Маори - Фостер Алан Дин - Страница 60

• Предыдущая
• 60/140
• Следующая

Это был грустный, унылый опыт для каждого участника похода. Но хуже всего пришлось Тобиасу Халлу.

Несколько дней спустя Халл медленно, без колебаний направился к одному дому в Окленде, порог которого, как он клялся, никогда не переступит его нога. Это было самое заметное строение в городе, сделанное из дерева, камня и импортного стекла. Он широкими шагами прошел к веранде, окружавшей весь дом, и постучал. Бронзовый молоток в виде головы льва издал громкий звук.

Вместо ожидаемого Халлом пожилого слуги-маори на пороге появилась удивительно молоденькая ирландка в зеленой с белым форме. Она с любопытством оглядела посетителя и осторожно посмотрела на роскошный экипаж, ожидавший на противоположной стороне улицы. Со своей стороны Халл старался смотреть мимо нее. В холле за спиной девушки стоял знакомый запах прекрасных ковров и полированной мебели.

— Сэр? В чем дело?

— Скажите… — он глотнул и начал снова. — Скажите мистеру Коффину, что Тобиас Халл хочет иметь удовольствие поговорить с ним несколько минут.

Горничная медленно кивнула и исчезла в доме. Халл проследил за ее вызывающим задом и задумался, насколько далеко заходят здесь интересы Коффина. Теперь он мог себе это позволить, Но нет, решил Халл. Коффин слишком твердый, слишком сдержанный. Он был шаловливым парнем в молодости, но сейчас стал примерным семьянином. Халл чуть не рассмеялся при этой мысли.

Ему оставалось только ждать.

С годами Роберт Коффин приобрел что-то, с чем он когда-то поклялся не шутить: вкус к роскоши. В результате дома в Окленде и Те Вайроа были забиты самой лучшей мебелью, какую его люди смогли найти в Европе и Америке.

Оригинальные муслиновые занавески уступили место дамасскому шелку. Столик из прекрасного китайского дерева, купленный для Холли, теперь был уставлен дорогим английским серебром. Часы привезли из Франции. На стенах висели изысканные картины. Коффина убедили, что они принадлежали кисти великих мастеров. Великих или нет, но он нашел картины приятными на вид: итальянские развалины в ярком солнечном свете, темные английские леса, лошади и собаки. Любимую картину Коффина нарисовал наименее известный художник. Полотно занимало почетное место над мраморным камином в просторной гостиной. В доме в Те Вайроа находилась копия. Это был портрет Холли Коффин, стоящей на фоне сада. На ней было голубое платье, подаренное ей Робертом много лет назад, атласное, с кружевами. Но оба обычно называли его просто «голубым платьем». Оно струилось вдоль ее фигуры так же, как солнечный свет на итальянских картинах, выделяя все впадинки и выступы, все изящные очертания стройной фигуры, но при этом оно не было вызывающим. Рядом висел маленький портрет Кристофера, Сейчас сын Коффина почти догнал по росту отца, стал симпатичным, худощавым, воспитанным молодым человеком. Он никогда не стал бы моряком. Мужчины знали это. Его комплекция просто не подходила для того, чтобы выдерживать тяготы морской жизни.

Но, не став капитаном, мальчик не превратился в денди, чего так боялся когда-то Коффин. Он заинтересовался семейным бизнесом без какого-либо нажима со стороны отца. Кристофер под руководством Элиаса Голдмэна так здорово научился разбираться в джунглях приказов и документов, что сам Коффин мог проводить много приятных дней в обществе своей жены, оставаясь спокойным за дела и полностью положившись в этом на сына.

Привыкнуть к отдыху Роберту оказалось довольно сложно. Привыкнув за много лет работать без передышки, он обнаружил, что расслабление — чуждое для него чувство.

За стол в столовой могли усесться тридцать человек. Во время семейных ланчей занималась только северная часть огромного стола. Коффин устраивался во главе стола. Справа от него Холли. Кристофер садился напротив матери, но сегодня он остался в кабинете. Что-то связанное с инвентаризацией, как сообщил Голдмэн. Коффин мог возразить, но знал, что не стоит спорить с Элиасом. Если ему понадобился Кристофер, значит, так нужно. Это была самая лучшая школа бизнеса для молодого человека.

Такая мысль доставила Роберту удовольствие. После многих лет беспокойства и волнений теперь казалось, что его единственный сын не только сможет выжить, но и преумножить успех «Дома Коффинов». Кристофер никогда не смог бы отправиться на поиски новых земель в седле или поплыть в Сан-Франциско развивать новые рынки, но сейчас он открыл нишу, где имел возможность проявить себя лучше любого ровесника. Коффин никогда не видел своего мальчика таким счастливым. И он находился в прекрасных руках Голдмэна, который обращался с ним как с сыном.

Несколько человек знали, что Элиас женат на Камине, своей любовнице-маори, и что у них две прекрасные здоровые девочки. Коффина часто интересовало, как члены большой семьи Камины мирились с иудейской верой Голдмэна, когда сами боролись с различными христианскими доктринами, соперничавшими в их душах.

Как и все в Окленде, качество медицинского обслуживания с каждым годом все улучшалось. Да, с хорошим доктором, присматривавшим за его здоровьем и с Голдмэном, заботящемся о его мозгах, Кристофер однажды мог взять под свой контроль весь «Дом Коффинов». Тогда Роберт позволил бы себе легкую жизнь, к которой так трудно привыкал.

Есть очень мало вещей, бормотал он себе под нос, которые человек хотел бы иметь, но не имеет. Почему не научиться наслаждаться некоторыми прелестями жизни? Роберт мог позволить себе оценить их. Он наколол на вилку кусок оленины, отправил его в рот и начал медленно жевать.

— Чудесно, — сказал Коффин. — Так и передай кухарке. Холли положила нож, вилку и посмотрела на мужа.

— Что это? Комплимент от Роберта Коффина? Можешь быть спокоен, я скажу кухарке, муженек, но хорошо бы пригласить доктора, чтобы поднять ее из обморока, в который она неизбежно упадет.

— Ну, Холли, — произнес Коффин, поддразнивая ее, — я вовсе не так плох и всегда могу оценить хорошую работу.

— В бизнесе, да. Оценка одному из своих капитанов, поздравление фермеру, комплимент клерку… но никогда ничего приятного своей домашней прислуге. Тем не менее, я попытаюсь осторожно передать твои слова кухарке.

Она засмеялась, когда муж хотел шутливо обнять ее, и отклонилась.

Холли была прекрасна, когда улыбалась, заметил Роберт.

Она почти не постарела и была сейчас в самом цвету. Каким-то образом ей удалось остановить время и выглядеть сейчас почти так же, как тогда, когда он ухаживал за ней в Лондоне. Не один Коффин замечал молодую прелесть этой женщины. Она совсем не меняется, шептались вокруг. Она прекрасна, как в молодости.

Никто не говорил этого про Роберта Коффина, и его это совсем не волновало. В нем не было тщеславия. Морщины придавали ему солидность, а волосы не стали белее, чем в день двенадцатилетия. Развившийся вкус к хорошей пище не сделал его толстым, но нельзя было отрицать, что Роберт стал уже не таким гибким и мускулистым, как тогда, когда проделал полпути, стоя у бушприта «Решительного» или прокладывая путь через неизвестную цветущую страну. Он оценивающе похлопывал себя по талии. Некоторое увеличение ее размера являлось ничем иным, как свидетельством благосостояния, В столовую вошла горничная Эмили. Коффин подумал, что скоро будет нужно присмотреть хорошего дворецкого для управления прислугой. Сейчас работали две горничные, кухарка, грум Валлас и управляющий Те Вайроа. Коффин мог бы обойтись и меньшим количеством слуг, но Холли любила, когда прислуги много. К тому же не было недостатка в людях, желавших поработать за вполне приличную плату. Дворецкий здорово помог бы ей. Эмили сделала реверанс.

— Простите, сэр, но там пришел джентльмен и очень хочет вас видеть, сэр.

Коффин бросил на стол салфетку и отодвинул стул назад.

— Всегда во время ланча.

— Не рычи на него, кто бы это ни был, муж, — попросила Холли. — Тебя ведь можно застать дома только днем. Он наклонился и быстро поцеловал ее в лоб.

— Я скоро вернусь. Не хочу пропустить того, что кухарка приготовила на десерт.

• Предыдущая
• 60/140
• Следующая