90-е: Шоу должно продолжаться 7 (СИ) - Фишер Саша - Страница 34

— Так мне позвать ее? — потормошила меня Наташа, уже схватившись за ручку двери. — Там как-то все другое начали обсуждать, я даже не поняла, надо или нет. По-моему, со скрипкой будет прикольнее…

— Обязательно зови, — кивнул я. — Пусть завтра в «Буревестник» приходит, как мы договорились.

— Ладно, я пошла уже, а то с ног валюсь, — Наташа открыла дверь, впустив в машину стылый воздух. — Думаю, что вампир — это та толстая дурища с кислым лицом. В газете писали, что…

Что там писали в газете, я не узнал, потому что Наташа захлопнула дверь с той стороны, и бомбила сорвался с места.

— Между прочим, там в статье все правда написана, — неожиданно подал голос водитель, когда мы вывернули на Ленинский проспект. — Вот, в натуре, один пассажир садится, и вроде ничего такого, едет и молчит. А когда ты его довозишь, чувствуешь прилив сил, типа. А другой, вроде весь такой общительный, здрасьте-извините, а как вышел — ты как лимон выжатый, будто он тебя изнутри выжрал. Хоть ложись и помирай. А у тебя еще вся ночь впереди.

— А может это инопланетяне среди нас? — развеселился я.

— Зелененькие человечки что ли? — хмыкнул водила. — Да не, бред какой-то!

— Ну почему же зелененькие? — сказал я. — На самом деле они серые. И чтобы быть цветными и не выделяться среди людей, в общество которых они внедрились, им нужно питаться чужими эмоциями. Высосал энергии у кого-то — и хоба! — ты цветной, как и все. А если их посадить на голодный паек, то они сначала станут блеклыми, а потом отощают, отрастят большие головы и глаза такие…

— Вот ты серьезно сейчас говоришь вообще, братан? — подозрительно спросил водила.

— А черт его знает, — усмехнулся я. — Разве в такое время поймешь, что серьезно, а что нет?

— В натуре, — вздохнул водила. — Времена сейчас — просто оторви и выбрось. Завод остановили, зарплату не платят, вот и приходится выкруживать копеечку… Кстати, не накинешь еще чутка? А то я обещал жене, что пораньше приду, а у меня сегодня хрен да маленько вышло…

— Подъедем к дому, гляну, что там у меня с финансами, — сказал я, глядя на одиноко бредущего прохожего. Покачивается из стороны в сторону, и даже вроде песню какую-то поет, пофиг ему, что сегодня будний день. Да и завтра тоже.

Когда я пришел, Ева уже спала. Я тихонько закрыл дверь спальни и прокрался на кухню. Включил свет, поставил чайник. Спать хотелось, но сначала я должен был кое-что обдумать.

Музыка для меня всегда была чем-то неясным, почти магией. Слушал я ее довольно много, и просто фоном, и за рулем, и чтобы тишина не давила. И просто в наушниках, когда в какой-то момент жизни поддался массовой истерии насчет десяти тысяч шагов в день. Вот только я в ней не разбирался. Был в каком-то смысле всеяден, исполнителей запоминал от случая к случаю. Не был знатоком, в общем.

Могу ли я доверять себе как эксперту в таком случае?

Пока что, чутье вроде как не подводило, но в случае с творчеством Астарота против творчества Кирюхи все было, вроде как очевидно. Сатанинский мусор, который сочинял Астарот, был фигней, с какой стороны не посмотри, а вот песни Кирюхи были… как бы это сказать… стильными, что ли. Какие-то больше, какие-то меньше.

Сегодня с ним, кажется, случилось озарение или что-то вроде.

Но как понять, что новая песня — потенциальный хит? Ведь хит — это песня, которая снискала народную любовь. Разве можно вообще такое предсказать?

Из носика чайника ударила тугая струя пара.

— Ты чего спать не ложишься? — сприсила сонная Ева, открыв дверь на кухню.

— Милая, как понять, что новая песня — потенциальный хит? — спросил я.

— Никак, — хихикнула она. — Вряд ли хоть один автор сочиняет и думает: «Сляпаю по-быстрому порожняк, чтобы место на пластинке забить…»

— Ну почему же, некоторые думают, — хмыкнул я.

— И потом долго страдают, что из всего альбома народ выбрал именно эту самую залипуху, а не выстраданные ночами в творческих муках… — Ева снова сонно улыбнулась и обняла меня за шею. — Это же лотерея. Какой-то номер выигрывает, какой-то нет. Потенциально это может быть любой номер, но…

— Хит Шредингера, — сказал я. — Пока его не спели на публику, он может быть хит, а может порожняк.

— Если это что-то важное, то лучше запиши, — сказала Ева, устраивая голову у меня на плеча. — Потому что утром я этого разговора не вспомню.

— Обязательно запишу, — я куснул Еву за ухо. — Кто бы мог подумать, что музыка и квантовая физика имеют столько общего…

Пить чай я уже передумал. Теплая и сонная Ева, прижавшаяся ко мне вплотную, напрочь выбила из моей головы всякие сложные мысли, мой молодой и здоровый организм взял верх над рассуждающим пятидесятилетним мозгом. Руки сами собой скользнули под тонкую ночную рубашку, повторяя нежные изгибы евиного тела.

— Ледяные пальцы… — пробормотала она и прижалась ко мне еще теснее.

Музыка и квантовая физика, вместе с потенциальными хитами и не-хитами растворились где-то в недрах мозга.

Проснулся я еще до того, как прозвенел будильник. Сон слетел, будто его и не было. «Надо срочно позвонить Кирюхе!» — подумал я и вскочил с кровати.

Смутные детские воспоминания подсказывали мне, что когда-то я уже бывал в этом месте.По крайней мере, однажды. Еще в советском детстве. Мама тогда увольнялась с работы из школы, чтобы перейти на другую, а у меня что-то такое случилось, отменили продленку или еще что-то такое, так что я пришел домой рано. Мама нервничала и почему-то не захотела оставить меня дома. Так что мне пришлось торопливо собираться, и мы поехали вместе. Потом я бесконечно долго ждал ее в пустынных и гулких коридорах чужой школы. И жутко переживал, что сейчас какой-нибудь строгий учитель заругает меня, что я не на уроках. Мама сначала скрылась за дверью с грозной надписью «директор», потом за какой-то другой. Носила в руках какие-то бумаги… И все время очень волновалась. А когда хождения по мукам были закончены, и мы вышли на улицу, она спросила меня, хочу ли я пирожное. И мы пришли сюда. В безликий куб, примкнувший к такой же безликой девятиэтажке. Над стеклянным входом в кафе. Тогда еще дом был совсем новехоньким, и буквы «кулинария» над входом были такими яркими, что я подумал, что это, должно быть, очень дорогое и важное место. Мама купила мне большущий эклер (который мне не понравился из-за слишком жирного крема) и пузатенькое «шу», кремом которого я перемазался до ушей, но был в совершеннейшем восторге.

Сейчас никаких букв «кулинария» над входом уже не было. Вместо них там красовалась новенькая вывеска — ресторан «Ассоль». И внутри все было иначе. Новые хозяева постарались придать интерьеру стиль «дорого-бохато», занавесили окна тяжелыми бордовыми портьерами с золотой бахромой. А столы застелили белыми скатертями. Вот только пол остался прежним — как в школе, серый с мраморной крошкой. И из-под чехлов с рюшами выглядывали металлические ножки прежних стульев.

Трое официанток в бордой, под цвет штор, униформе и беленьких фартуках, как будто сшитых по мотивам чьих-то эротических фантазий, воззрились на меня с нескрываемым удивлением. Ну да, логично. Во-первых, сейчас было всего-то два часа дня, а новоявленный ресторан в это время суток не пользовался особенным успехом, так что зал был девственно пуст. А во вторых… ну да, моя патлатая нефорская внешность вообще никак не сочеталась с напускным пафосом местной обстановки.

— Тебе чего, юноша? — сказала одна. Длинноногая халда с шлюшьим макияжем и начесанной под самый потолок челкой.

— Пообедать тут можно? — с улыбкой спросил я.

— Студенческая столовка в соседнем здании, — бросила она и потеряла ко мне интерес. Повернулась обратно к двум подружкам. Явно чтобы продолжить прерванный моим появлением разговор.

— Есть предложение, дамы, — сказал я, извлекая из кармана три купюры. — Чаевые интересуют?

Я с намеком помахал деньгами в воздухе. Хех, в изумительные времена все-таки живу! Наблюдаю, можно сказать, на живой натуре, как зарождается социальная прослойка обслуживающего персонала. Рождается в боли и муках, не иначе.