Октоберленд - Аттанасио Альфред Анджело - Страница 1

С наступлением ночи почернела вода в мраморном бассейне сада. Тугая ее поверхность отразила юную женщину, сидящую на мшистом краю, свесив скрещенные ноги. Длинные волнистые волосы струились со склоненной головы на набухшие груди и выпирающий живот; от их кончиков по воде расходилась рябь. Женщина одиноко глядела на качающиеся отражения подвешенных к деревьям фонарей и дрожащих колонн храма.

В этом бассейне она творила волшебство и создавала химерические миры, фантомный космос, полный вертящихся галактик и планетных былинок, бесчисленных, как пыльца цветов. Эпохи, уносившие прочь династии эволюции в этих колдовских мирах, здесь, в саду, длились всего месяцы. И все же это было обширное творение, устроенное с единственной целью: обучать еще не рожденное дитя. В этом мираже счастливых миров инфанту предстояло познать веселье, радость и щедрость жизни.

Но что-то вышло не так, как задумывалось. Из мрака снов женщины выплыли изуродованные, разрушенные и злые формы и загрязнили мерзостью ласковые и отчетливые миры: в создании сновидицы бушевали насилие, старость, болезни и смерть.

И медленно, с мрачным удивлением она осознала, что наверняка таково злобное наследие отца дитяти. Только у него была причина для столь жестокого вмешательства. Однако женщина долго отказывалась переступить за край обрыва этой мысли, ибо следствия такого предположения ужасали.

Отец ребенка был военачальником древних врагов ее народа. Взять его в плен живым и невредимым — это был невероятно счастливый случай, и народ женщины, в радостном ожидании мира, предложил вернуть врагу вождя в обмен на перемирие. Яростные генералы военачальника ответили с презрением, обуреваемые чрезмерной жаждой крови, чтобы принять любой выкуп.

И военачальник тосковал, заключенный в этом вот саду и прилегающем дворе. Она же, как начинающая чародейка и мелкая сошка в замке сюзерена, первая остановила на нем взгляд, когда прислуживала тем, кто занимался его допросами. Он был не в силах сохранить какие-либо тайны под напором их убедительной магии, и очень скоро незаметно для себя открыл все, что его противники хотели знать. В результате его армия была быстро разгромлена, военная машина сломана, и все честолюбивые мечты о завоевании решительно опрокинуты.

А она жалела этого воина, павшего жертвой слепого случая. Несмотря на унизительное поражение, он держался с достоинством и сохранял бодрость духа, и со временем ей удалось подружиться с ним. Он был мужчина странной красоты: высокий, с изящным девичьим сложением и легкой походкой; лицо с едва заметным румянцем обычно выражало грустное спокойствие, часто затененное высокомерием, но его делали резче две четкие морщины под усами в углах рта.

Другие обитатели дворца его не любили и даже боялись, но для нее он был самым искренним человеком из всех, кого она в жизни видела. Будучи свидетельницей его допросов, она знала, что он не скрыт завесой магии, в нем не осталось нераскрытых тайн — он просто был тем, кем был, и с ним она могла держаться гораздо более непринужденно, чем с манерными придворными ее сюзерена. Прошло немного времени, и он стал ее тайным любовником.

Они оба ведали о тайном счастье украденных мгновений, пока не открылось, что она носит его ребенка. Старшие не находили слов. Она опозорила свой народ, отдавшись врагу.

В наказание она была изгнана, приговорена занять место пленника в саду, а его отдали волшебникам. Они погрузили его в беспробудный сон и унесли бесчувственное тело куда-то в небо, спрятав там в ночи.

Ночь — беззвездная пустота за гигантскими бастионами Края Мира — всегда пугала ее. Таково было самое страшное наказание у ее народа — эти темные глубины, где можно было спокойно забыть о преступниках. Подвешенные вне времени в пустоте, они не требовали надзора.

Те, кого волшебники иногда призывали обратно, рассказывали о страшном горячечном бреде, о лишенных света глубинах. Многие говорили, что тьма — живая и что она ими овладевала, пока они были в ней. Редко кого приходилось отсылать в просторы ночи дважды.

Юная женщина хотела с помощью магии найти отца ребенка и избавить его от этого ужаса. И хотя она знала, что тогда старшие снова затихнут в молчании, она бросила бы им этот вызов во имя своего нерожденного ребенка. Но сердцем своим она понимала, что при таком повороте событий дитя пострадает, а потому не дала себе поддаться первому побуждению сердца и теперь вела спокойную жизнь в своем саду.

И только сейчас, когда приближался срок родов, она стала подозревать, что погруженный в ночь воитель не дымится в горячке. Он не был захвачен тьмой, как все другие. Как бы нелепо это ни звучало, но в глубине тьмы он сам овладел силами, неизвестными волшебникам. Очевидно, волшебство его жестокого народа извлекало силы из тьмы, так же как ее народ — из света.

Чем же еще объяснить грубое вторжение зла в ее чары обильного света? Каким-то образом внутренние искусства воителя победили наведенный волшебниками транс, и он сквозь ночь вошел в миры сна, созданные ею ради своего дитяти.

Владычица Сада подняла взгляд от темной воды и обозрела охваченный ночью сад. Был ли воитель с ней и сейчас — мужчина странной красоты, фантом среди пляшущих теней фонарей?

На миг ей показалось, что она учуяла его аромат, тонкий хищный запах в цветочном бризе. Но он исчез.

Женщина вытянула ноги и осторожно встала, вглядываясь в своды темноты за колоннами. На тисовых террасах за садом, под мощными деревьями мелькали блуждающие крошечные огоньки и терялись в угольках сумеречного горизонта. Ничто более не шевелилось.

Владычица Сада ощутила, что в этой чувственной тишине чего-то недостает. Поглядывая на листья, наметенные возле ваз и клумб, она подобрала с каменной скамейки сброшенный пуховый халат. Обернувшись его теплом, женщина встала у треножника фонаря, осматривая живую стену сада, упирающуюся в решетчатые ворота, усыпанные опавшими лепестками.

— Крошки-эльфы, — сказала она тихо про себя. — Вот чего недостает. Я уже несколько дней их не видела.

Обычно двое-трое этих бесенят прятались поблизости, стараясь своровать садовые цветы для своих изощренных танцев в полях осоки. Но в эту ночь они не порхали поспешно по террасам, не сверкали яркие глаза в бархатной тьме под седыми кедрами, не мелькали детские фигурки среди папоротников, нависших над компостной кучей.

Владычица Сада туже запахнула пуховый халат вокруг большого живота. Колонны храма вокруг амфитеатра сада неколебимо и решительно защищали от беззвездной тьмы. Озабоченная женщина спросила, будто обращаясь к спрятанному в темноте спутнику:

— Где же крошки-эльфы?

Ирт грелся в серебристом ореоле Извечной Звезды. Мраморная планета повернулась к дневному свету океанским полушарием, и затонувший континент всплыл в струях пара из синих глубин Габагалуса.

Пламенными стрелами взмыли ракеты с пусковых площадок среди рисовых чеков и желтых ферм поднявшейся земли. Их трюмы были полны сусла, наводящего телепатические способности и ценимого как напиток на всех мирах. Но нигде в кельях и храмах транса на сверкающих планетах поглотители снов не ощущали Безымянную, которой снились они сами.