Лев для Валерьянки (СИ) - Леденцовская Анна - Страница 35

Валерианну чуть не замутило.

— Уж лучше бы он оставался зверем, в шкуре он гораздо симпатичнее, — прошептала она мантикоре.

— Рад, очень рад, — расплылся в оскале, обнажая острые зубы, низкий, кривоногий и горбатый мужик. Рот его был изорван и изуродован шрамами, над крошечными, как и в облике росомахи, темными глазками нависали козырьком кустистые брови, а шерсть торчала клочьями на подбородке и даже из крупных оттопыренных ушей. — Тебя я буду жрать живьем и медленно, смакуя каждый кусочек плоти и каждый твой вопль именно в зверином облике. Пусть тебе будет приятно, лапулечка.

Он со смешком клацнул зубами, изображая укус, и опять облизнулся, не сводя с Кейтсы глаз.

— А пока надо позаботиться, чтобы твоя подруга перестала быть такой шустрой пичужкой. Еда должна дергаться и жалобно визжать или вопить от боли, но не бегать. Иначе кусать неудобно. — Философствуя, мужик печально вздохнул, всем своим видом показывая, что барышням надо бы быть посговорчивее и смириться со своей участью.

Похоже, болтовней псих-росомаха не только пугал, но и отвлекал, забалтывал и тянул время. Зачем — стало ясно очень скоро. Рука Ньетоша резко дернула цепочку ошейника с амулетом, и тот легко оказался у него в ладони.

— Глупцы. Такие штуки я научился убивать еще щенком, но все узнают об этом, когда уже слишком поздно, — глумливо усмехнулся он, покосившись на окровавленных и местами облысевших бойцов, сейчас на секунду замерших друг напротив друга. — Эта глупая цацка теперь сгодится как оружие. Люблю такие миленькие штучки, с виду невинные и бестолковые. Стоит их рассоединить, и они перестают работать. Я сожру их всех и их котят, я буду наводить ужас на все графство…

Лере и Кейтсе, на беду, уже надоело вслушиваться в жутковатые бормотания этого психопата, и они смотрели сейчас не на балабонящего дядьку под деревом, а на графа и его противников. Кейтса не успела среагировать на то, как росомаха почти неуловимо сильно дернул рукой, после чего тяжелый треугольный медальон, со свистом взвившись в воздух, одним из острых углов рассек перепонку крыла мантикоры.

Увернуться у девушки шансов не было, ветка была короткой и толстой. Удобной, чтобы сесть, и прочной, чтобы выдержать вес летающего зверя, но совершенно неприспособленной для любых других маневров.

Крик боли не сдержавшейся и взвывшей на миг мантикоры разнесся окрест и удвоил ярость Мааля и энтузиазм его противников. Хищники опять сцепились, а Ньетош, снова приняв облик росомахи, медленно полез на дерево, наслаждаясь испугом Валерианны и болью Кейтсы, баюкающей снова поврежденное крыло.

— Птичке подрезали крылышки, мням-ням, — облизывался и причмокивал психопат. — Пооткусываю все аккуратненько, глазки оставлю. Глазки должны видеть и плакать. Язык сожру! Орать могут и без него, жалобнее будет. А девка графская на десерт. Девка нежная, вкусная. Мням-ням.

Хорошо, что неторопливость этого ненормального в предвкушении расправы над слабыми девушками сыграла с ним злую шутку.

Крик Кейтсы был услышан не только на полянке.

Ньетош не успел преодолеть и пары метров высоты, посматривая то в сторону драки, то на своих жертв. Маньяк осторожничал, внимательно следя за все еще опасной мантикорой. Особенно за острыми когтями и ядовитым хвостом. Его хозяева, видимо, успели просветить хищника о том, как погиб глава рода Фырмыр, и разделить его участь росомаха не торопился.

Зато, как оказалось, спасать любимую торопился Берт. Наверное, никто и никогда не думал, что бинтуронги могут развить такую скорость, даже сам мьест Мохнатый. Белая зверюга гоночным болидом вылетела из леса и за доли секунды преодолела кусочек полянки, отделяющий его от дерева, на котором сидели наши пташки.

Бум!

Дерево загудело. Парень, не рассчитав и не успев затормозить, врезался в него с разбегу, но даже не взвизгнул, только молча затряс башкой, чтобы быстрее прийти в себя.

Лера чуть не свалилась со своего насеста, а Кейтса снова жалобно взвыла, потому что, пытаясь сохранить равновесие, невольно растопырила крылья. Разумеется, раненой перепонке это на пользу не пошло.

— Берт! — рявкнула мантикора, у которой из глаз ручьями хлынули слезы. — Ты что, самолично решил скормить нас этому ублюдку, стряхнув с дерева, как переспелые груши?

Росомаха, который благодаря огромным загнутым когтям легко удержался на стволе, даже с интересом свесил вниз морду, разглядывая белошкурого гиганта.

— Хм… Слишком волосатый и, наверное, жесткий. А еще, судя по всему, любит покушать. Ну уж нет. Это мои пичужки. Иди вон ту кучу жуй, — сделал выводы давно спятивший зверь, кивнув на дерущихся, и опять пополз наверх, бурча, что ни пожрать нормально, ни поразвлечься не выходит.

— Все второпях. Безобразие… А-а-а-ар-р-р-р!

Берт же очухался очень быстро, голос Кейтсы подействовал на него как чудодейственный эликсир. Бинтуронги — прирожденные древолазы. То, как Берт управлял хвостом при подъеме, заставило бы обзавидоваться всех земных мартышек.

Ньетош даже не успел закончить свои мерзкие рассуждения, как бинтуронг запустил когти в его хвост и мощно рванул так, что оторвал от дерева задние лапы росомахи. Маньяк завис на передних, вогнав когти в толщу коры, и противно завыл писклявым фальцетом, словно ему еще и бубенцы прищемили за компанию.

— Он меня сожрать хотел! И Леру, — рычала с ветки мантикора, подбадривая их защитника, а вот Валерианна с тревогой смотрела на то, как вокруг окровавленного льва вновь кружат противники, примеряясь и вырабатывая стратегию уничтожения. Старейшин родов тоже прилично потрепало, граф был искусным и очень сильным бойцом, но все же их было четверо против одного. А Мааль уже выдохся, ведь до этого он еще мчался через лес, таща Леру на спине. Дело принимало весьма скверный оборот.

Конечно, у девушек появился защитник, но без графа власть перешла бы в чужие лапы и приговор был бы незамысловат. Уничтожить!

Граф краем глаза успел увидеть эпический таран дерева и даже обругал верзилу про себя, решив, что толку от него не будет. Он не ожидал, что голова парня окажется крепче гранитной скалы и что при кажущейся неповоротливости при его размерах лазит Берт гораздо лучше представителей кошачьих.

Мааль готовился принять свой последний бой, понимая, что к нему помощь, скорее всего, не успеет. Единственное, о чем он жалел, это что не успел окружить заботой свою травушку и показать, как она ему нравится на самом деле.

— Тва-а-ар-р-р-ри! — Неожиданно перед ним, закрывая собой от противников, возник здоровенный полупрозрачный зеленый лев с облезлой гривой. — Как посмели⁈ Мало я ваших праотцев лупил на арене, как котят, чтобы помнили, где они и где род Нейрандес. А ну, прочь! Р-р-раур-р… Атта, у тебя еще есть какие-нибудь трюки? Давай, не жмись, ведьма старая, надо спасать детей. Мы все равно уже не жильцы…

Не ожидавшие ничего подобного хищники отпрянули, но в себя пришли быстро.

Оседлавшая привидение льва старушонка, такая же призрачная и сморщенная, как изюм, только злобно сверкнула глазами на болтливого Айло и раздраженно дернула его за оттопыренное ухо.

— Пф-ф, это всего лишь призраки, бесплотные, давно сдохшие старики. Это вся твоя защита, Мааль?

Тигр глумливо оскалился и переглянулся со снежным барсом.

— Надо с ним кончать, а этот дряхлый раритет может и дальше вопить о величии рода и надеяться на свою мертвую ведьму, глядя, как мы порвем на куски последнего из Нейрандесов.

— Бежим! — неожиданно для остальных вдруг вякнул затесавшийся в компанию заговорщиков лев, которому, по мнению Валерианны, стоило бы петь в детском церковном хоре.

— Это всего лишь видимость, идиот. Они ничего нам не сделают. Старая карга, как я слышал, уже передала свои силы. Неясно, откуда только вылез этот драный кошак, но они точно не помешают нам закончить начатое. — Самоуверенность тигра била через край, и он сильно опешил, когда Лодраш ткнула пальцем куда-то за его спину, злобно прошипев:

— Мы, может, и нет, червивое отродье некогда славного рода Саблезубов, а вот они — да!