Гроза над крышами - Бушков Александр Александрович - Страница 71

В отдалении гулко прозвонил колокол, объявляя конец обеденного часа, звон проплыл над причалом и растаял.

— Что там у вас такое? — подошел Дангул.

— Да вот Тарику меж бочками какая-то соседка чудится и какой- то Матрос, хоть никого там и нету...

— Никого там нету, — подтвердил Дангул.

Тарик молчал. Он уже понял, что никто, кроме него, этих двух не видит, и убеждать бесполезно. Меж тем Матрос как раз передал бабушке Тамаж толстый квадратный сверток, видимо вынутый из-под тельника (руки у него до того, Тарик видел, были пусты), а старушка взяла его безо всякой торопливости и положила в самую обычную плетеную корзинку, с какой ходят за покупками. И они разошлись в разные стороны: Матрос — в направлении, где стояла «Ягана», а бабушка Тамаж — в противоположном.

— Ну пошли, что ли, ватага? — лениво сказал Балур (на обед грузали всегда поспешали, едва заслышав колокол, а с обеда не торопились особенно, говоря «без нас все равно не начнут»). — Тарик, ты сегодня еще работаешь?

— Нет, Тариуш давал поручение только на пироскаф. Домой пойду.

— Мы тебе там в шкафчик кое-чего положили, твоя доля. Будешь уходить, окно не забудь закрыть. Успеха у гаральяночки!

Зашлепали по струганым доскам босые ножищи, и грузали ушли, оставив Тарика в нешуточной растерянности. Он чем угодно мог бы поклясться, что видел соседку и Матроса, что они там были на самом деле. Виденьица его никогда не посещали, как и любого другого с их улицы. Все вокруг было знакомым, привычным: стол, табуреты, шкафчики. И никаких виденьиц. Но ведь были те двое, и видел их только он один...

Тут хоть до утра ломай голову, не доищешься объяснения... Махнув рукой, загнав поглубже досаду на непонятное (все равно нет

------------------------------------------------------------------------------------О ответа), Тарик закрыл окно, загнал шпингалеты в гнезда и распахнул дверцу своего шкафчика.

Вот тут уж не было ничего необъяснимого — наоборот, знакомая картина, радовавшая глаз. Рядом с двумя бутылками отличной вишневой водки лежали шесть мячей из тянучки — в точности такие, как у него в кармане штанов, и некрашеные, той же величины. И лежали два кулька из вощеной бумаги: один большой, булитов на пять, другой поменьше, этак на булит. Тарик догадывался, что там, но все равно для проверки заглянул в меньший кулек. Конечно, наглядное доказательство для того, кто понимает, что вчера разгружала ватага Балура, привычно приделав ноги, так прикидывая, паре-тройке мешков. Сладкий ледок¹⁴⁰ с Артаханских островов...

Ну да, прозрачно-желтые кристаллы длиной с мизинец — так уж их отливают из сиропа тамошние мастера. Неплохое приобретение в дом, маманя будет рада, как папаня — вишневой водочке. Хороший выдался денек, очередная негласка: издавна повелось, что грузы бывают «цельными» и «делимыми». Цельные вроде штук ткани и иных ящиков-бочек — собственность только тех грузалей, что приделали им ноги, и мзды от продажи Подручным не перепадает. А вот когда приходит что-то, что можно делить на умещающиеся в сумке штуки, долька перепадает и подручным, вот как сейчас.

Одевшись и убрав все в сумку, Тарик направился к воротам. Завидев его, дядюшка Кабадош оживился и, когда Тарик вышел в калитку, с видом, казавшимся ему страшно хитрым, забубнил всегдашнее:

— Чтой-то сумарь, когда ты входил, был тощенький, а щас по швам лопается...

— Ну, так уж и по швам... — усмехнулся Тарик.

После чего протянул стражу калитки меньший кулек со сладким ледком и два мячика. Водочку, как и советовали грузали, объявлять не стал, хватит с Кабадоша и этого. Ледок принесет в семью, а мячики продаст в игрушечную лавку, где их раскрасят и продадут уже дороже; пару-тройку мячиков Тарик собирался раздать Недорослям и девчонкам — пусть забавляются.

Дядюшка Кабадош проворно спрятал мзду в свою пустую сумку — у него главная мзда текла, когда грузали уходили с причала. Доли от того, что весьма нерегламентно уходило из порта на повозках через ворота, старому прохвосту не полагалось — у ворот своя Стража есть, пусть довольствуется калиткой... Сказал чуть ли не растроганно:

— Умеешь ты, Тарик, с людьми жить, молодец...

— А то, — усмехнулся Тарик и не оглядываясь направился в канцелярию. Там, как всегда, обошлось без волокиты: Тарик отдал Тариушу направление, а Канцелярист придвинул ему чернильницу с торчащей из нее ручкой и невеликий лист казенной бумаги с портовой печатью и печатным текстом, куда чернилами были вписаны название корабля, число мешков, имя Тарика (полное, как полагалось) и следуемая плата — три серебряных денара (неплохо платила королевская почта). Отряхнув с перышка лишние чернила, Тарик аккуратно вывел свое имя, где надлежало.

— Не стоит на месте наука, — не удержался от привычной болтовни Тариуш. — А я ведь в молодости, когда начинал службу, еще гусиные перья застал. Мороки было с ними! Вы, нынешние грамотеи, и не помните...

И выложил на стол помянутые три денара, выдвинув предварительно ящик стола, так что получилась узкая щель. Придавив крайний справа указательным пальцем, вопросительно уставился на Тарика так, словно это происходило впервые. Тарик с понимающим видом легонько развел руками. Протащив денар пальцем по столу, Тариуш привычно смахнул его в ящик. Там не зазвенело, слышно было, как монета глухо стукнулась о дерево: ну да, вовсю зазвенит вечерком, когда с причалов потянутся грузали...

— Люблю я с тобой иметь дело, Тарик, — сказал Канцелярист вполне искренне. — Живем душа в душу — может, потому что ты Тарик, а я Тариуш? Неспроста такое созвучие имен...

— Да уж, — сказал Тарик, смысла не видевший вступать в

долгие беседы с чернильной душонкой.

И тут дело ясное: Тариуш мог бы отправить на разгрузку пироскафа и тех трех Подручных, вчетвером еще быстрее справились бы. Но тогда и три денара пришлось бы выдавать на четверых, медью. А зачем Канцеляристу возиться, выдавать медяки и в них же получать мзду, если так и ему удобнее, и Тарику выгоднее?

— Ты хорошенько подумай насчет того, что я говорил про канцелярию, — искренне заботливо посоветовал Тариуш. — Времени еще два месяца. Ох, с тобой бы мы сработались. Панокуш постарел, нет прежнего проворства и живости ума...

— Непременно, — кивнул Тарик и на этот раз сдернул берет, раскланялся вполне политесно — с Тариушем ему еще два месяца жить.

И вышел. Градские Бродяги сидели на прежнем месте, смиренно ждали, когда Панокуш позовет их ватажника для расчета. Тарик мимолетно ухмыльнулся: уж этих вахлаков, грамоте не ученых и вместо подписи ставивших предписанный кружочек с точкой внутри, Тариуш обдерет исправнее, чем волк овцу. Хорошо еще, если половину заработанного получат...

И уверенно направился в сторону от дома, к улице Золотых Облаков. Следовало не откладывая зайти в «Поющий кустарник», благо времени немерено. А завтра можно вдумчиво почитать вирши и отобрать те, что могут Тами понравиться... Ему все сильнее верилось после разговора с Фиштой, что завтра Байли не свезет, — во всем, что касалось юбок, советы Фишты следовало выполнять в точности и верить его суждениям.

Он старательно отгонял мысли о сегодняшней загадочной странности: новой соседке и Матросе, которых видел только он. Все равно объяснения не было — а вот кое-какие соображения имелись, в том числе и весьма смелые...

Глава 12 ТИХИЙ ВЕЧЕР И БУРНАЯ НОЧЬ НА УЛИЦЕ СЕРЕБРЯНОГО ВОЛКА

Из дома Тарик вышел, когда солнышко стояло уже низко,

над самыми крышами, но еще не село. Почти час назад колокол возвестил закрытие лавок и мастерских и открытие таверн, так что жизнь шла обычным чередом: в «Уютный вечер» степенно, безо всякой торопливости (не завзятые пьяницы, чай) собирались Мастера и Подмастерья, а супружницы Мастеров сидели кучками в палисадниках и болтали. Девчонки обосновались на любимых скамеечках и щебетали о чем-то своем, о девичьем, временами звонко хохоча. Когда Тарик проходил мимо, они замолкали — как обычно, с таким загадочным видом, словно обсуждали важнейшие дела королевства. Ну, что с них взять, с пустозвонок... На одной лавочке среди хохотушек сидела и Альфия, такая же веселая, еще не знающая, что задумал Байли (ну, будем надеяться, у него не выгорит, так что ничего она и не узнает).