Вечный путь (СИ) - Мечников Сергей - Страница 55

— Забавно… — Странник докурил до конца, едва не обжег пальцы и уронил окурок под ноги. Он долго не решался продолжить, глядя в темноту.

Линн уже не в первый раз пришло в голову, что они слышат и видят одно и тоже, но думают о разных вещах. Как будто все трое пытались разглядеть что-то сквозь водную гладь, но Робинс и сама Линн наблюдали только пляску мальков на мелководье, в то время как взгляд Килара проникал в мрачные глубины, достигал самого дна, где в гуще ила копошились неведомые твари. Линн задалась вопросом, хотелось бы ей знать то, что знает он, видеть мир его глазами, разделить с ним его бремя?

«Это как лишиться девственности», — подумалось ей.

— Если смотреть на окружающую действительность с точки зрения скептика, жизнь — всего лишь ошибка природы, статистическая погрешность, не более того. — Голос Странника отозвался эхом среди скал. — Сколько отдельных факторов должно сложиться, чтобы получилась даже простейшая амеба? А какова вероятность появления сложных биологических форм, полноценной экосистемы? Это как годами участвовать в лотерее и раз за разом срывать джек-пот. Такое математически невозможно.

— И все же благоприятных миров много, — Линн почему-то стало неуютно от его слов. — Если верить летописям, Древние обнаружили больше двадцати планет, пригодных для полноценной колонизации. Правда, в конце концов они все обгадили, но перед этим пару веков чувствовали себя неплохо.

— Это и удивительно, — подчеркнул Килар, — При таком количестве невероятных совпадений впору подумать о высшей силе.

— Ага. О Боге, — подсказала Линн.

— Бог, создатель, демиург, мыслящая или разумная материя. Что если жизнь существует из чьей-то прихоти, а не сама по себе?

— Звучит зловеще, — высказалась Робинс. — Но я в это не верю.

— Я тоже был агностиком, сколько себя помню, — согласился Килар, — Но сейчас, после всего… знаю, что для вас это полный бред… чувствую себя святым Фомой, вложившим персты в раны Иисуса.

Линн уже привыкла, что Странник часто говорит непонятно, поэтому решила воздержаться от комментариев, но Робинс смолчать не могла.

— Ты издеваешься над нами или специально выдумываешь всякую хрень, чтобы казаться умнее?

— Раньше я так и делал, — подтвердил Килар, — Бессовестный журналюга при любом удобном случае начинает жонглировать словами. Назовем это профессиональной деформацией. Но смерть и воскресение отлично прочищают мозги.

Робинс что-то недовольно проворчала вполголоса, но спорить не стала. Линн передала Страннику папиросу, к которой за все время разговора так и не притронулась.

— Держи. Кажется, тебе это нужнее.

Ночью хорошо выспались. Под утро к водопою сунулось какое-то крупное животное похожее на капибару, но, услышав щелчок затвора, ускакало в темноту.

После завтрака настало время обработать и перевязать раны. Линн отошла подальше от лагеря, к противоположному краю озерца, прихватив с собой пакет первой помощи, упаковку влажных салфеток, самодельные марлевые тампоны для интимных дел и початую банку митранта. Она не хотела показывать всем, во что превратилась ее левая рука. Линн почему-то казалась, что, если выставить уродство на всеобщее обозрение, оно станет необратимым. Умом она понимала, насколько это глупо. Палец она потеряла навсегда, и это не исправить, даже если прятаться до конца жизни. Но ее рассуждения о ране плохо вязались с логикой и здравым смыслом.

Размотав бинты, Линн с отвращением уставилась на обрубок мизинца. Остатки фаланги распухли и сочились сукровицей. Безымянный палец с оторванным ногтем выглядел не многим лучше. Она смочила ватный тампон митрантом, крепко стиснула зубы, и приступила к экзекуции. Боль наполнила ее потоком горящего керосина. Линн хотелось выглядеть сильной и стойкой. Главное — не заорать. Она прокусила губу до крови, из глаз против воли брызнули слезы, лоб покрылся испариной. Поэтому она и ушла ото всех. Если Странник начнет ее жалеть и опекать как беспомощную клушу, она этого не вынесет… Так она думала ровно до того мгновения, как антисептик попал на рану. Боль вымыла из головы любые проявления гордости, выжгла напускную браваду струей жидкого огня. Линн скорчилась на шероховатом камне, всхлипывая и содрогаясь всем телом. Если бы Килар сейчас подошел к ней и обнял, она бы разрыдалась и позволила ему делать с собой все, что угодно. Лишь бы не оставаться с болью один на один.

Сзади захрустел щебень. Линн подскочила как ошпаренная.

— Не дергайся, подруга, — Робинс усадила ее обратно на камень. — Давай помогу перебинтовать. У тебя руки трясутся как у паралитика.

— Дерьмо, — выдохнула Линн, размазывая по лицу слезы.

— И не говори, — Робинс взяла ее трясущуюся руку, положила себе на колени и разорвала свежую упаковку бинтов.

Линн бросила взгляд через плечо. Килар гасил магниевые лампы, складывал их и убирал в мешок. Он даже не смотрел в ее сторону. Линн сглотнула. Боль разгорелась с новой силой, когда Робинс приложила к ранам свежий тампон ИПП с сеткой из нитрата серебра и начала туго бинтовать кисть. Но безразличие Килара почему-то ранило больнее. Ему что, совсем наплевать на нее? Или он умело притворяется? Стоп! С какой стати ее вообще это волнует? Линн захотелось вскочить с камня, подбежать к нему и надавать тумаков. Пусть эта чертова каменная маска исчезнет с его лица, пусть он наорет на нее или даже ударит, но в конце концов обратит на нее внимание, проявит хоть какие-то человеческие эмоции. Может ему противно общаться с калекой?

«Во имя Рождения! Какой лютый бред лезет мне в голову!»

Линн отвернулась и сжала здоровую руку в кулак. Черта с два она сделает первый шаг. Пусть сам решает, как поступить, а она подождет. Теперь они накрепко привязаны к друг к другу, а впереди у них — бесконечный путь и все время мира.

Отряд двигался сквозь промытую рекой теснину, следуя ее причудливым изгибам и поворотам. На верхних этажах скального лабиринта гнездились серые птицы с противными розоватыми хоботками вместо клювов, но они никогда не спускались вниз, туда, где появлялась первая скудная растительность. Птицы селились на узких площадках, высиживая яйца в паре сантиметров от края пропасти, словно на карнизе многоэтажного дома. В ущельях водились и более крупные звери. Они напоминали о себе отдаленным ревом и клекотом, но избегали попадаться на глаза людям.

Килар пробовал задавать вопросы спутницам, но обе заявили, что никогда прежде не бывали в этих горах, лишь пролетали над ними по воздуху. Сторожевой кряж и болотистые джунгли дальше, к северу считались пустынным местом, где люди встречались реже, чем зубы у курицы. Сейчас они находились в нескольких сотнях миль от границ центрального региона — густонаселенной территории на юго-западе континента, включающей Леору и Телигию. Два враждующих анклава вместе образовали островок стабильности в море первобытного хаоса.

На границе действовал строгий запрет на любые перемещения туда и обратно. Он поддерживался линией аванпостов и приказом стрелять на поражение. Пугающая внешность ходоков красноречиво свидетельствовала о том, насколько серьезна опасность, поселившаяся в неизученной части мира. Потомки изгнанников утратили человеческий облик. Их незавидная участь стала веским аргументом в устах религиозных проповедников. Север был черной дырой, о которой предпочитали не вспоминать. На востоке фиксировались пространственно-временные аномалии. Там скрывались мрачные тайны Древних. Незримая смерть, выпущенная ими на волю, по-прежнему витала в воздухе. Она могла не просто убить человека, но и довести его до проклятия.

Килар, Линн и Робинс шли без передышки с самого утра, позавтракав двумя плитками шоколада и обжарив на огне консервированную свинину. Робинс вскипятила воду на газовой горелке, и они выпили по стакану питательной смеси на основе молочного протеина. За полдня они продвинулись вперед почти на восемь километров, несмотря на то, что скалы со временем сделались круче, изобиловали трещинами, оползнями и неожиданными провалами, лишенными дна.