Док - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 59

Снарядный голод нам пока не грозил, но командиры просили держать минимальный темп стрельбы и вести только точный огонь.

Когда я увидел ночью, что к японцам подходят обозы с питанием и боеприпасами, то сразу приказал открыть огонь, и мы довольно точно накрыли их. Правда, это разбудило не только наш форт, но и весь город. Командир форта наблюдал, как сгорали повозки, видно, что попали, и не стал ругаться, но попросил предупреждать о таких огневых налётах по противнику.

До конца месяца японцы так и не смогли взять наши укрепления, потеряв немало своих солдат. Да, были минуты затишья, и япошки забирали раненых и убитых, поэтому запаха особо не было. Ещё плотно работала артиллерия противника, поэтому меня направили на контрбатарейную борьбу, и я выбивал противника даже на закрытых позициях. Да и видно, что огонь по нам сильно ослаб. За две недели больше семидесяти орудий с расчётами я вывел из строя.

Японцам очень сильно досаждали мои орудия, и они остро желали уничтожить их. Тем более я выбил две их осадные мортиры. Мы и днём, и ночью открывали огонь, если были интересные цели. Враги агентов в городе задействовали, и всё чаще снаряды япошек ложились вокруг моих орудий. Однако я ранее позаботился об этом, амулеты защиты установил на орудия. Мешки с землёй и песком в клочья, а орудиям и расчётам хоть бы что. Мешки потом меняли на новые. Я сразу бил в ответ и уничтожал тех, кто пытался нас уничтожить. Дальность позволяла.

Оказалось, за мной следили ещё с первого дня прибытия, поэтому вызов к командиру форта стал неожиданностью. Сообщили, что я представлен к награде. Орден Святой Анны четвертой степени. Похвалили и отправили воевать дальше. Я не один такой был, из офицеров меня четвёртым наградили. Одному из офицеров досталась награда с надписью «За храбрость» и золотое оружие – он поднял солдат в контратаку и отбросил противника.

Так и тянулись бои, пару раз я снимал своих матросов, и мы бежали наверх, куда врывались японцы. Мы помогали отбивать редуты. Я так потерял шесть матросов убитыми и семь ранеными. Сам без царапины. Стрелял из пистолетов в основном, внося целые опустошения в ряды противника. Если бы я в других местах не был, то смог бы спасти своих погибших матросов, переведя гибель в тяжёлое ранение. Но что есть, то есть. Вот у более чем сотни пехотинцев и казаков, да и матросов, что погибли при мне, я смог смерть на тяжёлое ранение перевести, и их эвакуировали, некоторые уже вернулись в строй, другие ещё лечились. Не везде я действовал вместе со своими матросами. Растекаясь по окопам, отбивали укрепления, вот и потерял их. Мне присылали пополнение, и так продолжались бои.

В ноябре пришёл приказ о присвоении мне звания поручика и награждении ещё одним орденом, Святого Владимира четвёртой степени с мечами. К слову, я думал, что мы в осаде, получу награды после её снятия. Но нет, «клюкву», это орден Святой Анны четвёртой степени, я уже получил, как и документы на него, а чуть позже и на Святого Владимира. Это уже в декабре. Именно в декабре была самая отчаянная попытка врага взять город. Наш форт не атаковали, у другого бои шли, да такие, что нас сняли с этих укреплений и перевели на другие. Поддержать, усиливая нашу оборону. Воевали как пехота. Потери огромные с обеих сторон, я спасал наших как мог, больше полутысячи не ушли за кромку, и мы отбились. Кондратенко не погиб, командует. Эта отчаянная попытка в декабре закончилась для японцев провалом, и они два месяца больше не пытались атаковать. Некем было, едва хватало сил на наше сдерживание. Тишину только артиллерия нарушала.

В январе тысяча девятьсот пятого года Порт-Артур продолжал держаться в осаде, хотя бои на море давно стихли, а эскадра адмирала Рожественского была в пути. Бои шли на суше, но тоже не активно, японцы по сути использовали все людские резервы. Впрочем, у нас тоже сил было мало, но Кондаретенко собрал порядка батальона, сформировал из солдат и офицеров разных укреплений, и ночью они пошли в атаку. А у врага только часовые да пулемёты. Бой коротким был, и к утру наши захватили немало трофеев и около сотни пленных. Мы вернули часть укреплений, захваченных японцами. Вот так потихоньку атакуя ночами, то тут, то там, мы и отодвигали японцев от города.

Японское командование это быстро поняло и подкинуло сил. Остановить нас остановили, но и в захвате города те поучаствовать не могли, сил на хватало, только на оборону. Моряков многих отзывали, спешно приводили корабли в порядок, вводя их в строй. Не все были затоплены и повреждены, поэтому также участвовали в обороне города.

Нормально работать осадным мортирам я не дал. К тому моменту я уже командовал батареей осадных мортир в четыре орудия, после гибели прошлого её командира; из обер-офицеров остался один прапорщик. Из береговой обороны меня вернули в дивизию покойного Фока, в отдельный тяжёлый дивизион артиллерийской бригады. Мне обещали дать повышение в чине, но дали только в середине февраля, штабс-капитаном стал и третий орден получил. Я подкрепления, что нас остановили, серьёзно проредил, и ночами мы по ним били. Снаряды ещё имелись.

В этот раз я получил Святого Георгия четвёртой степени. Разродился наградной комитет. Мы хоть и в осаде, но связь иногда есть, депеши отправляли миноносцами. Прорывали ночами блокаду. Все награды я заказываю сам у ювелиров, раз документы получил, то можно заказывать.

Мортиры образца тысяча восемьсот восемьдесят пятого года в сто пятьдесят два миллиметра перевозятся лошадиными упряжками и вполне годятся для контрбатарейной борьбы, чем я и занимался, часто меняя позиции, чтобы не накрыли. Одно орудие уже потеряли, ещё до меня, их пять было.

Что касается лошадей, то много их ушло в котёл, но моих не трогали, все понимали, насколько важна моя батарея и как японцы несут потери от неё, поэтому подвижность очень важна. Так пролетели февраль, март, апрель и май. Были проблемы с припасами, но тут я вышел на Кондратенко и сообщил, что у меня есть знакомый китайский контрабандист, который готов предоставить некоторые запасы продовольствия и даже патроны к японским пулемётам. Их полтора десятка захватили, но боезапаса осталось мизер. Все уже на одной рыбе жили, кроме моей батареи, у нас всё время питание по норме шло, так что командующий оживился. Патроны тоже были нужны. Платила касса штаба обороны, через меня, и я сообщал, в какой постройке припасы складированы и где патроны, и их тут же забирали. Всё отдал, кроме готовых блюд и пирогов.

Наконец снова появился хлеб, в котлах овощи, но больше всего риса с рыбой. Голод отступил, дал нам протянуть подольше. Хотя цинга была, но врачи научили как с ней бороться. Сырую рыбу есть. Корейские и китайские рыбаки не покладая рук работали, чтобы обеспечить ею город и солдат.

В мае прибыл Рожественский. Наши смогли вывести два броненосца, один броненосный крейсер и один бронепалубный. Это всё, что было на ходу. Остальное в стадии ремонта. И да, фарватер наконец расчистили, и от мин тоже. Бои на море начались, наши и корабли Рожественского благополучно соединились, да те и ждали рядом, согнав сторожевую группу, а мы скучали на суше. Велась только контрбатарейная борьба. Да и она сошла на нет, когда японцы просто вывели свои орудия за дальность моих. Дальность у мортир невелика.

А на море прошёл генеральный бой, недалеко от корейского Чемульпо. Наши встретились с японцами, и начались линейные бои. Как там повернулось – не знаю, уже позже появились подробности, но после четырёхчасового тяжёлого боя наши «все вдруг» бросились на японцев. Атаковали. Небывалое дело, даже два тарана было, что вошло в историю. У большей части местных кораблей тараны на носу, но их не использовали, а тут и до этого дошло. С тяжёлыми потерями, но победили наши, японцы кто на дне, кто бежал, таких не много, два корабля сдались, и наши моряки, победители, дошли до Порт-Артура и стали входить на рейд. Там канлодка сторожила фарватер.

Входили не все, самые побитые, что с трудом держались на воде. Три корабля, из которых два броненосцы, стали работать по японцам, с нашей стороны корректировка шла. Этим я занимался, так как считался лучшим в этом деле. Признанным гением.