Новые границы (СИ) - "Amazerak" - Страница 46

Пока чёрные змеи со всех опутывали и атаковали со всех сторон Печорского, на остальных обрушился град тьмы. В ответ летели огромные ледяные копья, но они рассыпались пеплом, даже не коснувшись меня.

Град тьмы очень быстро стал уничтожать слабых владеющих. Вначале упал один, второй, третий, четвёртый рассыпались в прах. Среди подоспевшего подкрепления, кажется, было много обычных солдат, и они гибли моментально. Чёрные змеи тем временем поразили каменного мага, который рухнул как подкошенный и, кажется, ранили одного из энергетиков. Остатки отряда противника ринулся за угол, прячась от моей магии. Сбежал и Печорский.

Чёрным облаком я ринулся следом за ними и быстро настиг за поворотом.

Меня тут же заморозило. Руки, ноги, тело и даже лицо покрыла непроницаемая корка льда. К счастью, ненадолго. Стоило мне укрепить свою защитную пелену, как чары противника рассеялись пеплом.

Я швырнул в Печорского два копья, а в остальных — россыпь тёмных сгустков. Ещё один солдат упал на дорогу, проеденный насквозь тьмой. Другие бросились в разные стороны, прячась от моей магии. И только Печорский остался, где был. Ледяной человек стоял посреди улицы, готовый сразиться со мной один на один.

— Прикажи своим людям сдаться. Иначе погибнут все, — поговорил я.

— Тебе не сломить меня, чёрный колдун! — грозно ответил Печорский — Государь потерял рассудок, раз приблизил тебя к себе.

— Никто меня к себе не приближал, не говори глупости. Мы все занимаемся одним делом.

— Хватит врать!

— Врать? Благодаря мне мы добились победы над тьмой. Надо быть слепым, чтобы этого не видеть.

— Очередная ложь! Только глупцы не понимаю, как ты втираешься в доверие к нам. Но мы — не слепые!

— Да, вы — не слепые, вы — тупые. Или очень хитрые. Решили из меня врага сделать, чтобы гвардию на восстание подбить? Других поводов не нашлось?

— Заткнись!

— Только зря людей гробишь. Они могли бы принести пользу в борьбе с тьмой.

— Хватит болтовни! Знаешь, если уж честно, мне всё равно, кто ты. Но ты не нашей стороне, а значит — умрёшь.

— Ну это мы ещё посмотрим.

Я направил в Печорского потоки тьмы, а он в меня — потоки морозного воздуха. Наша магия столкнулась на полпути. Ко мне побежала дорожка изо льда, мои ноги оказались скованы, но лёд быстро рассыпался, и я освободился. А вот когда мои чары ударили в Печорского, тому пришлось закрыться десятком ледяных щитов. Вокруг него вихрями крутилась чернота, «съедая» магическую броню.

Схватка оказалась недолгой. Когда капитан Разумовский и мой отряд догнали меня, бой закончился. Остатки подполковника Печорского валялись на грунтовой дороге в куче серого песка. Другие повстанцы решили не сопротивляться. Попрятались кто куда и даже на глаза нам попадаться не рисковали.

Я доложил своему капитану о результатах проделанной работы и получил приказ удерживать участок, на котором мы сейчас находились, и по возможности выбить противника за пределы посёлка. Где-то неподалёку до сих пор громыхала стрельба, и мы с людьми капитана Разумовского отправились туда.

Мы двигались по улице, ведущей к окраине посёлка. Вначале шла моя группа, закрывшись со всех сторон силовыми полями, а уставшие бойцы Разумовского плелись следом. Впереди зеленел лес. На дороге валялись изуродованные трупы в военной форме, догорал «Носорог», окутывая улицу дымом, ещё два стояли брошенные.

Из пустующего, покосившегося дома на нас обрушились энергетические клинки. Наш отряд сгрудились за силовыми полями. Я окутал себя защитной пеленой. Чёрные вихри залетели внутрь избы, и та начала постепенно рассыпаться. Не знаю, что случилось с теми, кто там прятался, но когда дом рухнул, атаковать нас больше никто не пытался. Мы осмотрели двор, никого не обнаружили. Двинулись дальше.

На перекрёстке опять наткнулись на гвардейцев. На параллельной улице стояли нескольких военных, и наши открыли по ним огонь из карбинов. Я кинул россыпь тёмных сгустков и двинулся навстречу противнику. Те сразу же убежали за избы. Я почти дошёл до перекрёстка, когда из-за угла ближайшего дома кто-то крикнул, чтобы мы не стреляли. Дескать, свои.

Я приказал выходить с поднятыми руками. Двое вышли и объяснили, что они тоже из нашего батальона, только из другой роты. Опять возникла путаница, но, к счастью, на этот раз обошлось без жертв.

Стрельба на нашем фланге смолкла, а потом — и на трассе. Было похоже, повстанцы отступили.

Штурм был назначен на следующий день. Хоть нас и потрепало, но и противник тоже понёс потери, а главное, лишился своих предводителей. Нам же на подмогу пришли свежие силы — два пограничных батальона. Тем не менее своим нападением повстанцы показали, что не намерены сдаваться, и хоть Романова упрашивала Дмитрия Павловича подождать ещё сутки, великий князь был непреклонен. Он жаждал поскорее уничтожить врагов императора.

Ночь прошла тихо. Утром в назначенное время на дороге перед заводом выстроились колонна бронемашин, оба гвардейских батальона и один обычный. Я находился впереди вместе с великим князем, штабными офицерами и самыми сильными владеющими, которые должны были единым кулаком раздавить «жалкие остатки мятежников». Именно так планировал Дмитрий Павлович.

Мы готовились выдвинуться с минуты на минуту, как вдруг на дороге показались люди. К нам шла целая толпа, размахивая над головой белыми флагами. Они сдавались.

Здесь была гвардейская рота и две — из пограничных войск. Пока их заковывали в блокирующие кандалы, к нам вышла вторая группа повстанцев, а, спустя какое-то время, — ещё одна. Весь день мы принимали пленных. Их оказалось столько, что на всех блокираторов не хватало. Вот только большинство сдавшихся являлись не гвардейцами, а обычными пограничниками, командование которых зачем-то примкнуло к мятежу.

Повстанцев увозили на транспортном вертолёте. Император вроде бы и обещал помилование, и сдались мятежные подразделения формально в отведённого сроки, но прежде их предстояло допросить, чтобы выявить степень причастности конкретных лиц к организации восстания, и определить, кого можно отпускать, а кого — нет.

Однако сдались не все. Капитан Воронцов обмолвился, что город, вероятно, всё равно придётся штурмовать, поскольку там кто-то остался. Точной информации об этом не было, тем не менее, на следующий день разлетелся слух, что в Гордеевске укрепилась целая рота владеющих, а кто-то говорил даже о батальоне.

Ближе к обеду меня вызвали в штаб. Я зашёл в кабинет, и мой взгляд сразу же упал на крупного мужчину, сидевшего за столом вместе с Романовой и великим князем Дмитрием Павловичем. Это был мой тесть, которого повстанцы держали в плену. Видимо, он заглянул засвидетельствовать почтение своим освободителям.

— Алексей Михайлович, хотел вам представить главу одного из крупнейших родов Гордеевска, но внезапно выяснилось, что вы не только знаете друг друга, но и состоите в родственных отношениях, — проговорил Дмитрий Павлович, когда я вошёл и поздоровался. Сегодня великий князь имел вид гораздо более весёлый, чем все предыдущие дни.

— Да, достопочтенный господин Сафонов — мой тесть, — проговорил я. — Рад, что с вами всё в порядке.

— Алексей Михайлович? — Артур Сафонов выглядел настолько удивлённым, что даже потерял ненадолго самообладание. — Вот уж не ожидал! Какая встреча! Я тоже ужасно рад вас видеть!

Сафонов, без сомнения, лукавил, что рад меня видеть, хотя, учитывая все обстоятельства, ему стоило, как минимум, быть мне благодарным.

— Насколько мне известно, вы попали в плен? — спросил я чисто из вежливости.

— Всё верно. Эти супостаты меня в подвале держали в конторе моей компании. А потом сказали, что уходят, и освободили.

— Хорошо, что всё закончилось так быстро и с минимальными жертвами, — сказала Романова. — Между прочим, не последнюю роль в освобождении Гордеевска и вашей семьи сыграл Алексей Михайлович. Именно он ликвидировал главарей восстания.

— Большое спасибо вам, Алексей Михайлович, что посодействовали и помогли всем нам, — заулыбался Сафонов. Наверное, сейчас он всё-таки был рад, что я оказался его зятем. — Вы сделали великое дело. Эти бунтовщики могли много бед натворить. Как они вообще посмели! Вы не представляете, эти подонки разграбили мою коллекцию артефактов! Я всю жизнь собирал самые редкие образцы — и тут такое горе!