"Фантастика 2024-15".Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Босин Владимир Георгиевич "VladimirB" - Страница 181

А он ведь так и поступил. Может, для кого-то настоящий подвиг — это кинуться с гранатой под танк, закрыть собственным телом амбразуру. Достойно, спорить не о чем. Считать ли подвигом полужизнь в течении года в плену, без надежды, без права на прощение, понимая, что своим трудом ты помогаешь врагу. И медленное угасание тела, уставшего сопротивляться болезням и голоду. Бесславное забвение в общей могиле среди миллионов, таких же бедолаг. Без права на подвиг.

Наверняка у подполья есть несколько заготовленных вариантов побега, с которыми я мог бы помочь, учитывая способности аватара. А ведь я ещё не проверял его по полной программе. Двое полицаев в мастерской Шурки-Механика не в счёт. Я там даже и не начинал, по большому счёту. Разобрался с ними, даже не воспользовавшись кодовой фразой запуска программы нейроактивации. А ведь, по словам Лукреция, перестройка узлов нейротрона позволит значительно усилить боевой потенциал. Получается, я смогу отмачивать номера покруче, чем под Перемышлем в 1915-м?

Эх, жаль, нельзя опробовать способности хотя бы немного! Придётся целиком положиться на заключение Смотрящего. Ведь ему нет никакого смысла меня дезинформировать. Орден заинтересован в том, чтобы Хранители не получили Демиурга. Вернее, в первую очередь, чтобы очередной Демиург был лоялен Смотрящим. Вон как ловко подогрели мой интерес к нему. Окрутили, ничего не скажешь.

Если я использую способности Демиурга с помощью Ордена, то спасу семью. И немедленно стану врагом Хранителей. И пожизненным должником Ордена. Лихо, нечего сказать.

Мда…поживём — увидим. Если доживём.

Другое дело, что за всей этой чехардой я постоянно пропускаю один интересный момент. Исходя из сообщённой Смотрящим информации, планируемые мной действия, неизбежно приведут к серьёзному изменению реальности. Которая, как совсем недавно отметил Лукреций, теперь полностью интегрировалась с моей временной линией. Из чего вытекают довольно неприятные логические выводы.

Массовый побег, даже удачный, повлечёт за собой большие человеческие жертвы. Как во время самого бунта заключённых, так и впоследствии, при попытке прорыва и бегства на территорию СССР. Сколько народу сгинет по дороге? Скольких выдаст ненавидящее Советы население сопредельных государств. А преодоление линии фронта? Да и у своих не с пирогами встретят! Ёшкин кот…

Можно, конечно, себя успокаивать тем, что подавляющее большинство нынешних узников Цайтхайна и так обречены сгинуть в безвременье на долгие полвека. Кстати, разберёмся, так ли это плохо? К примеру, что будет с их родными в СССР, когда станет известно, что их мужья, сыновья или братья — предатели Родины и подпадают под Указ усатого? И почему тогда я уверен, что имею право решать за них?

От потока нахлынувших вопросов внезапно похолодело внутри.

— Что, Петро, живот прихватило? — вопрос Родина вернул меня в реальность.

— Никак нет, господин старший писарь, душновато тут.

— А…ну, есть такое. Вот, держи, — он передал мне стопку одежды, что вручил ему кладовщик. Поверх неё он водрузил ношенные, но добротные сапоги, солдатский ремень и пару портянок. Всё обмундирование было советским, со склада.

— Свою старую одёжку не выбрасывай…слышь? Занеси потом! — засуетился Карлуша.

— Хорошо, — ответил я, вопросительно глядя на Семёна.

Тот скептически оглядел меня с головы до ног и произнёс: «Пойдём к колодцу, помоешься».

Мы вышли из административного здания, затем со двора тем же путём, свернули влево и оказались у самого обычного колодца с воротом и жестяным ведром. Семён достал и кармана небольшой бумажный свёрток и протянул мне.

— Вода в колодце, Теличко. Держи обмылок. У тебя пять минут. Воду сливай вон там, с краю у канавы. И побыстрее. Наш фельдфебель любит пунктуальность.

— Яволь! — кивнул я и тут же скинул своё рваньё на долблёнки, подстелив старые штаны рядом. Вместо мочалки использовал исподнее. Кусок сероватого хозяйственного мыла, что был чуть толще ученической тетради и пах мышами, мгновенно ушёл в дело. Облился водой с наслаждением, трижды. Растёрся насухо вывернутой гимнастёркой.

Ровно через пять минут в чистом обмундировании я предстал перед старшим писарем. Завершённая модификация и адаптация аватара за последний месяц не могла не отразиться на рельефе и мышечном каркасе, даже несмотря на не всегда полноценное питание. Купленный за рейхсмарки чешский шпик, которым я обогатил рацион последние дни перед отправкой в Цайтхайн, значительно изменил ситуацию. Поэтому необмятая форма на мне сидела как влитая. Видимо, я действительно здорово преобразился, так как вызвал удивлённую улыбку Семёна. Лишь недельная щетина, да неровно отросший ёжик волос выдавали во мне сейчас человека, лишённого последнее время благ цивилизации.

— Раз в неделю по средам будешь ходить в баню вместе со служащими отделов и лагерной полиции. Вечером у Карлуши получишь ваксу, мыло, бритву и сменное полотенце. В бане не забудь подстричься у лагерного парикмахера. А сейчас тебе две минуты, чтобы отдать своё рваньё кладовщику. Ну? Одна нога тут, другая… Я тебя жду, — Семён демонстративно достал из кармана наручные часы без ремешка с треснутым стеклом — невиданное богатство для лагерника!

Я успел быстрее и уже на бегу нагнал старшего писаря, сворачивающего к парадной двери администрации.

Отдел «2Б» занимал на первом этаже несколько комнат, соединённых крестообразным коридором. Он состоял из пустовавшего сейчас кабинета обер-лейтенанта Тротта, местного начальника, двух больших помещений с архивом, в одном из которых стоял старый конторский стол заместителя Тротта, того самого фельдфебеля Вайсмана, носившего пенсне и большие чёрные лоснящиеся от длительного использования нарукавники. Из этой комнаты вёл широкий дверной проём в ещё одно помещение с тремя столами, расположенными по периметру. Напротив них на стене висела самая обычная школьная деревянная доска, выкрашенная коричневой краской. На ней мелом была расчерчена таблица с цифрами и следами множества затирок и аккуратных исправлений.

Всё это я успел увидеть, пока меня провожал к герру Вайсману старший писарь. Представление начальству вышло довольно подробным. Фельдфебель не зря ел свой хлеб и немедленно стал задавать мне вопросы быстро, почти не давая время на раздумья. Разговор шёл по-немецки. По лицу фельдфебеля было трудно разобрать степень его недовольства или удовлетворения. Наконец, беседа, больше напоминавшая допрос, завершилась. Фельдфебель повернулся к стоявшему рядом со мной Семёну.

— Гут, герр Родин. Если этот человек также расторопен в делах и аккуратен с бумагами, как сообразителен при ответах и точен в формулировках на чужом для него языке, я полагаю, что он может быть полезен Рейху.

— Так точно, герр фельдфебель! — пристукнул каблуками сапог Семён. Вайсман слегка поморщился, что всё же выдало в нём гражданскую косточку. Интересно, кто он в прошлом? Банковский клерк? Сельский учитель? Приказчик из магазина?

— Я смотрю, он принёс с собой карточки лазарета? — фельдфебель указал взглядом на сжимаемые мной в руках документы от Вольского, — вот и начните Родин с обучения заполнения регистрационных документов и журналов. Скоро прибудут сразу два эшелона. Сформируются новые арбайткоманды. Будет много работы… — Вайсман вернулся к своим бумагам, аккуратно разложенным на столе, отпустив нас небрежным движением вялых пальцев, поросших редким седым волосом.

Всё оставшееся до обеда время я делал вид, что вникал в заполнение персональной карточки военнопленного и карточки военнопленного, отправляемого на работы, а также зелёных карточек для WASt — Справочной службы вермахта, введённых совсем недавно, якобы в связи с заявлением советского правительства в Международный Красный Крест о своей готовности передавать фамилии солдат, попавших в плен. Были здесь и уже знакомые розовые лазаретные карточки. Труднее всего было не торопить старшего писаря и внимательно выслушивать нудные объяснения Семёна, изображая глубокую заинтересованность. Всю эту кухню я изучил давным-давно, ещё когда Сталина Моисеевна помогла отыскать архивные документы деда. О некоторых нюансах я узнал дополнительно перед самой отправкой во время кухонных посиделок с её подругой.