Зло той же меры - Теверовский Михаил Григорьевич - Страница 2

Наконец взламыватель издаёт характерный звук – замок открыт. Сердце больше не колотится в безумном ритме, оно словно остановилось. Свободной левой рукой нажимаю на ручку двери, тяну её на себя, а дальше действую будто на автопилоте. По правую руку, судя по всему, гостиная – в ней горит свет и доносится шум включённого телевизора. Возможно, меня никто не встречает в коридоре после колупания с дверью и щелчков замка благодаря звучащей из динамиков череде взрывов, громкого скрежета металла, криков и выстрелов. Звуки мне кажутся знакомыми, быть может, когда-то я смотрел этот боевик – отец ещё в детстве привил мне так называемую «киноманию». Хочу уже направиться в гостиную, но из другой комнаты – расположенной напротив входной двери – до меня доносится мужской голос и затем смех. Преодолеваю длинный коридор, не обращая внимания на расставленные вдоль стены вазы и висящие на ней картины.

Тут же пересекаю коридор и теперь стою, перегородив своим телом весь дверной проём, ведущий в просторную кухню, которую мало кто может себе позволить сегодня. Прямо передо мной за настоящим деревянным обеденным столом сидят четверо: женщина со стройной фигурой, одетая в домашнюю пижаму, судя по материалу, выполненную из недешёвого шёлка. В руках она держит наполовину уже пустой бокал вина. Рядом с ней – круглолицый мальчик лет десяти. Он испуганно смотрит на меня, часто-часто хлопая глазами. Напротив них две девушки. Одной лет двенадцать-тринадцать, второй – в районе шестнадцати. Они уже больше похожи на отца. У обеих такой же тяжёлый, исподлобья взгляд, чуть выступающая вперёд челюсть, из-за которой – когда их обуревает враждебность в совокупности с ненавистью – выражения лиц девочек становятся схожи со звериным оскалом. У раковины же в одних шортах и заляпанной светло-голубой футболке поло стоит уже начавший лысеть мужчина средних лет, приближающийся к пожилому возрасту, с заметными сединами на висках. Отец всего этого семейства, насколько я понимаю. На дисплеях рекламных щитов и мониторов Леонтий Керчев всегда в строгих костюмах, в них он смотрится статно и даже зачастую несколько величественно. Вживую же, стоя в нескольких шагах от меня, он выглядит совершенно иначе: дряблая кожа, уже виднеющиеся залысины, из-под одежды выпирает живот. Плохо сложён и сильно горбится. Экранная псевдореальность, как и всегда, хитра и обманчива.

Громогласный и уверенный в себе Керчев теперь застыл, всё ещё держа в руках керамическую чашку из-под кофе или чая, которую он ополаскивал в тот самый момент, как появился я. Мужчина часто моргает, но не сводит с меня своих глаз, кажущихся чёрными. Глаза убийцы, отнявшего у меня всё, пусть и не своими руками. Я подумал, как, должно быть, забавно выглядит вся эта ситуация со стороны. Для какого-нибудь человека, не знающего, что происходит на самом деле.

– Стоило ли оно того? – спрашиваю я медленно, растягивая каждое слово и припечатывая его тяжёлым взглядом, полным ненависти и презрения.

– Я… поймите… я не хотел. Но у меня не оставалось выбора…

– Выбор есть всегда, – грубо перебиваю его я.

Огромная квартира с качественным дорогим ремонтом, заставленная дорогущей мебелью, на одну лишь покупку которой мне нужно было бы работать лет десять, притом ни на что больше не тратясь. Я смотрю на мужчину и искренне недоумеваю – у него было всё. Неужели человеческая жадность вкупе с гордыней и бесконечно растущим властолюбием действительно стоили того, чтобы рискнуть потерять это самое «всё»? Хотя… наверняка он не мог и в страшном сне подумать, что за его решения и поступки придёт время расплаты. Чувство собственной защищённости, недосягаемости и возможности получения всего, чего только захочешь, ослепили его. Наверняка я и моя семья – не первые жертвы его амбиций и целей.

Обвожу взглядом каждого члена этой семьи. Они боятся даже пошелохнуться, заметно лишь, как бокал в руках жены мужчины и матери детей подрагивает. В моей голове отчаянно пульсирует теперь лишь одна мысль, один вопрос: нажать на кнопку детонатора или нет? Одновременно с этим, перемешиваясь с реальностью, в моём сознании, словно на экране перед самими глазами, отдельными кусками пролетают моменты моей жизни. В том числе и те, из-за которых я и оказался здесь, на пороге богато уставленной кухни, с взрывпакетом в руках. Готов ли я отнять жизнь у всех, даже ни в чём не повинных членов семьи Керчева? Кажется, я принял решение. В этот момент с улицы через приоткрытое окно уже доносится вой полицейских сирен.

Среда, 4 дня до…Утро

Быть может, когда-то давным-давно этот квартал был комфортным и уютным для проживания. Широкая проезжая часть для автомобилей в четыре полосы ограничивалась по бокам высоко поднятыми тротуарами, защищёнными не только окаймлявшими их бордюрами, но и вереницей невысоких металлических столбиков. Многие из них уже изрисовали и погнули. Встречались даже и вырванные из своих посадочных мест и теперь валявшиеся вплотную к фундаменту очередного дома или прямо у того же бордюра.

По обе стороны сплошной стеной высились в едином стиле многоэтажные дома, издавна прозванные «человеческими муравейниками». Им насчитывалось всего от пяти до десяти лет, но выглядели они прискорбно: некогда мягкая розовая краска покрылась слоем пыли и грязи от дороги, а в некоторых местах уже успела облупиться и потрескаться; стены – особенно в нижней своей части – были разукрашены безвкусными граффити с непонятными картинками и совершенно нечитаемыми надписями; окна на первых этажах практически все забили фанерными или железными листами, а поверх наставили решёток, некоторые из которых срезаны. Какие-то участки фасадов сверху были хаотично накрыты, словно заплатками, растянутыми экранами, такими же пыльными и грязными, как сам фасад дома, с вереницами выбитых пикселей – будто прогалинами, за которые постоянно цеплялся глаз. На экранах транслировалась беспрерывно мелькавшая безвкусная реклама с низким разрешением, из-за чего не всегда было возможно даже угадать логотип рекламируемого бренда. Я старался особо не засматриваться на них – получить как минимум головокружение и боль в висках, а как максимум приступ пусть и никогда не имеющейся у меня эпилепсии мне особо не хотелось. Конечно, эти высотки в двадцать, максимум тридцать этажей никогда не отличались каким-либо изяществом, внешней красотой или хотя бы уютом. Даже в лучшие времена для них и людей, здесь проживавших и живущих. И всё же окончательно снёсший в последние полвека все остальные архитектурные стили так называемый конструктивизм представлялся здесь во всей своей отсутствующей красе.

Эти кварталы застраивали, стараясь обеспечить стремительно растущее в те годы количество людей жильём, – и всё же перестарались. Бэби-бум в какой-то момент наконец начал сходить на нет, но дома были уже либо сданы, либо готовились к сдаче в ближайшие на тот момент месяцы. К слову, одна так и не законченная высотка пряталась где-то в глубине дворов, известная как рассадник различных притонов, запрещённых ныне борделей и пристанище бездомных. А также бесконечными новостями о том, что она вот-вот рухнет, а потому её периодически собирались сносить, афишируя это как можно громче в очередном выпуске новостей и колонках в газетах. И так уже на протяжении последних трёх-четырёх лет.