Командировка в ад (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
Милица бросила курить в институте. Здесь снова взялась за сигареты. Дневная смена с бесконечными инъекциями буквально сводила с ума. И так еще предстоит несколько недель! Без выходных…
Врач, позволяя себе редкие перерывы, когда пальцы уже немели и лишались способности ровно давить на поршень, выходила во внутренний дворик больницы, бессильно опускала пятую точку на скамейку и зажигала сигарету, подставляя лицо жаркому солнцу. Тело под халатом белое, а лоб и щеки — словно вернулась с курорта.
Казалось бы, делают правильное, богоугодное дело, спасают людей… Но Несвицкий ежеутренне предупреждал: с каждым днем риски растут. Проклятый сербами карантин на самом деле служил защитой. Но как только его снимут, сюда рванет толпа желающих «разобраться». Хлипкая легальность с фальшивыми оккупационными аусвайсами не прикроет никак. И за поддержкой к армии Варягии не обратишься, они здесь — добровольцы-волонтеры, государство за них ответственности не возьмет, так как засылка вооруженной группы в германский тыл, пусть даже на территорию протектората, а не Рейха, представляет собой бесспорный повод к войне.
В общем, коль запахнет жареным, придется бежать в горы, скрываясь подобно партизанам. Или диким зверям. Конечно, местные всеми фибрами души на стороне команды Несвицкого. Будут помогать. Но… что смогут неорганизованные селяне, основная масса — не служившая в армии и не имеющая военной подготовки, если сюда нагрянут батальоны Бундесвера с тяжелым вооружением и с поддержкой с воздуха? Конечно, об этом обязаны думать люди с боевым опытом — Николай, Душан, да и другие парни. Но они, к сожалению, не всесильны. Неужели придется завидовать Дворжецкому и Осмоловскому, вчера покинувшим городок и уехавшим в Варягию?
Она отбросила сигарету.
Учеба в мединституте, потом практика, ученая деятельность, а кафедра находилась в одной из больниц Москвы, заставляла сталкиваться с больными, но с самыми разными. Здесь же привозили из деревень исключительно истощенных, умирающих. Некоторые — живые (еще живые) скелеты. Дворжецкий перед отъездом утвердил методику малых доз — с явно недостаточным для искоренения болезни количеством активных тел, но чтоб люди дожили до своей очереди. Как-то дотянули. И с каждым днем приходилось нащупывать вену у пациентов, неделю находившихся между этим и загробным миром, высохших, с выпавшими волосами, шатающимися зубами, завалившимися глазами… Страшный грипп некоторых поразил едва-едва, нашлись отдельные индивидуумы, пошедшие на поправку и без чудесного раствора Несвицкого, «святого Миколы», придумали же! Но их — мизер. А уж как выросло местное кладбище…
— Устала? Скоро нагрузка снизится. Тут есть десяток девушек из соседних деревень, наш главврач заключил с ними сделку: получают плазму немедленно, но отрабатывают две недели в процедурной. Отдохни. На тебе же лица нет.
Доктор Деян Симанич, всего на год старше Милицы, правая рука главного, был брошен на самое бесславное направление: восстановить медицинскую помощь помимо лечения сербского гриппа. Что бы ни произошло, женщины носили плод и рожали, у кого-то болели зубы, пациентам с ослабшим зрением требовались очки, страдающие остеохондрозом нуждались в массаже, этот список был весьма длинным — куда больше, чем перечень отделений. Врачей не хватало: двое умерли, остальные в той или иной степени отправились на войну с эпидемией, в том числе — в выездных бригадах, навещать заболевших, кто сам не в состоянии добраться до больницы. Когда все закончится, и заедница будет чествовать докторов, победивших заразу, Симанича если и вспомнят, то лишь в последнюю очередь.
Он присел и закурил. Писали, Сербия — самая дымящая страна в Европе.
— Когда-то мне делали комплименты и хвалили мое лицо, — вздохнула Милица. — А ты говоришь: лица нет.
— Не обижайся, — врач положил ей руку на плечо. — У тебя и вправду очень красивое лицо. Но усталое.
— Да, — согласилась Милица. — Выспаться бы и подкраситься. Буду еще вполне ничего. Как роза, бывшая в употреблении.
Симанич на миг опешил. Такого о себе женщины при нем не говорили.
— Это как⁈
— Побывала замужем. Как говорят в Москве, отдала ему лучшие годы. Оказался подлецом.
— Ну так выбери серба, — предложил доктор. — На команду доктора Миколы, или какое его настоящее имя, смотрят как на посланцев небес. К тебе любой свободный посватается! Лучшие годы — это самые счастливые годы, независимо от возраста. Верю — у тебя они впереди.
Она покачала головой.
— Остаться? А дальше? Наши уедут. Сюда нагрянут немцы, начнут ворошить, кто и какие порядки наводил во время карантина. Мне первой скажут: хальт, ком цу мир! Ах, агент Варягии? Добро пожаловать в концентрасьонлагерь. Название длинное, но жизнь там короткая.
— Не все так печально… По чашечке кофе? Идем, угощу. Моя больничарка его прекрасно варит.
Милица кивнула. Но едва они вошли в холл больницы с заднего входа, как у фасада притормозили два немецких минивэна, выпустивших группу человек шесть.
— Шеф-врач у себя? — спросил первый из приезжих, едва переступив порог и не здороваясь. Сербка-медсестра молча указала в сторону лестницы, ведущей наверх. Туда и устремились два германца.
— Вот и началось, — сквозь зубы прошипела Милица, поневоле ставшая свидетельницей этой сцены. — Гораздо раньше, чем ждали.
— Эти поцелуют нас в чмар, — уверил Симанич. — Но за ними придут другие. Возможно, вам и правда стоит уехать из Високи Плавины подальше в горы и оттуда передавать нам зачарованную плазму.
Мимо них широким шагом проследовал Несвицкий, сопровождаемый двумя телохранителями — Василием и Олегом. Судя по суровым лицам трех волхвов, те уже знали о немецком десанте и готовились объяснить пришельцам, как ловчее расцеловать ниже пояса бригаду волонтеров и местных врачей. Варяжский князь куда лучше подходил для этой неприятной миссии, чем мягкий доктор Симанич.
Глава 8
8.
Когда Милица втиснулась в кабинет главного врача, там уже было многолюдно. Несвицкий отказался начать разговор, пока не соберутся все городские шишки, включая начальника полиции Богдана Давидоваца и командира полицейской роты, священника, мирового судьи, нескольких магистратских чиновников. Словом, получился мини-митинг, только не на площади, как в предыдущий раз, а в закрытом помещении.
Старший из двух немцев, отрекомендовавшийся профессором Розенбергом, начал брюзжать: они де приехали исключительно с научной целью, зачем посторонние, но Николай не отреагировал. Стали ждать. Когда дверь впустила последнего из приглашенных, управляющего местным отделением банка, мужчину с черной ленточкой на лацкане пиджака в знак траура по умершим близким, волхв соизволил начать разговор.
— Здесь нет посторонних, герр Розенберг.
— Доктор медицины Розенберг, — мягко поправил немец. В отличие от уехавшего Дворжецкого, он скорее походил на страхового агента, чем на ученого — слащавый тип в хорошем костюме и модных в эту пору роговых очках.
— Если бы ты был настоящим медиком, то приехал бы сюда помочь людям, — хмыкнул Николай. — Сейчас мы сбили вал смертности, тяжелые стабилизированы, тысячи идут на поправку. Поэтому я говорю: ауф видерзейн, герр Розенберг. Или вам еще что-то нужно?
— Ты забываешься! — встрял второй. — Мы — полномочные представители берлинского научного сообщества!
— А я — исполняющий обязанности главы бановины! В отсутствие лейтера и бана, — гаркнул главный полицейский. — Своей властью ввел особое положение. Вы, въехав без моего дозвола, его нарушили! Имею право всю вашу шестерку посадить под арест.
Единственное преимущество немецкого протекторатства, подумала Милица, что все в какой-то степени вынуждены знать немецкий. Разговор через переводчика вышел бы не столь динамичный, тем более — градус накалялся с каждой новой фразой.
— Где же лейтер? Почему не пригласили? — возмутился доктор медицины, а когда услышал многоголосое «умер от гриппа», махнул небрежно рукой — очень скоро нового пришлют, и он с хорватами быстро восстановит порядок.
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая