Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок - Конофальский Борис - Страница 10

Всё бы ничего, вот если бы ещё кондиционер Фёдор разрешил использовать как положено. Андрей Николаевич отпивает воды и в который уже раз оборачивается и смотрит назад. Нет, за ними никто не едет.

Он снова глядит на Фёдора.

«Наверное, понимает, кто я. – Горохов ухмыляется. – И жалеет, что не сможет сдать меня Юре Сыру. За сто рублей! Нет, он точно не простит этой поездки Мише».

Тут Фёдор дёргает руль вправо и тут же возвращает его на место, и машину чуть-чуть мотает в зигзаге. Миша сразу просыпается: это отчего так? Он оглядывается.

– Птица, – говорит ему Федя.

– Дрофу с кладки подняли, – поясняет Горохов.

– А, – удовлетворённо произносит Шубу-Ухай и снова прислоняет голову к стенке кабины, закрывает глаза и добавляет: – Их дальше много будет.

Жара. Термометр на приборной доске грузовика показывает сорок четыре градуса. Теперь, куда ни погляди, везде трясутся над землёю зыбкие миражи.

Это, конечно, не летний, всё выжигающий полуденный жар. Сорок четыре градуса можно считать комфортной погодой, но в машине тепла ещё добавляет мотор и закрытые окна.

«Хоть бы дождик пошёл, что ли».

Они едут уже почти два часа, и только теперь его начало клонить в сон. Да, он этой ночью поспал, и проспал немало, но два дня до этого ему было почти не до сна. Теперь сон берёт своё. Вот только спать ему ну никак нельзя. Этот Федя, что сидит слева от него… Кто его знает, что от него можно ждать.

А у шофёра капля пота на носу висит, мокрый весь. Он горожанин, это не Горохов и не Миша-охотник. Но ведь терпит, мерзавец, кондиционер не трогает. Взял бы да прибавил бы холодка, нет… Молодец, стойкий… Упрямый, как термит. Те такие же, жариться на солнце будут, будут помирать, но пойманных тлей или песчаного клопа не отпустят, так и будут тащить добычу в термитник по солнцепёку. Барханов больше не становится, но иной раз Фёдор вёл машину совсем рядом с песчаными пятнами, и когда они проезжали мимо одного бархана – обычного такого, даже не очень длинного, – прямо перед машиной, справа от неё, песок вдруг взорвался небольшим фонтаном.

– Влево! – рявкнул Горохов и, опережая реакцию водителя, сам дёрнул руль. Машина вильнула, снова разбудив Мишу.

– Что, птица? – спрашивает он.

Но на сей раз Федя зло отвечает ему, проехав немного вперёд и останавливая машину:

– Сколопендра! Надо выйти глянуть, кажись, плюнула на машину.

– Миша, надо выйти, – спокойно, но холодно произносит Горохов.

И тогда охотник, поморгав спросонья глазами и глубоко вздохнув, взял стоявшее между ног ружьё, взвёл курки, аккуратно приоткрыл дверь и выглянул из кабины, поглядел вниз:

– Не вижу.

Горохов тоже взвёл курки на обрезе.

– Выпрыгни тихонечко, я за тобой, – и тут же повернулся к Фёдору. И предупредил его: – Даже не думай ни о чём.

– Да ни о чём я не думаю! – зло огрызнулся водитель. – Колесо либо сожгла, падаль, вот о чём я думаю.

А Миша тем временем уже вышел из машины, держа оружие наизготовку. Андрей Николаевич тоже выпрыгнул за ним и первым делом взглянул на колесо. Да, от него шёл белый дым, сколопендра приняла его за добычу. Тупая какая-то, может быть, молодая, не поняла по звуку, кто к ней приближается.

Миша обходит машину спереди, а уполномоченный, подняв обрез, идёт к задним колёсам и почти сразу находит след мерзкого существа. Оно, поняв, что машина – это не добыча, быстро пробежало немного и снова юркнуло в бархан. Закопалось в песок. Андрей Николаевич подходит шагов на пять к тому месту, где спряталась сколопендра, и стреляет. Она тут же вырывается из песка, но бежать уже не может, порция картечи переломила её, она бьётся на песке, пока Горохов не добивает её вторым выстрелом. Сколопендра красного цвета, небольшая, совсем молодая. Как раз после дождей наступают времена молодых сколопендр. Но даже у таких кислота вполне себе едкая. Он возвращается к машине, перезаряжая обрез, а там, присев у колеса, Фёдор… конечно, причитает и проклинает всё подряд:

– Ну, пустыни бог, ну надо же! Прожгла колесо! Вот тварь, а! Ну на хрена мне это всё было надо?! На хрен я согласился на эту поездку?! Вот дёрнул меня чёрт!

– Ты бы помыл колесо, – мягко предлагает ему Шубу-Ухай, глядя на колесо, от которого всё ещё идёт дым, – может, оно ещё цело, не спускает же. Видишь?

Но Федя не слушает его, он поднимает на Мишу глаза и говорит:

– Ну ты, Миша… Зараза, не забуду я тебе этой поездки никогда, – и он тихо, почти шёпотом, добавляет: – Мудак, блин…

Горохов видит, что колесо не спустило, видно, кислота не прожгла его до конца, а шофёр… А вот шофёр его уже раздражает сильно, и тогда он прислоняет ещё тёплые после выстрелов стволы обреза к открытой шее Фёдора… Тот резко дёргается и вскакивает, смотрит на уполномоченного широко раскрытыми глазами: это ты чего, это ты зачем так?

А Горохов, глядя ему в глаза, отвечает спокойно:

– Возьми манометр, проверь давление в колесе… Если оно упало, то меняй колесо, у тебя должны быть запаски, без них никто в пустыню не ездит, если давление в норме – так садись за руль и поехали. Понял?

– Далеко мы на нём не уедем, – бубнит Федя.

Он, конечно, всё сделает, как требует этот неприятный его пассажир, но поныть… Поноет он обязательно.

«Гнилой».

Впрочем, это было ясно уполномоченному ещё с первых минут их знакомства. Но чтобы не усугублять конфликт и чтобы Фёдор заткнулся, он говорит ему:

– Получишь ещё рубль за своё колесо.

– Рубль?! – снова скулит шофёр. – Такое колесо за рубль не укупишь! – а потом ещё и говорит с вызовом: – Знаешь, где купить? Покажи!

– Тебе его завулканизируют за полрубля, будет как новое, – холодно замечает уполномоченный. – А пока неси манометр. Быстрее.

Глава 7

Поехали дальше, теперь Шубу-Ухай уже не спит, но всё равно в машине никто не разговаривает, шофёр и раньше был невесел, а теперь и вовсе сидит чёрный от злости. Вцепился в баранку, аж костяшки белые, косится на уполномоченного иной раз, но тот встречает его взгляды холодным вниманием и рукой рядом с кобурой, так что Фёдор ничего не говорит, ведёт машину дальше. А на градуснике уже сорок пять, в кабине тоже под сорок, больше из кондиционера выжать Федя не позволяет.

Так проходит ещё какое-то время, полчаса где-то, уже есть захотелось, Горохов достаёт из кармана герметичный пакет с тыквенными семечками, предлагает Мише, но тот только качает головой: не надо. Фёдору он ничего не предлагает, а съедает пару пригоршней семечек сам; баловство, конечно, но вкусно, да и голод утолён, ведь, кроме ста граммов крахмала, он сегодня ничего не ел.

А вокруг стало появляться всё больше камня и птицы. То и дело в зарослях колючки или на лужайках с кактусами он видит дроф. Их много, и они весьма крупные. Да и жирные, деликатесные козодои пару раз тяжело перелетали им дорогу. А на барханах кое-где встречались сети на саранчу. Ну, если здесь так много птицы, саранчи тут должно быть немало. Да, охотникам и собирателям саранчи тут раздолье, в барханах столько птицы он отродясь не видал. А тут каждые полкилометра они шумом мотора поднимали из заросли одну, а иной раз и пару дроф. Руки давно стали липкими, лицо тоже. В машине было душно, ну хоть пыль сюда не попадала и можно было дышать без маски.

Горохов выпил не спеша литр воды – не потому, что хотелось, а потому, что кондиционер кабину уже почти не охлаждал, а после съеденного и выпитого, как обычно, его стало клонить в сон. Миша опять прикрыл глаза… Горохов взглянул на водителя… Ну какой тут может быть сон, когда рядом с тобой едет человек с такой физиономией. Тогда Андрей Николаевич достаёт сигареты, он думает, что для Фёдора это будет ещё один повод поскулить, но тот только покосился на сигареты и ничего не сказал. Горохов сразу закурил. Да, сигареты – это большое удовольствие. Он сделал большую затяжку и выпустил струю дыма в сторону кондиционера, потом сделал затяжку ещё… И едва не поперхнулся… Ему сразу заскребло горло… Андрей Николаевич начал кашлять…