомнились свои двое, может, и не такие шустрые, но доверчивые. Каково родителям жить под страхом нападения безжалостных врагов, которые так и метят, как бы полакомиться самыми юными и нежными детишками.

Так прошел остаток дня. Темнота, просыпаясь, наваливалась с запада и с удовольствием принялась лакомиться дневным светом — отхватывала ломтями от небосвода, от чудно окрасившихся на закате далей, от лесной полупрозрачной светлоты. Тем не менее, несмотря на победу ночи, света в округе все еще хватало. Потемнели, но сохранились контуры ветвей, обломанных сучьев, удивительной, мерцающей черным, массой выделяясь на фоне противоположного берега река. Чуть посвечивал и как бы колыхался облитый серебристым сиянием ствол апельсинового дерева, в развилке которого расположились Этиоль и Гомо. Повсюду — выше, ниже, по бокам — семьями отдыхал лесной народец. Самки прижимали детенышей, кормили младенцев грудью; малышня постарше присмирела и под присмотром стариков сидела в рядок на ветках. Взрослые самцы дремали вполглаза.

— Они обычно приходят оттуда, — сказал Гомо. — Переправляются через реку. Должно быть, живут в высоких деревьях на том берегу.

Годы пастушеской жизни и череда опасностей обострили слух и зрение Этиоля до такой степени, с какой не могут сравниться возможности среднего человека. Он и в деревне славился своей чуткостью, его всегда высылали в дозор. На этот раз он тоже первый услышал глухой шлепок. Сразу напрягся, чуть сменил позу, вгляделся в ту сторону, откуда донесся тревожный звук. Над черной гладью реки тенью мелькнуло что-то неуловимое, летучее. Это же птица!.. Неожиданно птица взмыла к звездам, затем вновь — со свистом — бросилась вниз, послышался шлепок, наконец мощный, словно выдох, взмах крыльев, и последнее, что сумел различить Этиоль, было серебряное пятнышко забившейся в когтях хищника рыбы.

Но движение на этом не кончилось. На фоне леса, покрывавшего заречье, вдруг очертилась какая-то еще более черная мрачная масса. Скопище непроглядной мглы росло и скоро, уже на этом берегу, начало делиться на отдельные контуры.

Гомо подал сигнал тревоги. В ту же секунду забывшиеся в дремоте воины похватали оружие. Старики, женщины и дети сбились в визжащий, тявкающий, орущий на все голоса гигантский ком. Войско заняло позиции вокруг соплеменников, а наиболее опытные бойцы собрались возле предводителя.

Эхомба устроился на корточках на толстом отростке, приготовил копье. Воздух вокруг него был пропитан едким запахом мускуса, который выделяла вся неисчислимая стая обезьян в момент опасности.

— Вот они, — наконец прошептал Гомо и ткнул дротиком куда-то вбок. — Почему они не хотят оставить нас в покое?

— Вы — легкая добыча, — ответил воин и, передвинувшись, слился со стволом дерева. Теперь его и в двух шагах не разглядишь. Насчет своего запаха он не беспокоился: в такой густой вони не до тонких струек человеческого пота.

— Послушай, Гомо, — тихо спросил Этиоль, — вы всегда обороняетесь подобным образом? Я уже вижу ваши слабые места.

Существо менее разумное оскорбилось бы, однако придавленный грузом ответственности вожак не мог позволить себе становиться в позу.

— Вот как? Какие именно?

— Сейчас времени нет, объясню позже.

Серп луны скрылся за облаком, и число надвигающихся слельвов сосчитать стало невозможно. В любом случае их было больше, чем группа, и меньше, чем орда.

В мгновение ока враги оказались на деревьях. Они хорошо ориентировались в темноте и сразу выбрали верное направление: попытались с наскока прорваться к убежищу, где прятались самки и детеныши. Воины, охранявшие убежище, принялись обстреливать их стрелами, отчаянно тыкали своими легкими дротиками в тени, чем-то очень напоминавшие летучих мышей. Оружие обезьян вряд ли могло нанести серьезный ущерб этим тварям, да и попасть во врага во тьме и суматохе было трудно.

Эхомба, оказавшийся на фланге атаки, издал боевой клич родного племени и отчаянно дрался бок о бок с обезьянами. И все же одна мысль не давала ему покоя: что он здесь делает?.. А в следующий миг пришел ответ — отчаянный визг детеныша перекрыл какофонию битвы. Младенец столь маленький, что помещался на ладони, был вырван из рук матери удачливым слельвом.

Пастух не обладал проворством обезьян, зато выделялся ростом и массой. Враги не сразу поняли, с кем имеют дело, и Этиоль успел сразить двоих. Столкнувшись с неизвестным соперником, слельвы решили отступить.

Исчезли они так же неслышимо и неощутимо, как и появились — словно растаяли в ночном мраке.

Сражение было окончено. Теперь можно было подсчитывать потери.

Слельвы утащили младенца и старуху, не сумевшую вырваться из лап похитителей.

Гомо без сил подошел к своему другу-человеку.

— Если бы не ты, все могло бы кончиться гораздо хуже. — Он тяжело опустился на ветку. — Завтра они опять придут.

— Почему бы вам не покинуть эти места? — спросил Эхомба. — Разве мало благодатных уголков по обеим сторонам реки?

— Ты полагаешь, мы не пытались? — спросил Гомо. — Слельвы преследуют нас по пятам. Мы можем освободиться от них, если только между нами будет лежать Орисбаб. Во всю длину!.. Куда нам податься, скажи, старший брат? Здесь хорошее место, врагов, кроме слельвов, нет.

Скрестив руки на груди, пастух прислонился к стволу дерева.

— Я уважаю тех, кто беззаветно защищает свой родной дом. Но скажи, Гомо, не жили ли здесь слельвы раньше вас?

Обезьяний царь встрепенулся.

— Ты за кого, пастух? За нас или за наших заклятых врагов?

— Безусловно, не за тех, кто крадет детишек у их матерей! Но я прожил достаточно долго, чтобы понять: истина в подобных конфликтах далеко не так проста и однозначна, как кажется каждому из противников.

— Я обещал проводить тебя до цели в обмен на твою силу. Советы мне не нужны, — проворчал Гомо.

• Предыдущая
• 7/75
• Следующая