Бедная Лиза (СИ) - "Анонимyс" - Страница 19

– Почему вы так решили? – изумился журналист.

– Во-первых, он загубил отпечатки пальцев на коробе и ручке, а это единственный показатель, по которому можно узнать вора, – с охотой отвечал китаец. – Во-вторых, он направил расследование в сторону бертильонажа: стал измерять работников музея и тем самым сорвал их опрос.

– И то, и другое могло выйти случайно, – не согласился Сальмон.

– Могло, – кивнул Ганцзалин. – Но только одно из двух. А мы имеем дело сразу с двумя срывами расследования, причем сделал это один и тот же человек.

– Неужели вы думаете, что знаменитый криминалист… – начал было Сальмон, но его внезапно перебил Нестор Васильевич.

Он сказал, что всякая версия имеет право на существование, но всякая версия должна быть убедительно доказана, иначе грош ей цена. Сейчас бессмысленно строить дедуктивные замки на песке, у них есть вполне конкретная задача – найти пролетария, который выпустил похитителя из Лувра. И в этом им должен помочь их друг Андре Сальмон, на него сейчас вся надежда.

Сальмон объявил, что он знаком с техническим директором Лувра мсье Пике, а у того наверняка есть вся интересующая их информация.

– А этот Пике захочет иметь с вами дело? – осторожно осведомился Нестор Васильевич. – Вы же как будто ходите в сообщниках похитителей…

– Так полагают только мои коллеги из бульварных газет и примкнувшие к ним идиоты, – отвечал журналист. – Пике знает меня сто лет. Если бы я хотел украсть Джоконду, я бы давно это сделал, не сомневайтесь.

– Что ж, вперед, и вырвите у мсье Пике все тайны работающих в Лувре пролетариев, – благословил Сальмона Загорский, после чего тот немедленно отправился к техническому директору Лувра.

Тем временем действительный статский советник обратил взыскательный взор на помощника.

– За дедукцию и сообразительность хвалю, – сказал он. – Насчет Бертильона – версия любопытная, однако не любую версию нужно немедленно предавать гласности. Всякое слово должно говориться во благовремении. Или, говоря попросту, в нашем деле важно не только что, но и когда.

Ганцзалин скорчил рожу, но спорить не стал – он был польщен, что господин отдал должное его уму.

Спустя десять минут вернулся Сальмон и еще издали торжествующе помахал Загорскому листком. Это оказался список технического персонала Лувра. Как выяснилось, в день похищения в музее дежурили трое: мсье Габен, мсье Лотье и мсье Форту.

– Мсье Форту и сегодня в музее, он водопроводчик, – сказал Сальмон.

– То, что надо, – заметил Загорский, – идем, поговорим с этим Форту.

Водопроводчик оказался добродушным рабочим с очень простым лицом. Впрочем, лицо это казалось сейчас несколько озабоченным.

– Здравствуйте, господа хорошие, – проговорил он, переводя тревожный взгляд с Загорского на Ганцзалина, а с Ганцзалина – на Сальмона. – Мне сказали, у вас ко мне какое-то дело. Если какие есть претензии по работе, так я водопроводчиком уже давно, и за все время никаких серьезных взысканий не имел, а если кто и бывает недоволен, так это у всякого свой характер, а сам-то я завсегда стараюсь, как лучше, а не так, чтобы как некоторые, сикось-накось, потому что бывают, конечно, и в нашем деле такие люди, что просто оторви да брось, но это, ясное дело, не про меня. Ну, а если все ж таки есть какие претензии, так я считаю, что лучше сразу высказать все начистоту да и разойтись без шума и ссоры…

– Нет-нет, – прервал Загорский словоохотливого собеседника, – к вам нет никаких претензий. Более того, начальство отзывается о вас, как работнике очень хорошем и дисциплинированном.

Услышав такое, мсье Форту немедленно расплылся в улыбке.

– Что есть, то есть, – заговорил он, явно довольный, – скрывать не буду, потому как завсегда делаю по совести, а не то, что кто другой, которые так делают, что всегда надо потом за ними переделывать, ну, а я, известно, совсем не такой человек, а совсем даже наоборот…

– И очень хорошо, – снова перебил его Нестор Васильевич. – Мы знаем, что в день, когда украли «Джоконду», вы были в Лувре.

– Ваша правда, был, – согласился водопроводчик, – поскольку мое было дежурство, а если бы не так, то был бы кто другой, или, даже, может, третий.

– Скажите, пожалуйста, не видели ли вы в этот день чего-то странного или подозрительного?

Водопроводчик отрицательно покачал головой.

– Не говорите сразу, подумайте, – настаивал действительный статский советник.

Да тут думай – не думай, все одно. Не видел, и весь сказ. Его уж до этого полиция спрашивала, тоже, дескать, не видел ли чего подозрительного. А что ему подозрительного видеть, он свою работу завсегда тщательно делает, ни единой протечки или прорыва по его вине не было никогда, а если и было, так не из-за него, а потому что другие так сделали, а он-то всегда в наилучшем виде.

Нестор Васильевич кивнул: хорошо, если так, зададим конкретный вопрос. Не проходил ли он, случайно, в тот день мимо зала Карре где-то между семью и восемью часами утра?

Водопроводчик задумался. Может, и проходил, почему нет, он, когда дежурный, почитай, через весь Лувр проходит, потому что в этом и состоит его работа, чтобы всюду ходить и все примечать, а если где, не дай Бог, неисправность какая, тут же ее и выправить.

– Отлично, – кивнул Загорский. – А когда вы проходили мимо зала Карре, не встретился ли вам человек, который стоял у двери на лестницу и никак не мог выйти наружу?

Мсье Форту поглядел на Загорского с удивлением. Теперь он вспоминает: был такой человек, стоял прямо у двери и выйти на лестницу не мог.

– А почему он не мог выйти? – продолжал Нестор Васильевич свои расспросы. – Что ему мешало?

Да ничего ему не мешало, но и не помогало тоже, вот ведь какая штука получается. Он выйти хотел, а на двери ручки не было. Верно, какие-то озорники открутили. А без ручки-то на лестницу не выйдешь, такая вот история. Там надо на ручку нажать, а потом дверь толкнуть – тогда уж только можно и выйти. А если нет ручки, так и нажимать не на что, и не откроешь тогда ничего. Вот в тот раз ручки-то не было, а тому мсье, стало быть, кровь из носу надо было выйти. Ну, он, Форту, и решил ему помочь, вынул замок, и дверь открылась.

– Понятно, – сказал Загорский. – А когда он вышел, вы вставили замок обратно?

– Нет, не вставлял. Я как подумал: ручки все равно нет, замок сломан. А если еще кому понадобится выйти? Потому решил пока оставить, как есть, чтобы потом плотник наш, Филипп, установил уже все, как положено…

Нестор Васильевич кивнул. А что нес человек, которому мсье Форту открыл дверь?

Форту на миг задумался.

– Что нес-то? Ваша правда, что-то нес. Я, признаться, не разглядел, большое что-то, квадратное, тяжелое, видно было, с натугой несет. Он сверху блузу рабочую накинул, вот и не разобрать было.

– Может быть, это была картина? – подсказал Нестор Васильевич.

Водопроводчик развел руками: наверняка картина. Тут все время картины носят туда и сюда, это же музей, так что удивляться нечего.

Загорский снова кивнул. А не может ли мсье Форту описать человека, который нес картину?

Форту неожиданно замялся. Трудновато будет. Господин-то этот недоволен очень был, что ручки нет и выйти нельзя, на самого Форту даже и не смотрел, только в дверь уставился и бурчал чего-то. Вышло, что почти все время Форту ему в спину смотрел, а со спины-то и не разберешь особенно ничего. Так что сказать ему и нечего насчет того, как тот господин выглядел.

Загорский, услышав такое, только крякнул. Вид у него был обескураженный. Водопроводчик неловко переминался на месте, Сальмон с любопытством разглядывал Загорского, Ганцзалин сохранял на лице полную невозмутимость.

Отпустив мсье Форту, Нестор Васильевич повернулся к своим спутникам.

– Что ж, – сказал он, – похоже, без господина префекта нам в этом деле все-таки не обойтись.

Луи Жан-Батист Лепэн не претендовал, конечно, на лавры Наполеона Бонапарта или, скажем, Людовика XIV, однако в истории французского государства был фигурой далеко не последней. Во время франко-прусской войны он служил в чине сержант-майора и снискал всеобщее уважение как служака не только храбрый, что иногда встречается среди военных, но и к тому же изобретательный, что в армии бывает гораздо реже.