Три сестры. Диана (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 32

На следующий день у нас должен был приехать фотограф в садик, а потом фотографировать солдат у знамени части. Генка с утра наглаживал малиновое платье с аппликацией уточки на груди. А я старательно навязывала на коротких волосах внучки бант из такого же цвета ленты.

А потом, проводив фотографа в штаб, где он должен был фотографировать солдат, я увидела Анатолия.

— Анатолий Михайлович, а можно вас на пару слов? — позвала я.

— Не-не-не, Дина Тимофеевна, — подтянул он патронташ. — Мне уже на обход минут пять как пора.

— Да я надолго не задержу, — настаивала я.

— Сватья, не старайся. — Засмеялся Анатолий. — Я же с Украины, а наши мужики с детства знают, что когда их бабы так ласково зовут на пару слов, особенно чужие, то надо тикать. И побыстрячку. Тем более, что я заранее знаю, за что разговор будет.

— Отлично, — кивнула я. — Зачем?

— А чего? Ну, выучила внучка пару крепких, что с того? В жизни пригодится. — Засмеялся сват. — А то девчонка такая тихая и спокойная растёт, что вырастет и поволноваться не успеем.

Почему-то эта простая фраза заставила почувствовать неприятный холодок.

Светлым весенним днём мама зашла ко мне на работу, просто поговорить ни о чём.

— Пойду, подремлю после обеда, — улыбалась она, собираясь домой, и вдруг обернулась у самого порога кабинета. — Видел бы отец, какие вы выросли, какими вы стали.

Когда я пришла домой, в квартире было тихо и свет нигде не горел. Мама ушла тихо, во сне. Аля несколько дней ночевала у Вайниров. Мы не хотели, чтобы девочка видела все скорбные приготовления. И после похорон было очень сложно объяснить, куда делась её ба.

— Она очень долго жила и очень устала. И ушла туда, где её ждал мой папа и моя бабушка, — рассказывала я, вместо мамы расчёсывая волосы внучки.

— А ей там хорошо? — хмурилась Аля.

— Конечно. Там она снова молодая, красивая и полная сил, — успокаивала я.

Через несколько дней мы с сёстрами были на кладбище, а внучка была в гостях у родителей Ольги.

— Тётя Дина, тётя Дина! — с криком затормозила чуть не врезавшись в оградку передним колесом велосипеда Света, самая младшая сестра Ольги. — Там Альку на скорой увезли!

Мы сорвались следом, Вася, за которым помчался недавно вернувшийся с армии Володя, единственный сын Анатолия и его жены, отвёз нас в больницу. Едва мы появились, нам сообщили, что девочка в реанимации с ожогом гортани и верхних дыхательных путей. Ситуацию осложняла явная аллергическая реакция.

— Что произошло? — спросила я.

— Я виноват, — просипел почти чёрный Анатолий.

— А я сейчас расскажу, — с непонятным каким-то довольством и чуть ли не с улыбкой влезла его жена. — Этот алкаш, с утра попёрся в город, молодую зеленуху продавать на афганец. И когда обратно ехал, зашёл в рюмочную, деньги же при себе.

— Заткнись, стервь. Иначе богом клянусь, овдовею! — рявкнул на неё муж. — Хоть бы ради приличия свою улыбку жабью спрятала! Выпил я, пока автобус ждал, смотрю, девки стоят. Соплюхи, лет по пятнадцать-шестнадцать. И курят. И так это мерзко со стороны… Я никак из головы не мог выбросить. Приехал домой, чай сделал. Внучке шоколадку привёз. Она ручки помыла, сидит рядом со мной, чай пьёт. Я по привычке, курить же ещё лет в десять начал, когда партизанил, скрутил газетку, насыпал махорки. Я сигарет не признаю, только наш табак, украинский. В козью ножку вставил, сижу дымлю. А Аля берёт, сворачивает обёртку от шоколадки и тоже вроде как сигарету тянет в рот. Я давай ей объяснять, что это плохо. Вот я курю, и бросить не могу. А на самом деле и зубы желтеют, и вонь, и горькая гадость. Ты, мол, попробуй, какая это горечь, я тебе врать не буду. Протянул ей самокрутку и говорю, вдохни.

— Ты нормальный? — еле выдавила я.

— Она задыхаться начала, побледнела, вздох сделать не может. Валька наша прибежала, она ж в хирургии работает, хоть и медсестра, а всё медик. Она что-то там делать начала, скорую велела вызвать, — продолжал он.

Спасло Анатолия только то, что вышел врач, а потом я осталась с внучкой. Реанимация, больничная палата, потом Москва, где восстанавливались после произошедшего. Вернулись домой мы с Алей только летом, и не надолго. Нам предстояло пройти первую операцию на сердце. Внучка за прошедшие месяцы вытянулась и сильно похудела. С портретом, сделанным всего несколько месяцев назад, совсем стала непохожа. Зато научилась внимательно слушать врачей с таким серьёзным видом, что даже врачи начинали улыбаться. Возвращаясь домой, мы с Генкой заехали в фотоателье. Внучка как была в обычном жëлтеньком платье, вроде домашнего, и наскоро подстриженными обычными канцелярскими ножницами волосами, так и попала на фото. Зато, чтобы появился тот самый взгляд, я ей вслух читала назначение врачей.

В день нашего приезда разразилась очень сильная гроза. Командование части в таких случаях по тревоге поднималось на дежурство. Любой намёк на пожар нейтрализовали мгновенно. Я закрутилась по дому, и то, что Али нет дома, заметила не сразу. Я не могла вспомнить, испытывала ли я ещё когда-нибудь такой страх.

— Я верну! Щас найду! — заверила меня Ксана, ведь первым делом я побежала искать внучку к её подруге.

Оказалось, что две эти хитрюги, прознали о солдатском лазе под забором около Хитрого посёлка. По нему солдаты уходили в самоволку в соседние посёлки. А наши внучки, когда все думали, что они спят и старались не заходить в расположение, сбегали через поле к десятку огромных дубов, оставшихся от Романовских дубрав. Старые необхватные деревья, растущие на небольшом холме посреди поля действительно выглядели сказочно. А мы, находя по карманам резные листья и жёлуди ни разу не придали этому значения. В части тоже дубов хватало.

Не смотря на ливень, сменивший грозу, Генка как был в плащ-палатке, чуть ли не бегом сорвался на Романовское поле. Вскоре он вернулся с замёрзшей и промокшей внучкой на руках и весьма озадаченным видом.

Аля рассказывала, она хотела просто погулять под грозой, а не смотреть из окна. Она бегала, стараясь угадать с какой стороны сверкнёт. И решила, что дома и деревья мешают, поэтому, чтобы поиграть с грозой убежала на поле. А когда устала бегать, то спряталась от дождя под дубами. Почти сразу она услышала шипение и треск, а потом впереди увидела очень красивый шарик.

— Как костёр, только в воздухе. — Напугала она нас описанием. — У меня волосы стали шипеть и стояли вот так! А шарик знакомился, показывал разные цвета. Красный, оранжевый, жёлтый, розовый и много других. А потом ушёл. Спрятался в землю.

— Там рядом с дубом действительно пятно выжженой и пропечëной земли. И такой горячей, что когда я пришёл от неё пар шёл от разошедшегося ливня. — Рассказал Генка.

На следующий день мы ходили уже все вместе, чтобы посмотреть место ухода в землю шаровой молнии, как мы понимали.

А во всей части, пока внучка старательно изображала красками тот самый шарик, по периметру обновляли основание бетонного ограждения.

Впереди нас ждало первое хирургическое вмешательство.

— Удивительно, — сообщил мне врач после предоперационного обследования. — Так мешавшая нам плёнка видимо достаточно истончилась и порвалась. Нам нужно не удалять её, а зачистить, чтобы остатки не создавали эффект эха для сердечных шумов. Это если по простому и не научным языком.

Для этого в грудную клетку вводили во время операции специальные инструменты. После этого под грудью у внучки навсегда остались шрамы от проколов.

— Теперь нам нужно будет сердечко тренировать! Чтобы было сильное, крепкое и перестало болеть! — провожал нас врач.

Вот только радовались мы недолго. Руслан, сбегая со ступенек веранды в заводском детском саду на встречу маме, поскользнулся и упал. Во время падения, он проломил висок об угол ступеньки. Скорая довезти внука до больницы не успела. Сноха буквально сходила с ума. И обвинила она в произошедшем Алю.