Как живые: Двуногие змеи, акулы-зомби и другие исчезнувшие животные - Журавлёв Андрей Юрьевич - Страница 63

Мэри родилась на исходе XVIII в. в семье краснодеревщика Ричарда Эннинга из Лайм-Риджиса и прославила этот небольшой приморский городок на весь мир. К сбору окаменелостей Мэри и ее старшего брата Джозефа (еще восемь детей умерли в младенчестве) приучил отец, который искал приработок. Как это нередко случалось на скалах графства Дорсет, однажды он упал и вскоре покинул этот свет, оставив детям долги и дом, затопляемый во время зимних штормов. Научившись лишь читать и писать в школе для бедняков, Эннинг смогла освоить мощные пласты непростой литературы по геологии и анатомии, чтобы лучше знать, какие ученых интересуют ископаемые, как они выглядели (ведь чем полнее извлеченный из породы скелет, тем он ценнее) и в каких отложениях чаще встречаются. Она на равных объяснялась с профессиональным геологом Родериком Мурчисоном и другими, но лишь преподобный Уильям Бакленд из Оксфорда и основатель Королевской геологической службы де ла Беш воспринимали ее как личность. Они не забывали отправлять книги и по подписке собирали средства ей на жизнь, для чего де ла Беш делал рисунки на тему древней жизни, главными персонажами которых выступали существа, открытые Эннинг (см. рис. 23.1).

Любопытную и вдумчивую исследовательницу особенно интересовали, конечно, сведения о нижнеюрских слоях возрастом 200–190 млн лет, обнажавшихся в окрестностях Лайм-Риджиса. После штормов из них вымывалось немало раковин и костей, а дальше требовалось облазить все соседние утесы, чтобы найти заветный костеносный пласт. Среди особо ценных находок, которые Мэри сделала, начиная с 11-летнего возраста (сначала вместе с братом и матерью, тоже Мэри Эннинг), стоит назвать вампиропода с чернильным мешком, полные или почти полные скелеты и черепа химеры сквалорайи (Squaloraja), зубастого птерозавра диморфодона (Dimorphodon macronyx), ихтиозавра (Ichthyosaurus communis), темнодонтозавра (Temnodontosaurus platydon), молодой особи плезиозавра большеголового (Plesiosaurus macrocephalus) и, конечно, длинношеего (P. dolichodeirus). Удивительно, но чернила головоногого моллюска настолько хорошо сохранились, что Элизабет Филпот, приятельница Мэри, нарисовала ими череп ихтиозавра. До сих пор ученые описывают новые виды по экземплярам, которые музеи и университеты получили из рук Эннинг. Сама она не дожила даже до 50: сразил рак молочной железы. Генри де ла Беш почтил память ныне всеми уважаемой соотечественницы, установив цветной витраж «Семь деяний милосердных» в нефе церкви Святого архангела Михаила, близ которой ее погребли в родном городе. Почтительное отношение сэра Генри к Мэри, возможно, связано с тем, что одно время он проживал в Лайм-Риджисе и первые наглядные уроки палеонтологии получил как раз от нее.

То, что Эннинг стала знаменитостью, – не преувеличение: многих палеонтологов той поры знают только специалисты, а ей посвящают объемные исследования, художественные книги (начиная с небольшого эссе Чарльза Диккенса) и фильмы. Недавно в Лайм-Риджисе появилось бронзовое изваяние собирательницы окаменелостей, где она изображена такой же, как на единственном прижизненном портрете работы Уильяма Грея, – с молотком и корзинкой для образцов в руках и постоянным спутником-псом у ног.

Остатки мезозойских морских рептилий находили и до открытий Мэри Эннинг, но считали их костями рыб, крокодилов, китов или человека. Лишь с началом ее работ, когда юрские скелеты попали в Париж к Жоржу Кювье, в Оксфорд к Уильяму Конибиру и в Лондон к Генри де ла Бешу, ученые увидели, что это гигантские окаменевшие водные пресмыкающиеся, совсем не похожие ни на кого из нынешних животных…

«…Известный собиратель ископаемых [имя Эннинг, как обычно, не упоминается. – Прим. авт.]… обнаружил… непосредственно под знаменитым утесом Блэк-Вен несколько окаменелостей, которые были извлечены тем же вечером и на следующее утро, чтобы отправиться на изучение, по результатам которого сделан вывод, что данный экземпляр, по-видимому, сильно отличается от всего того, что было ранее открыто в Лайме… при этом он близко напоминает по строению черепаху… Великий Кювье будет поставлен в известность, когда кости полностью вскроют…» – сообщала газета Bristol Mirror в январе 1824 г.[40]

Остатки странного существа около 3 м длиной, с малюсенькой черепушкой (всего-то 10 см) и неимоверно вытянутой шеей, как у черепахи, не просто поражали, а превосходили любое воображение (рис. 24.1). Даже великий Кювье посчитал вначале, что это подделка! «…Нет ничего несуразнее из всего, что можно было бы ожидать из лейасовых [нижнеюрских. – Прим. авт.] раскопок»[41], – со скепсисом отвечал он Конибиру.

Рис. 24.1. Письмо М. Эннинг с зарисовкой скелета плезиозавра; 1823 г. (Публичная библиотека, Лондон)

Сомнения парижского палеонтолога были вполне оправданы: богатые коллекционеры соглашались отдать солидную сумму за редкий образец, и рынок окаменелостей наводнили подделки. Одним из таких перекупщиков и по совместительству фальсификаторов слыл весьма состоятельный коллекционер Томас Хокинс, часто наведывавшийся в Лайм-Риджис и вывезший оттуда 20 т образцов. Он, кстати, предложил считать плезиозавра вместе с ихтиозавром теми самыми «гедолин таниним» (иврит, в вольной церковнославянской версии – «киты великия»), которых ветхозаветный Бог сотворил на пятый день из хаоса. В этом случае, по его мнению, они должны принадлежать к отдельному царству живых существ. Фронтиспис его «Книги великих морских драконов…» (1840) украшала мрачная картина работы романтического пейзажиста Джона Мартина: при тусклом свете луны плезиозавры и ихтиозавры, выпучив глаза, терзали друг друга, а на берегу зубастые диморфодоны с вампирическими крыльями выклевывали последний глаз уже поверженному и наполовину обглоданному ящеру.

Сам же образец был выкуплен Ричардом Гренвиллем, склонным к мотовству герцогом Букингемским, за 100 гиней (сумма довольно изрядная) и передан в Лондонское геологическое общество. Как Конибир с помощниками ни старался занести плиту размером 3 на 2 м на тесную лестницу, у них это не вышло. Пришлось на первых порах демонстрировать ценный образец в холле.

Плезиозавром – «близким ящерице» (от греч. πλησιοζ и σαυρα) – это существо де ла Беш и Конибир нарекли еще в 1821 г., используя весьма неполные более ранние находки позвоночника с ребрами и костями конечностей. Авторы отметили определенное сходство в строении плавников плезиозавра и ихтиозавра и подчеркнули, что эти плавники сродни черепашьим, но не рыбьим. В целом же оба животных по строению плечевого пояса и числу позвонков действительно были близки к «ящерицам», т. е. к рептилиям, и особенно к крокодилам. Причем плезиозавр занимает промежуточное положение между последним и ихтиозавром. Цепь существ казалась естествоиспытателям раз и навсегда заданной. Они всячески открещивались от идей Жана Батиста Ламарка, считавшего, что все живые организмы суть эволюционное порождение друг друга от низших к высшим. Преподобный Конибир, бывший воспитанником Вестминстерской школы и колледжа Церкви Христовой в Оксфордском университете, а позднее получивший кафедру в величественном валлийском соборе Лландаффа, иначе мир и не представлял.

Де ла Беш, менее отягощенный теологическими догмами, конечно, не мог не видеть, что окаменелости не очень вписываются в библейскую историю. Скажем, если все эти ящеры жили до грехопадения, значит, не могли хищничать? Тогда почему их копролиты переполнены остатками других животных? И, чтобы примирить Божий промысел с геологическими данными, не исключал множественность актов творения и цикличность жизни. Эту идею он и выразил в ироничном рисунке «Ужасные изменения», на котором лектор Ихтиозавр, указывая на человеческий череп, отмечает, что тот «принадлежал какому-то животному более низкой организации; зубы крайне невыразительные, сила челюстей пустячная, и все вместе заставляет удивляться, как это создание могло добывать пищу»…[42]