Волшебство любви - Бэрн Джулия - Страница 54

• Предыдущая
• 54/56
• Следующая

– Нет, – пробормотал он, – ее изменил не я, а ты.

– То есть я способствовала тому, что вы по-новому оценили ситуацию.

– Я бы даже сказал, что твоя оценка ситуации помогла мне изменить свое отношение к ней. – С этими словами Диверелл стал вытаскивать рубашку из брюк.

Почувствовав, что она, не сходя с места, может немедленно потерять сознание, Фиби для бодрости поднесла к губам рюмку с коньяком и сделала внушительный глоток. По ее жилам разлилось тепло. Она перестала дрожать, во всяком случае внешне. Дрожь внутренняя уступила место легкому трепету, необычайно приятному. Фиби с одобрением взглянула на рюмку и сделала еще один глоток, побольше.

Диверелл осторожно взял рюмку из ее рук и поставил на камин.

– Дорогая, – произнес он с нежностью. – Я сгораю от нетерпения. Но не могу допустить, чтобы ты была пьяна и не осознавала всего, что сейчас здесь произойдет. Если хочешь, я согласен переночевать внизу.

– Внизу? – тупо повторила она.

– Видишь ли, малютка, если я лягу в постель с тобой, то боюсь, что ты станешь моей задолго до наступления утра.

Фиби вмиг оцепенела от изумления. И так же внезапно до нее наконец дошел смысл его слов: он полон страсти. И хотя держит свое желание в узде, но оно не покидает его, проявляясь лишь в сверкающем взоре и выжидательном спокойствии его тела.

И тут ее осенило: так получается, что все от него чего-нибудь домогаются: покровительства, денег, защиты. Родная семья, в течение многих лет и не вспоминавшая о нем, теперь шагу без него ступить не может. Даже она, любя его всей душой, не решается дать ему то единственное, чего он желает. Он предлагает ей всего себя, она же колеблется – принять этот дар или не стоит. Между тем любовь превыше всего на свете. Воспитание, здравый смысл, женская уязвимость – все отступает перед непреодолимой потребностью дать любимому человеку желаемое.

– Нет, Себастьян, – промолвила она, – прошу тебя, оставайся со мной.

– Фиби, – прошептал он, осветившись нежнейшей улыбкой, – не бойся. Нам будет очень хорошо вместе.

Он страстно поцеловал ее и с приглушенным стоном запустил руку ей в волосы. Они рассыпались по ее плечам, шпильки разлетелись в стороны, и Себастьян дрожащими, как ни странно, руками стал перебирать каштановые, с золотистым отливом пряди.

– Я мечтал об этом давно, – произнес он, прерывая поцелуй. – На ощупь – шелк, тончайший, мягчайший шелк.

Он начал расстегивать пояс ее платья, но Фиби этого не заметила – ее внимание было приковано к его обнаженной груди, покрытой плотной порослью черных волос. Она коснулась ее ладонями.

– Да, да, дорогая, трогай меня. Мне не терпится почувствовать на себе твои руки.

Фиби широко раскрыла глаза.

– А ты не знала? Я полюбил тебя с самого первого дня нашего знакомства. Даже с самой первой секунды.

– Несмотря на то, что я была в таком убогом наряде?

– Стоило мне заглянуть в твои глаза, малютка, и во мне проснулось желание.

Он сбросил с себя рубашку, повернул Фиби спиной к себе и принялся расстегивать пуговицы на платье, громко возмущаясь тем, что их так много. Тесно прижатая к нему, она ощущала сдерживаемый трепет его плоти. Ах вот как, не только он на нее, но и она на него способна оказывать подобное действие! Нетерпеливым движением Себастьян повернул Фиби к себе и сдернул с нее платье, бесформенным комком упавшее к ее ногам. Еще через секунду она оказалась обнаженной до пояса. Залившись краской стыда, она закрыла глаза, но небывалое волнение не позволяло ей выдавить из себя хоть слово протеста.

Себастьян что-то произносил, но она ничего не слышала, наслаждаясь тем, что его огромная рука ласкала, чуть сжимая, нежную округлость ее груди. Неописуемое блаженство проникало глубоко внутрь и пробуждало желание, которого она никогда не испытывала.

– Себастьян… – пробормотала она, с трудом выпрямляясь. – Ноги больше меня не держат.

Он подхватил ее, прежде чем замерло последнее слово, и осторожно положил на постель, приговаривая: «Все хорошо, моя любимая, все хорошо». С трудом оторвав взгляд от ее наготы, он сел на край кровати и трясущимися руками продолжал раздеваться. Ему надо было многое сказать ей, но язык не повиновался, да и нужные слова не приходили. Ничего, он скажет все позднее, а сейчас, сейчас он взорвется, если не погрузится немедленно в ее мягкое, теплое тело.

– Если не хочешь получить шок на всю жизнь, закрой глаза, – взмолился он, стягивая панталоны.

– Не такая уж я невежда, Себастьян. Видела столько мужских статуй…

Себастьян, засмеявшись, улегся рядом на кровать, сгреб Фиби в охапку и прижал к себе. Она не возразила, но дрожала всем телом.

– Фиби, любимая, – прошептал он, целуя ее губы, шею, грудь. – Мое невинное сокровище! Не бойся, я не сделаю тебе больно. Ты столько раз выказывала доверие мне. Доверься и сейчас. Прошу тебя. Пожалуйста. Приподнимись немного.

Себастьян снял с нее остатки одежды и, любуясь, оглядел ее обнаженное тело, провел кончиком пальца по ее шее, затем дальше вниз, повторил этот путь всей ладонью, потом ртом и, задержавшись на груди, обхватил губами розовый бутон ее соска. Фиби вскрикнула от пронзившего ее блаженства.

– Себастьян! – еле слышно произнесла она. – Себастьян! Я чувствую себя так…

– Да, да, скажи мне, любимая, что ты чувствуешь?

Сказать? Но как сказать, если ей не до слов? Тем более что рука его, безостановочно двигаясь дальше, коснулась мягкого треугольника между ног.

– Я твоя, – прошептала она, сама себе удивляясь. – О, Себастьян, я так люблю тебя!

– Ах, Фиби, я больше не владею собой. Но не пугайся, дорогая, клянусь, боли я тебе не причиню. Я буду так осторожен!

Он развел ее ноги пошире и лег на нее, все еще сдерживаясь, с крепко сжатыми зубами. Спина его покрылась потом.

– Тихо, Фиби, не двигайся, любимая.

Больно тебе не будет. Только лежи спокойно.

Он робко вступил в ее лоно, чувствуя на своих плечах ее ногти. Легкий рывок вперед – и он внутри нее.

– Расслабься, любимая. Все позади. О, Фиби!

Он продвинулся чуть дальше. Зарылся головой в золото ее волос и медленно, медленно, едва дыша, начал двигаться. Сердце его колотилось с такой силой, что Фиби испугалась бы, не будь она целиком поглощена безмерным блаженством оттого, что они – одно целое.

• Предыдущая
• 54/56
• Следующая