Черный дембель. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей - Страница 15

Провожать девчонок отправились Кирилл и Артур — я помахал комсомолкам рукой и пошёл домой.

На следующий день Кирилл похвастался, что в пятницу снова пойдёт в кино: с Прохоровым, с Котовой и с Тороповой. Меня брат в кино не позвал. Да я бы и не пошёл. Потому что не испытывал интерес к нынешним фильмам. А о комсомолках если и вспоминал, то не как о женщинах. Дважды в неделю я наведывался к Варваре Сергеевне (чаще не получалось из-за её ночных дежурств).

В воскресенье брат снова не позвал меня с собой в кино. И выгуливали они с Артуром во вторник девиц по Октябрьскому парку тоже без меня. Хотя купаться на речку я с Кириллом ходил. А в среду порыбачил вместе с ним и с Прохоровым на Михайловском ставке. Но львиную долю своего времени я тратил на учёбу: освежал в голове уже полученные однажды (пятьдесят лет назад) знания.

В субботу четырнадцатого июля я снова отправился к Варваре Сергеевне Павловой.

Не с пустыми руками — состряпал для Вариных мальчишек торт «Муравейник». Вместо любимого арахиса я добавил в «Муравейник» обжаренный грецкий орех. Он придал торту вполне приятный вид, запах и привкус. Уложил своё творение на деревянную доску, украсил блюдо завитушками из растопленного шоколада и карамельными бабочками (одну бабочку утащил заглянувший на кухню Кирилл).

Поставил «Муравейник» в холодильник — соорудил для него из газеты «Советский спорт» противопыльный колпак.

Начало этой недели побаловало пасмурной погодой: три дня тучи прятали за собой солнце и спрыскивали землю мелким дождём. Дышалось в эти дни легко; в воздухе, будто весной, появились ароматы свежей зелени. Мама и папа радовались прохладе. Но я предсказал родителям, что продлится она недолго. И не ошибся. В четверг днём небо очистилось. Солнечные лучи быстро высушили траву и землю. Уже в пятницу придорожные травы увяли, их верхушки вновь пожелтели. А в субботу земля опять покрылась сеткой трещин — вечером я перешагивал их, когда с тортом в руках шёл в направлении Вариного дома.

Сегодня Варвара Сергеевна вернулась с ночной смены — я не беспокоил её до заката. Знал, что и её сыновья в такие дни до обеда не шумели, проводили время во дворе. В прошлые выходные к дому Павловых не являлись нежданные гости. Поселковые мужики будто почувствовали, что я готовился к встрече с ними. В прошлую субботу и в воскресенье я намеренно приходил к Павловым ещё засветло. Чем радовал Вариных детей. Вместе с ними я починил двери сарая, натаскал в бочки воду из уличной колонки, смазал петли калитки. А потом я до наступления темноты пересказывал мальчишкам сюжет книги «Волшебник Изумрудного города».

Солнце ещё не нырнуло за горизонт, но уже спряталось за крыши домов и кроны деревьев. Я шагал по центру дороги; кивал сидевшим на лавках около заборов пенсионерам, махал рукой собравшимся на вечерние посиделки детишкам. Этим летом я ещё ни разу не явился в субботу на «главную площадь». Хотя Кирилл и зазывал меня туда. Но я отнекивался учёбой и походами к Варваре Сергеевне: мои друзья детства разъехались из посёлка, а общение со школьниками меня не привлекало. Вот и сегодня я прошёл мимо места сборища поселковой молодёжи — лишь обменялся приветствиями с уже рассевшимися там смутно знакомыми подростками.

Проходил мимо свежевыкрашенного синего забора — меня окликнули.

Сперва я не обратил внимания на скрипучий мужской голос.

Но потом вновь услышал:

— Стой, стервец! Стой, кому говорю⁈

Я оглянулся в поисках «стервеца». Почему-то вообразил, что ловят воришку. Удивился, когда сообразил: три хмурых мужика догоняли именно меня. Остановился, придержал рукой скрывавший торт газетный колпак. Взглянул на двух незнакомых широкоплечих мужчин — молодых: на вид, не старше тридцати лет. Память подсказала, что я уже встречал эту парочку — вот только не уточнила, при каких обстоятельствах я пересекался с этими крепышами. А вот немолодого коротыша с лысой макушкой я узнал. Пусть он сегодня и был не при галстуке. Я тут же улыбнулся: сообразил, что «вечер перестал быть томным». Взвесил в руке торт.

— Стой, стервец! — повторил мужчина.

— Здравствуй, Степан Кондратьевич, — сказал я. — Ты сегодня не при галстуке? И даже без шампанского…

Степан Кондратьевич нахмурил брови, указал на меня пальцем и заявил:

— Это он, племяши! Тот самый бандит, что у меня шампанское отобрал!

Крепыши взглянули на меня — опустили взгляд на колпак из газеты.

— Дядька Степан, — сказал правый крепыш. — Так это же Чёрный! Старший сын дяди Лёни Чернова.

— Ну, так и что?

Обладатель лысой макушки насупился.

— Он же чемпион, — сказал левый крепыш. — По боксу. Перед армией республику брал.

Крепыши снова взглянули на моё лицо.

Посмотрел мне в глаза и Степан Кондратьевич.

— Нет, мужики, — сказал я. — Враньё. На республику я не поехал: заболел. А вот в области побеждал. Среди юношей. Но то ещё до армии было: три года назад.

— Ну, так и что⁈ — повторил Степан Кондратьевич.

Он посмотрел на крепышей, сказал:

— Так вас же двое! Справитесь!

Добавил:

— Шампанское ведь, старвец, у меня забрал!

Крепыши переглянулись, шмыгнули носами.

— Вечер добрый, мужики, — сказал я. — Пока ещё… добрый. Пока у меня руки заняты.

Я показал мужчинам накрытый газетой торт.

— Но если они освободятся, то я вашему дядьке челюсть-то набок сверну. За враньё. Обещаю.

Крепыши набычились.

— Ты… это… шампанское-то верни, Чёрный, — сказал правый. — Не дело это… стариков грабить.

— Тем более своих, поселковых, — поддакнул левый.

Степан Кондратьевич встрепенулся.

— Это кто тут старик⁈ — поинтересовался он.

Крепыши ему не ответили — они выжидающе смотрели на меня.

Порыв ветра приподнял дорожную пыль и смешал её со спиртным запахом, который источали встретившие меня мужчины.

— Уже вернул, мужики, — сообщил я. — В коляску мотоцикла положил. В мотошлем. Ещё в тот день, когда ваш дядька ту бутылку по пьяни в чужом дворе обронил.

— Было такое, дядька Степан? — спросил левый крепыш.

— Вспоминай, Степан Кондратьевич, — посоветовал я. — Напряги память…

Со Степаном Кондратьевичем и его племянниками мы сегодня расстались мирно.

Не в последнюю очередь из-за того, что мои руки были заняты тортом.

Вариным сыновьям «Муравейник» понравился.

Но ещё больше их восхитили карамельные бабочки. Я невольно порадовался, что одну из бабочек слопал мой брат Кирилл. Потому что бабочек стало четыре — мальчишки без проблем поделили их между собой ещё до того, как попробовали торт.

Варин старший сын, когда мы завершили вечернее чаепитие, спросил:

— Дядя Серёжа, а ты на гитаре умеешь играть?

Я заметил, как Варвара Сергеевна недовольно поджала губы.

Но проигнорировал её намёк.

— Умею.

— Ух, ты! — воскликнули мальчишки.

— А песни про солдат знаешь? — спросил младший.

Я кивнул.

— Конечно.

Парни улыбнулись, взглянули на Варвару Сергеевну.

Я заметил, как Варя вздохнула.

— Мама, а можно мы папину гитару достанем? — спросил старший.

— Пожалуйста, мама! — воскликнул младший.

— Дядя Серёжа нам на ней сыграет! Как папа!

Павлова дёрнула плечом.

— Ура! — хором воскликнули мальчишки.

Они наперегонки умчались в комнату.

Варвара Сергеевна сказала:

— Старую гитару сегодня нашли. На чердаке. Я и забыла про неё…

Варя отвела в сторону взгляд — всегда так делала, когда обманывала.

А я подумал: «Вот и моя гитара нашлась».

Шестиструнную гитару принёс младший из Павловых. Он протянул её мне, улыбнулся. Будто случайно мальчик задел мизинцем струну — та противно задребезжала. Дети улыбнулись.