Мир ГП (СИ) - Ярмышев Александр - Страница 23

Внутри скорлупы росли шесть мышц в кожистой оболочке, как раз они и венчались выходящими наружу белыми лепестками. Они предназначались для втягивания лепестков.

В самой середке скорлупы прятался бутон. В нем зрели до двадцати пяти семян, в виде маленького початка кукурузы. Когда они будут готовы, то покажутся над цветком. И, если их вовремя не собрать, то отстреливаются в стороны метра на два.

Самих мышц у зрелого растения, набиралось почти килограмм. Хагрид хотел сразу попробовать мясо на вкус, но я настоял вырастить несколько поколений, а потом отдать на исследование какой-нибудь магловской лаборатории на исследование на съедобность.

Как я и ожидал, завершение магических мутаций не отменяло естественных. В особенности это касалось тех образцов, которые были высажены вне магических поселений. Главным образом — они стали мельче. Мяса выходило около полкило, скорлупа стала желтоватой, а лепестки, венчающие мышцы, разделились и вытянулись, приняв по краями салатовый цвет и, тем самым, став еще больше напоминать ананас.

Название для нового растения напрашивалось само — мясной ананас.

Те растения, что росли в магической среде, изменились меньше. Лишь цвет лепестков незначительно менялся в зависимости от почвы.

7 мая 1977.

Надо, наверное, сказать о самом одиозном ученике в Хогвартсе. По крайней мере в эти времена. Даже Мародеры не действовали столь масштабно.

Когда он, почти два года назад, попал на Рейвенкло, я был в шоке. Раньше, я как-то не интересовался этим персонажем, поэтому он стал для меня сюрпризом. И решение понаблюдать за ним, было логичным. Мне казалось, что в каноне, Гилдерой был жутким бездарем. И единственное заклинание, которое он выучил — «обливейт».

Но он оказался довольно неоднозначным человеком. Умным, этого не отнять, не зря попал к нам, но мотивация его хромала. Дело в том, что от любого своего действия, он ожидал внимания и похвалы. Соответственно и вел себя сугубо положительно.

По началу хватало просто похвалы, но чем дальше тем больше. К концу первого курса преподаватели привыкли, что он хороший мальчик, и стали меньше обращать на него внимание. Действительно, хвалить хорошего мальчика за хорошие дела, не принято. Вот и Локхарту, чтобы привлечь к себе внимание, пришлось приналечь на учебу. Но хватило его лишь на полгода. Уже после Рождественских каникул, его оценки просели. И он перестал быть лучшим на своем курсе, вместе с этим угас его интерес к учебе, и отныне он стал плестись в конце рейтинга.

Но мальчик придумал как вновь привлечь к себе внимание. Раз не получается быть лучшим в учёбе, то можно совершить какое-нибудь геройство. Обещания создать философский камень вызывали лишь смех, как и планы стать капитаном сборной по квиддичу.

В итоге этот умник не придумал ничего лучше чем испортить поле для квиддича. Мне-то было плевать на то, где летать, а фанаты этой глупой игры расстроились. Им не хотелось видеть имя нашего «хероя» из двадцати фунтовых букв, вместо разметки.

Но своего он добился, и на какое-то время все говорили только о нём. Даже фингал под глазом, который мадам Помфри отказалась снять, не затмевал его сияющей улыбки. Но, такая слава не бывает долгой, и вскоре этому славозависимому, придется придумать что-то новое.

20 июня 1977

Увидеть грустного Хагрида — не самое приятное зрелище. Он и так не отличается ухоженностью, так, в этом состоянии, может ещё больше запустить себя.

В оранжерее его не нашлось. Пришлось возвращаться к хижине. Весь его вид говорил о том, что он хочет выпить. Это с ним происходило довольно редко, лишь в случае сильного расстройства. А великан был толстокож. И в переносном смысле тоже. Чтобы его расстроить надо серьезный повод.

— Что случилось, Хагрид? Ты меня пугаешь своим видом.

— Всё зря! — шмыгнул носом полувеликан. — Два года работы, и результат совершенно безвкусный.

— Ты что, на себе экспериментировал? Мы же договорились, что я найму лабораторию для проверки мяса на съедобность.

— Да что там проверять? Мясо как мясо. Нежное. Только совершенно безвкусное.

— Эх, Хагрид. Так оно стоит на одном месте. И питание однообразное, и цвет бледно-розовый. Откуда там вкусу взяться? Ни жира, ни микроэлементов в тканях нет.

— Действительно, — как говорится, определить причину проблемы — наполовину её решить. На бородатом лице расплылась улыбка. — А я-то сам и не подумал.

— Вот тебе и следующая работа. Сделать нашу работу вкусной. А ещё лучше, придумать добавки, придающие разный вкус.

— Эта, да. Светлая у тебя голова, Алекс.

26 июня 1977.

— Здравствуй, сын! — мама встретила меня на вокзале, как обычно, находясь у машины. Когда, после первого курса, она повезла меня на такси, я настоял на том, что мы купим ей машину, и она получит права. А то, на такси, я могу и сам добраться.

Как обычно, она прислушалась к моим словам, и уже первого сентября, провожала меня на своей «ласточке».

Однако новость, что она рассказала, перевернула во мне многое.

— От Дореи пришло письмо. Они с Карлусом болеют оспой, и просят тебя, пока не появляться у них. Говорит, что Флимонт с женой умерли.

Вот он, момент истины. Я знал, что старшие Поттеры умерли от Драконьей оспы, ещё до рождения Гарри Поттера. Точной даты не помнил, так как не интересовался этим раньше. Почему не обсудил этот вопрос с Карлусом? Просто считал, что об их смерти говорить неэтично, что они просто этап моей здешней жизни, и он рано или поздно пройдет. Почему же мне так тяжело? В какой момент эти люди перестали быть просто этапом?

— Мам, останови пожалуйста, у того переулка, мне срочно надо к ним.

— Но Алекс, болезнь, очевидно, заразная. Я боюсь за тебя.

— Не волнуйся, мам, — я сжал ее руку. — Эта болезнь наиболее смертельна для людей преклонного возраста. К тому же, скорее всего, я знаю как им помочь.

Марго вздохнула.

— Делай как знаешь. Только береги себя.

Проводив взглядом уезжающую машину, я углубился в переулок, и, посмотрев, чтобы никто меня не видел, активировал портключ.

Первым пунктом назначения был склад с немногочисленными фиалами с эликсиром здоровья. Но их я взял всего пять штук. Главным образом меня интересовал потайная ниша с камнями.

В одной шкатулке лежали крупные изумруды, которые я огранил и заполнил энергией жизни лично.

Взяв шкатулку, я открыл вторую и взял из нее три алмаза, еще один лежал в контейнере в моем пространственном кармане. Итого четыре. Эти камни были заряжены моей энергией, в каждом около тридцати резервов.

С этим арсеналом я переместился в дом своих бабушки и дедушки. Да! Именно так. Как бы я не считал раньше, но они стали для меня родными. И просто так, без боя, я их не отдам.

Шагая по лестнице, я прислушался к своим ощущениям. Похоже предки были в спальне. Я тихонько постучал и вошёл. Дед сидел на кресле, возле кровати на которой лежала бабушка. Кожа была желтушной, щёки и шея покрыты зеленоватой чешуёй.

— Алекс? — дед удивленно поднял взгляд. — Мы же просили Марго передать, что здесь опасно. Хотя, зная тебя, думаю ты не послушался.

Бабушка, увидев меня, попыталась улыбнуться, но, судя по судорожно сжатым губам и приглушенному стону, боль не позволяла даже это.

— Здравствуй, бабушка. Привет, дед. Ты почему мне не написал?

— Так зачем тебя расстраивать? Противодраконью сыворотку, вот же тупое название, мы и без тебя примем. Глядишь все обойдется.

— Не обойдётся, — выдавил я сквозь сжавшееся горло, и почувствовал, как по щеке сползла слеза. Подойдя к постели, я присмотрелся знахарским зрением к бабушке. Она мутировала. Не знаю, вирус это, бактерия или опять грибок, но эта зараза изменяла тело по какому-то образцу. И, из названия и симптомов, можно предложить, что должно получиться нечто драконоподобное.

Здесь не было плавного, поэтапного изменения как у грибка в Улье. Местный, назову его вирус, стремился изменить весь организм сразу. Но разные органы изменялись с разной скоростью, поэтому, больной чувствовал сильные боли.