Пожиратели света и тьмы - Фостер Алан Дин - Страница 17

• Предыдущая
• 17/75
• Следующая

— Не всегда. Знаешшь, я сссам порой люблю ссвежатинку.

Не спрашивая разрешения, змея несколько раз обвилась вокруг лодыжки Эхомбы. Она была тяжела, это Эхомба почувствовал сразу. Потом загрустил — теперь не сбежишь, шипи не шипи. Впрочем, он и не хотел убегать — змея оказалась мудрым собеседником.

Голова змеи вновь поднялась до уровня его глаз, расстояние между ними стало с растопыренную пядь.

— Ты не похожж на осстальных ходячих. Воззможжно, я не сстану тебя убивать.

— И на том сспасибо, — согласился Эхомба. — А то исспортишшь такой ззамечательный денек.

Змея попыталась просунуть голову ему под мышку. Чтобы ей было удобнее, Эхомба поднял руку. Длинная сестрица повозилась там, и вдруг ее голова всплыла на расстоянии полпяди от лица Эхомбы.

Теперь он мог внимательно разглядеть ее немигающие, безучастные глаза — очи самой смерти. Змея сделала еще один оборот вокруг его тела; теперь между его носом и кончиком раздвоенного языка сестрицы осталось меньше пальца.

— Кроме того, — с трудом вымолвил Эхомба (грудь его была стиснута), — я сслишком велик для тебя. Тебе меня за разз не проглотить.

Змея поиграла раздвоенным кончиком языка — то высунет его, то спрячет, — потом прошипела:

— Ты такой вкуссненький. Теплый, полный крови… — Она сделала паузу и добавила: — Но ты прав.

Пастух не спеша поднял руку и, коснувшись пальцами головы змеи, погладил ее. Та даже зажмурилась от удовольствия.

— Почему ты хотела убить меня? — спросил пастух.

— Ты напугал меня. Мне не нравитсся, когда кто-то мешшает мне высслеживать мышшей. К тому же я много дней посстилась.

— Ссказать по правде, длинная ссестрица, я тоже. Давай-ка вмессте поохотимсся. Надеюссь, я найду что-нибудь годное и для ссебя, и для тебя.

Змея осторожно освободила человека из своих объятий, свернулась клубком у его ног и недоверчиво спросила:

— Ты хочешшь поделитьсся ссо мной пищщей поссле того, как я чуть не лишшила тебя жжиззни?

Эхомба поднял одну ногу, обтер о траву, затем другую, не спеша стряхнул налипшие комки грязи со своей юбки.

— Что изз того! Коли в пути мне повсстречается доброе ссущество, я всссегда делюссь с ним хлебом. Как же иначе?

— Ессли это вссе лишшь твоя человечесская хитроссть, мои братья обязательно отыщщут тебя. Эхомба улыбнулся.

— Чему быть, того не миновать. Твои меньшшие братцы, зземляные черви, все равно как-нибудь до меня доберутся… А теперь идем. Я, ззнаешшь ли, хорошший сследопыт.

— Ты вон какой долговяззый. Тебе ссверху все видно, — ответила змея. — А мне приходитсся ползти на ззапах или на тепло.

После нескольких часов поисков Эхомба наконец наткнулся на следы водосвинок. Он двинулся вперед и скоро вышел к реке, где вдали на мелководье нежилось стадо больших грызунов. Двух молоденьких кабанчиков было вполне достаточно для охотников. Этиоль уже совсем было собрался развести костер, чтобы поджарить мясо, как его спутница призналась:

— Меня проссто тошшнит от ззапаха жжареного мясса.

Считаясь с ее вкусами, Эхомба съел свою долю в сыром виде.

Только к ночи пастух позволил себе развести костер. Змея устроилась поодаль. К сожалению, свернуться клубком ей так и не удалось: мешало вздутие в середине ее длинного гибкого тела. Переваривание добычи — процесс долгий, неспешный, и все это время Эхомба охранял нового друга.

В конце концов змея поблагодарила его:

— Ты сслишком добр для обладающего ногами. Сспасибо тебе.

— Рад был помочь, — ответил человек.

— Хочу ссделать тебе подарок. Ты помог мне в охоте, а мы, лишшенные ног, вссегда верны дружжбе. Я ссмотрю, ты носсишь сс ссобой воду?

Эхомба невольно бросил взгляд на кожаный мешок, в котором он держал запас воды.

— Безз нее мне не прожжить. Это вы, длинные ссесстры и братья, умеете долго терпеть. Мы — нет!

— Дай мне его, — попросила змея. — Я добавлю туда своего снадобья.

Удивленный Этиоль положил наполовину опорожненный бурдюк рядом со змеей.

— Открой, — прошипела гадина.

Эхомба послушался. Змея прочно взяла в рот одну из металлических скоб, служивших замком, а в следующую секунду в бурдюк полилась тоненькая струйка яда. Эхомба оцепенел. Наконец змея отползла в сторону и сказала:

— Я отмерила точно. Выпей вссе, только не сспеши. Тяни долго, по капельке. Ззамечательное сснадобье! Ночью помучаешшься, а к утру встанешшь ссильным, бодрым. Но это не все — поссле того как отведаешшь сснадобье, тебе никакой яд будет не страшшен. Не только мой, но и вссех моих братьев. Такой мой дар.

Эхомба осторожно процедил содержимое бурдюка через запасной клок материи, который был предназначен для штопки кильта. Затем последовал наставлениям змеи.

Часа два до самой темноты его трясло как в лихорадке, а когда неожиданно наступило прояснение, он почувствовал прилив сил.

— Сспассибо, младшая ссесстрица. Тут же его неотвратимо потянуло в сон — видно, организму срочно требовался отдых.

— Что, — спросила гадина, — глазза сслипаются? У меня тожже. Ты меня утром не буди, я буду сспать нессколько дней.

— Обещаю вести себя тихо, как мышшь. Удовлетворенное шипение было ему ответом. Уже засыпая, младшая сестрица пробормотала:

— Уфф, как я ссыта. Прошшу тебя, большше ни сслова о еде.

По правде говоря, утром Эхомбе было нелегко сдержать обещание, данное новому другу. Каждая мышца позванивала, каждый внутренний орган охотно подпевал, хотелось поднять голос над шепотом подернутой туманом реки… Не тут-то было! Длинная сестрица просила не шуметь. Этиоль огорченно вздохнул. Впрочем, за него с восходом солнца заголосили длиннохвостые попугаи — шумно и крикливо воспели хвалу светилу, подарившему еще один день.

Пастух поднялся, быстро собрал свои пожитки, глянул на растянувшуюся поблизости змею. Удивительное дело, спроси какую-нибудь городскую модницу, как начет ползучих тварей, та в ужасе воскликнет — эти гадины страшнее всего на свете! Однако надеть босоножки из змеиной кожи она почитает особым шиком. Никому из пастухов или охотников в голову не придет ради ненависти убивать змею. Что касается младшей сестрицы, та словно в камень превратилась — теперь будет неделю переваривать пищу.

Стараясь не нарушить ее покой, не потревожить реку, утро, солнечный свет, в избытке ложившийся на землю, саму землю, пропитанную утренней росой, Этиоль Эхомба собрал пожитки и перебрался на противоположный берег.

Скоро вид окружающей местности совершенно изменился. Далеко позади остались река с низкими берегами и неспешным течением, неоглядная равнина, поросшая густой травой. На пути все чаще начали попадаться густые кустарниковые заросли, рощи, перелески, насквозь пронзаемые солнечным светом. Потом и яркие лучи перестали справляться с буйством растительности. Этиоль не заметил, как вступил в густой, пропитанный головокружительными дурманами лес, называемый «джунглями». О нем, помнится, рассказывала Фастала. Это было царство растений и всевозможных насекомых.

Эхомба шел и с изумлением озирался: кто бы мог подумать, сколько диковинных организмов сотворила природа. То свисающие сверху стволы, то листья поразительной формы, то цветы, от запаха которых в голове начиналось невообразимое кружение… Хотя идти было легко. Высокие деревья, сплетаясь кронами, создавали тень, густая подгнивающая подстилка под ногами мягко пружинила. Вот место, которое пришлось бы по нраву Гомо и его народу!

Никаких следов обитания человека здесь он не нашел. Ни дорожки, ни тропки, ни даже лоскутка возделанной земли. По-видимому, жители Кора-Кери сюда не наведывались. Выходит, топать ему по безлюдной, незнакомой местности. Впрочем, такая перспектива не пугала Этиоля. Этим он занимался всю жизнь.

Так пастух вышел к огромному бревну, лежавшему поперек дороги.

Эхомба осторожно коснулся пальцами замшелой, скользкой поверхности. Поскреб и обнаружил под слоем мха камень. Удивительному препятствию не было видно конца: налево оно уходило на запад, а направо, плавно изогнувшись, устремлялось на северо-восток.

• Предыдущая
• 17/75
• Следующая