Шифры цивилизации: Коды, секретные послания и тайные знаки в истории человечества - Маккей Синклер - Страница 30

Благодаря Питману облик стенографии сформировался окончательно, и она стала своего рода искусством. Его система оказалась настолько практичной для самых разных сфер деятельности, что имя ее создателя навсегда вошло в историю. Медики прибегали к ее помощи при заполнении медицинских карт, секретари применяли ее для написания сообщений от имени руководителя, а журналисты пользовались ею во время интервью. Кстати, до недавнего времени всех репортеров обязательно обучали системе Питмана, даже когда появились диктофоны. Ведь аппаратура может выйти из строя, и как тогда выкручиваться? Более того, если владельцев газеты вызовут в суд, то там от них могут потребовать стенограммы в качестве вещественного доказательства. Для представителей молодого поколения, родившихся со смартфонами в руках, скоропись может показаться допотопным изобретением. Тем не менее в свое время можно было смело сказать, что это код, который движет миром. В нем сочетались скорость и точность (марксисты, возможно, назвали бы стенографию сугубо капиталистическим шифром, так как он повышал эффективность работы, а значит, и ее прибыльность).

В начале XIX в., до появления системы Питмана, существовал другой способ скорописи, который, по мнению Диккенса, работавшего тогда судебным писарем, был очень сложен для изучения. Но это не помешало писателю освоить его и переработать для своих нужд, сделав еще сложнее. «Код Диккенса», на котором написано его загадочное письмо, был изобретением самого автора. Его неимоверная сложность не шла ни в какое сравнение с тем, что позже придумал Питман.

Изучение «Тавистокского письма», написанного в 1859 г., заняло не одно десятилетие. Решено было даже назначить денежный приз в размере £300 тому, кто первым расшифрует текст сообщения. Секреты этого письма начали раскрываться относительно недавно. Во многом это стало возможно благодаря IT-специалисту из Калифорнии по имени Шейн Бэггз. Он не любитель Диккенса, зато большой любитель всевозможных головоломок, и, конечно же, не смог пройти мимо такой зубодробительной задачки. В течение полугода он проводил все свободное от работы время за анализом текста письма. В конце концов в броне шифра появились трещины (а программист выиграл приз).

Письмо оказалось кляузой. Диккенс хотел опубликовать в газете рекламу своего нового журнала, но дежурный клерк почему-то не принял объявление. И теперь писатель жаловался на нерадивого сотрудника главному редактору и требовал, чтобы объявление непременно вышло в следующем выпуске газеты. Но, несмотря на успех Бэггза, в письме все еще остаются фрагменты, которые пока не поддаются расшифровке.

По бескрайним заснеженным просторам между Варшавой, Ригой, Санкт-Петербургом и Москвой двигался человек, о чьей личности будут слагать легенды сотрудники внушающей страх тайной полиции царя. Он активно путешествовал по всей стране, ибо его навыки были крайне востребованы в каждом уголке Российской империи. Умение погружаться в раздумья как в транс, из которого ничто не могло его вывести, придавало его персоне ореол таинственности (Распутин при царском дворе еще не появился). Делом всей его жизни была криптография. Иван Зыбин видел любой шифр насквозь и без особого труда выуживал правду из самых непроходимых дебрей обмана. В годы носящейся в воздухе революции, терроризма и репрессивной политики всяческие зашифрованные секреты расценивались в России как постоянная и непосредственная угроза властям, стремившимся удержать страну в жестких тисках. Зыбину, может, и не удалось изменить течение истории, но его имя навсегда связано с тайным прошлым России.

В XIX в. в России, как и по всей Европе, процветали «черные кабинеты» – отделы секретной службы, занимавшиеся перлюстрацией писем и изучением обнаруженных в них шифров. В царствование Александра II деятельность «черных кабинетов» сосредоточилась на перехвате и дешифровке переписки членов подпольных революционных организаций, которыми тогда кишела вся страна. Взойдя на престол в 1855 г., Александр II провел множество реформ, направленных на развитие империи. Одной из них стала отмена крепостного права в 1861 г., значительно изменившая облик российской деревни. Теперь крестьянам наконец разрешалось владеть частной собственностью, жениться по своему усмотрению и жить так, как хочется им, а не барину. Тем не менее многие радикально настроенные молодые люди видели в реформах Александра II лишь первый шаг на пути к освобождению России от дворянского гнета.

Недовольство реформами вылилось в многократные покушения на жизнь царя. Александра то пытались застрелить на глазах у толпы, как, например, на парижской Всемирной выставке 1867 г., то взорвать вместе со зданием, где он находился (например, в бальном зале Зимнего дворца). В конце концов смерть настигла самодержца на набережной Екатерининского канала в Санкт-Петербурге.

Царская карета в сопровождении конного конвоя казаков двигалась в сторону Зимнего дворца, когда из толпы внезапно вышел молодой человек и кинул бомбу под копыта лошадей. Взрывом разрушило часть кареты и ранило нескольких казаков, но сам Александр не пострадал: карета была специально укреплена для безопасности. Но казак, сидевший рядом с императором, был убит, и осколки чудом не задели самого царя. Александр выбрался из кареты, но тут из толпы вырвался еще один террорист из того же кружка «Народная воля» и с возгласом «Еще слава ли Богу!»[47] бросил завернутую в салфетку бомбу прямо под ноги царя. На этот раз взрыв поразил Александра, и люди, бросившиеся на помощь, с ужасом увидели, что окровавленный император лежит с раздробленными ногами. После его смерти о реформах больше не заходило и речи. Напротив, его преемник Александр III, а за ним и Николай II, до отказа «закрутили гайки». Непосредственно борьбой с инакомыслием занималось Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, в народе называемое «охранкой».

К началу XX в. дешифровщики царской охранки стали мировыми лидерами в методе, который охотно переняли бы их собратья из других стран, если бы могли себе это позволить. Этим уникальным методом был подкуп. Агенты охранки нанимались на работу в посольства и искали там сотрудников, которые были бы не прочь за кругленькую сумму продать им книгу с шифрами. Желающие получить огромную взятку за акт шпионажа против своего государства находились всегда, тем более что шанс остаться безнаказанным был велик. Однако многие западные дипломаты стали еще более осмотрительными при отправке зашифрованных телеграмм: ходили слухи, что криптографам охранки любой код по зубам. Но стоит отметить, что подкуп тоже не всегда срабатывал, а сами русские дипломаты пользовались не такими уж сложными шифрами. Таким образом и западные, и русские криптографы прекрасно знали о шифрах друг друга.

Но как бы там ни было, в России все же имелся настоящий гений дешифровки. В книге «Взломщики кодов»[48] Дэвид Кан приводит воспоминания начальника охранки в Москве Павла Заварзина, по словам которого Иван Зыбин был «высокий худой, смуглый 40-летний мужчина с длинными волосами, расчесанными на пробор, имевший живой и проницательный взгляд». Там же описан случай, когда Заварзин лично стал свидетелем работы гения. В 1911 г. сотрудники Охранного отделения перехватили шифр революционной организации, почти целиком состоявший из дробей. Он поставил в тупик специалистов из Москвы, и Заварзину пришлось вызвать на помощь Зыбина. Тот сразу принялся за работу и постепенно завалил выделенный ему стол листами бумаги с формулами и вычислениями. Через некоторое время Заварзин позвал Зыбина обедать, но ему пришлось обратиться к дешифровщику дважды, прежде чем тот его заметил. Зыбин нехотя согласился сделать перерыв. За обедом Зыбин быстро съел поданный ему суп, перевернул тарелку и попытался писать на ней. В чем-то его одержимость шифрами была сродни почти маниакальной увлеченности, которую несколько позже выкажет другой гениальный криптограф, британец Альфред Диллуин Нокс (о нем мы поговорим в главе 9).