Пожиратели света и тьмы - Фостер Алан Дин - Страница 55
- Предыдущая
- 55/75
- Следующая
Симна выпрямился, расправил плечи.
— Подлинные герои никогда не позволят себе жертвовать честью!
— Ты, Симна, можешь быть героем, а мне никак нельзя. Я должен исполнить обет и вернуться в родную деревню. Как можно быстрее. Вот что для меня важно. — Эхомба кивнул назад, за спину, в сторону оставшихся позади дюн — свидетелей только что разыгравшегося сражения. — Вот почему я могу сказать, что понимаю свиков. И не имею права осуждать их за подобные хитрости. Северянин фыркнул.
— Да, тебе никогда не стать героем, Этиоль Эхомба. Не дождаться тебе триумфа, не проехать на коне во главе праздничной процессии по улицам большого города. Не будет для тебя криков восхищенной толпы, и хорошенькие женщины не взглянут в твою сторону. В своей собственной стране тебе тоже не быть властелином. Что там в стране — в родной деревне не быть вождем!
Пастуха эти пророчества никак не тронули.
— Друг Симна, я не хочу быть властелином даже собственных детей. Что касается взглядов хорошеньких женщин… Я не из тех, кому нравится их привлекать, да я и не знал бы, как реагировать. Кроме того, одна женщина уже не сводит с меня глаз, и этого вполне достаточно. Что касается триумфов, конных парадов, криков толпы… Я предпочитаю ходить на своих двоих и вместо восхищенных воплей выслушивать: «Доброе утро. Как поживаешь?» Это меня вполне устраивает.
— У тебя совсем нет честолюбия, брат.
— Напротив, запросы у меня немалые. Я желаю прожить долгую, не обремененную болезнями жизнь, причем чтобы рядом была женщина, которую я люблю. Хочу, чтобы дети выросли здоровыми и сильными и обязательно добрыми. Хочу как можно дольше пасти животных — знал бы ты, какая радость наблюдать за ними!.. Хочу общаться с друзьями. Хочу бродить по берегу моря, слушать песни прибоя и вдыхать запах соленой воды… — Его глаза блеснули. — Этого, я полагаю, достаточно для любого мужчины.
Этиоль сунул свободную руку в карман и нащупал мешочек с морскими камешками.
Некоторое время путники шли молча, пока наконец неожиданная широкая улыбка не появилась на лице северянина. С него разом смыло все следы былой задумчивости.
— Хой, теперь мне все понятно! — Он потряс головой и громко рассмеялся. — Ну ты хорош, Эхомба! Едва меня не обманул!.. Но запомни, никому еще не удавалось обвести вокруг пальца Симну ибн Синда. Меня испытывали на рынках в Харканастане и на плато Йюрт-и-Йюр самые шустрые и удалые мошенники, каких только знает мир. Отдам тебе должное: ты хитроумнее и изворотливее их всех вместе взятых!
«Хочу пасти животных», «хочу бродить по берегу моря»… Конечно, великий колдун, конечно! Отличная маска, непревзойденная личина! Любой, кто глянет на тебя, сразу поймет: самый заурядный скромный пастух. Вот это маскарад! Куда лучше, чем прикинуться купцом, деревенским рассказчиком или безобидным пилигримом.
Я предлагаю возвести тебя в сан «волшебника инкогнито», о великий мастер! Что там волшебника!.. Короля или Инкогнито всех тайных волшебников! Пастырь козлов и повелитель собственных детишек. Самый удобный прикид, чтобы добыть сокровища!.. Ты меня чуть-чуть не надул, Этиоль Эхомба.
— Да. — Этиоль едва заметно вздохнул, рассеянно наблюдая за маленькой синей ящерицей, юркнувшей в норку. — Теперь я вижу, что ты не из тех, кого легко обмануть.
— Долго же до тебя доходит, — довольным голосом откликнулся Симна. — Хой, скорей бы выбраться из этой пустыни!
— Чем тебе здесь не нравится? Исключительная чистота, дюны, скалы. Очень красиво!
— Говори за себя, приверженец сухости и жары! Внезапно задрав голову, левгеп раскатисто зарычал, мрачно и предостерегающе. Звук прокатился по лощине, отразился и вернулся к людям. Когда рычание затихло, Алита как ни в чем не бывало подал голос:
— В этом я поддерживаю воина. Я тоже предпочитаю высокую траву, густые заросли, струящуюся воду и обилие жирных, тяжелых на подъем антилоп.
— Тогда почему мы медлим? — весело воскликнул Симна и глянул на большого черного кота. — Если темп будет задавать наш хмурый друг, нам суждено бродить здесь до скончания веков.
С этими словами он решительно вышел вперед и, прибавив шагу, возглавил группу; зверь поравнялся с северянином.
Эхомба с некоторым изумлением наблюдал за товарищами, даже остановился. Затем двинулся следом. Он не испытывал особой радости, зная, как развернутся дальнейшие события.
XXV
Прошло много лет, и дерево уже основательно подзабыло, что случилось в тот день. Порой даже сам этот день вылетал из памяти, и приходилось подолгу вспоминать, когда это произошло, в какую пору.
Одним словом, много лет назад…
Тогда дерево было молодо, совсем еще подросток, даже корой как следует не обросло, и злобные маленькие твари, что любили пожевать, мучили его немилосердно.
И все-таки, несмотря на невзгоды, деревце росло. Почва, в которой удалось прижиться давшему ему жизнь семени, была тучна, небо благоволило — щедро поливало дождем и нежно окутывало снегом. Деревце устояло зимой, когда на округу вдруг навалились жуткие морозы, выжило и в страшное засушливое лето. Помнится, был год, когда прожорливые гусеницы объели все листья… В награду на следующее лето на деревце высыпало столько листвы, что все соседи завидовали. Правда, этих соседей стало заметно меньше. Не каждому дано выжить голым в суровом климате.
Нашему дереву повезло, набрал силу и кое-кто из товарищей. Вот что удивительно — все они пошли в рост на одной и той же земле, всех одинаково поливали дожди и сушила жара, а два побега оказались заметно выше других. Так они и жили, постепенно укрупняя ствол, поднимая повыше вершины. Соревнование между ростками, постоянное, не прекращавшееся ни на минуту, свершалось молча — оно было частью их жизни. Помнится, когда дереву исполнилось четыре года, один из соседей пал жертвой оленей, которые объели его в течение долгой и очень холодной зимы. Животные содрали кору, а весной на обнаженную израненную древесину навалились жуки — начали откладывать яйца. Другое дерево пало жертвой медведя, выбравшего его, чтобы унять досаждавший зуд; обломанное, засохшее, оно долго мозолило глаза своим древесным родственникам.
Нашему дереву повезло. Большие животные проходили мимо, насекомые плодились на соседях, их личинки пожирали листву и молодые побеги, строили из них ульи. Каждую зиму дерево засыпало и во сне лелеяло надежду, что кочующие стада пройдут стороной.
Минули годы, деревце подтянулось, окрепло, и когда казалось, что все несчастья уже позади и впереди ждут долгие годы жизни, пришла беда. Это была не скрытая хворь, иссушающая корни и ветки, не зараза, отравившая соки, поднимавшиеся из земли. Поздней осенью на побережье, где росло дерево, налетела страшная буря. Она смела все, что не смогло устоять. Пострадали даже могучие деревья-ветераны, нагулявшие толстый ствол, крепко вцепившиеся в почву корнями. Ветер был ужасный, невиданный доселе, он скатывался с западных склонов гор, его рев напоминал грохот лавины.
Некоторые деревья, простоявшие сотни лет, переламывались, и жуткие острия оставшихся пней торчали по округе. Другие лишались ветвей и сухих листьев, и лес, совсем недавно тенистый, прохладный, оказался выметен насквозь. Подлесок был выдран с корнем, погибла опавшая листва, пропали насекомые, грибницы и вообще весь травяной покров. Даже мелкие животные.
Наше деревце держалось из последних сил. Молодые, еще тонкие корни с трудом противостояли урагану. Скоро они обломились; деревце подняло в воздух и вместе с сотнями сородичей понесло в дальние края. Как уже было сказано, беда случилась поздней осенью, когда многочисленная растительная живность уже успела подготовиться к зиме и погрузиться в сон. Соки собрались в сердцевине ствола, плоть замерла, ожидая прихода весны и тепла, чтобы вновь проснуться, забурлить, одеться листвой, нарастить еще один слой крепкой древесины.
Все кончилось в одночасье, как обычно бывает, когда природу вдруг охватывает ненависть к своим детям. Кто может сказать, как долго деревце носилось под облаками? Казалось, что древесное тело потеряло вес и плотность. Его несло над землей и водой, над горами и долами то ли день, а то ли месяц. У деревьев ведь совсем иное понимание времени, чем у других живых существ.
- Предыдущая
- 55/75
- Следующая