Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна - Страница 85

Удивившись, я забрал рецепт, сложил в квадратик и сунул в карман джинсов. В голове возник образ бабы Яны, дорогой соседки, но я сразу отринул эту мысль. Представительница древнего рода колдуний сюда бы точно не пошла. Баба-яга и Петропавловская крепость, где тысячу таких, как она, сгноили за инакомыслие? Никогда. Даже ради меня бы не пошла.

Тогда кто?

— И чего в тебе бабы находят, — цокнул языком Слава, откидываясь на спинку кресла. — Табуном бегают.

— У тебя богатое воображение, — фыркнул я и двинулся на выход.

— Если не нужна, так хоть для меня телефончик возьми! — услышал крик в спину и, не оглядываясь, показал главному лекарю средний палец.

Больше я не реагировал на его выпады. Сразу понесся вниз, игнорируя подступающую тошноту, усталость и прыгающие точки перед глазами. Стенды с рекомендациями врачей и автомат с электронной очередью, возле которого спорили два рядовых упыря, я проскочил практически незаметно.

Вышел на улицу, глотнул свежего морозного воздуха, после чего потянулся к пачке сигарет во внутреннем кармане куртке. Достал одну, затем нащупал зажигалку. Только прикурил и поднял голову, как сразу столкнулся нос к носу с Катей.

Однако, здравствуйте.

— Привет, — улыбнулась она и ледяной ветер с Невы подхватил рыжие кудряшки.

Ее ботиночки увязли в снегу, легкое пальтишко больше походило на разноцветную тряпку, чем на защиту от холода. Шапка опять отсутствовала, перчаток тоже не наблюдалось. Придирчивым взглядом я осмотрел эту красноносую тонкокостную статую и уловил озноб, который периодически нападал на Катю.

— Скажи, что ты на машине, — процедил я и сжал зубы, чтобы не отбивать ими чечетку.

Почему-то нашей встрече я нисколько не удивился. Привык, что ли? Так быстро…

Морозец пощипывал пальцы, щеки и неприкрытые уши. Оказывается, шапку я тоже забыл в палате или гардеробе. Один черт знал.

— Вообще-то… Приехала на такси, — виновато улыбнулась Катя.

Я бессознательно сдернул шарф, после чего бросил тот ей.

— Надевай.

— Но…

— Или поднимемся на четвертый этаж и будем слушать сорокаминутную лекцию главного нудилы этого госпиталя. На тему острых респираторных заболеваний. Выбирай.

Она вздохнула и послушно обмотала шарф вокруг головы и шеи. Он оказался достаточно широким, чтобы Катя спрятала в нем кончик покрасневшего носика. Потом посмотрела на меня из-под полуопущенных ресниц так хитро, как будто только и ждала подобного жеста.

— Ты замерзнешь и снова заболеешь, — промурлыкала она чарующим голосом. — А я так долго тебя ждала.

Я вздрогнул, чуть не выронив сигарету. Почудилось же? Или нет? Будто ее слова имели какой-то подтекст.

— Давай уйдем отсюда, — я поежился, затем оглянулся через плечо на кирпичное здание госпиталя.

— Давай, — легко согласилась Катя. — А куда?

Пискнул включенный смартфон. Сунув сигарету в зубы, я достал телефон и открыл пришедшее от Баро сообщение.

«Сегодня на Малоохтинском кладбище хоронят Евгению Калецкую рядом с другими преступниками. Я подумал, что ты должен быть в курсе. Отправил туда несколько человек на дежурство. Есть вероятность, что кто-то из ее знакомых объявиться, чтобы проститься с боевой подругой».

Стиснув покрепче телефон, я глубоко вздохнул. На Малоохтинском кладбище с давних времен хоронили старообрядцев, преступников, воров и… Самоубийц. Всех тех, кого православная церковь отказывалась отпевать и упокаивать на своей земле.

Таких, как моя мать.

Где-то там, в поросшей кустарниками и деревьями закуточке, находилась ее могила. Туда я не ездил уже довольно давно, теперь же появился хороший повод. Если поедем сейчас, то успеем до вечера. Вряд ли краснозоревцы сунутся на кладбище раньше.

— Что ты думаешь о прогулке по старому кладбищу? — улыбнулся я и услышал сдавленное оханье.

Ну а что? Нормального свидания никто не обещал.

***

Малоохтинское кладбище, как бельмо на глазу у местных чиновников: обрастало легендами быстрее, чем могилами.

В свое время многие историки спорили о том, кто же в действительно его заложил: русские или шведы? Одни утверждали, что кладбище появилось в конце восемнадцатого века после постройки церкви Марии Магдалены. Другие говорили, что оно сохранилось со времен шведского Ниена — бывшего города в устье Охты, где раньше располагалось поселение Невский городок.

Правда или нет, а кладбище становилось постоянным источником споров. А когда здесь стали хоронить старообрядцев — приобрело дурную славу. После Раскола Русской церкви фанатичные нововерцы сделали все, чтобы их соперников окрестили колдунами и не хоронили на освященной земле.

Среди вросших в ограды деревьев, чьи тени падали на покосившиеся надгробия, нашли покой колдуны-купцы Скрябины, владелец железных дорог и меценат Кокорев. Множество магов, отступников, преступников, ренегатов и других асоциальных личностей.

Всех неугодных хоронили здесь, чтобы еще больше укрепить в головах людей мысли о плохих покойниках Малоохтинского кладбища. Даже богадельню с видом на могилы построили, лишь бы ни у кого не возникло сомнений, где сосредоточение всех темных сил.

Мне это место не нравилось по одной простой причине — мама.

Сколько бы я ни гнал подальше мысли о ней, они все равно дымкой оседали в подсознании и вызывали никому не нужные воспоминания. Да и пройти мимо ее могилы было невозможно: пятнадцать шагов от мемориальной стены с урнами, затем поворот налево. Еще три метра по первой дорожке мимо могилы Аксиньи Иванеску — балерины, покончившей с собой из-за несчастной любви. Каждый раз, когда какой-то мужчина проходил мимо, она восставала полупрозрачным облаком и тянула к нему руки.

Вот и сейчас тоже попыталась дотронуться до меня ледяными пальцами. Еле увернулся, старательно двигаясь вдоль дорожки.

Здесь повсюду висели амулет, а заговоренная брусчатка не позволяла призракам, упырям и прочей недобросовестной нечисти разгуливать по кладбищу в поисках случайной жертвы. Еще она защищала людей от чудовищ Пустоты, что иногда пробирались сквозь истончившиеся границы в мир живых.

Бывало, конечно, что какой-нибудь пьяный бомж или дурак забывался и сходил с тропы. Потом либо хладный труп находили в глубине леса, либо живого на ступеньках закрытой богадельни. Правда, без проблеска разума, поскольку душу высасывали до капли. И никакая лекарская сила не могла вернуть ушедшего за грань человека.

— Ой, — пискнула Катя, когда Аксинья с шипением бросилась на нее.

На обледенелой дорожке ее ноги, обутые в сапожки на каблуке, опасно заскользили. Она неловко взмахнула руками, вырвав меня из мрачных дум, после чего вскрикнула под глумливый хохот белобрысой балерины.

— Прекрати, пока святой водой не окропил! — рявкнул я на надувшую розовые губки Аксинью.

— Жалкий подлец! — пафосно взвизгнула та и взмахнула пышной юбкой, отделанной рюшами по краю.

Невесомый шифон высоко приподнялся, демонстрируя изящные щиколотки в чулках. Малиновые губы сжались, но таинственный блеск и коварная полуулыбка намекнули, что Аксинья намеренно устроила это представление. И голову склонила так, чтобы уродливые борозды на, оставшиеся от веревки, были незаметны.

Я закатил глаза. Серьезно? Умерла еще при царствовании Николая II, а вела себя так, словно находилась посреди гостиной собственного дома. Впрочем, ничего странного. Многие призраки не до конца осознавали окончание своей жизни или никак не желали уходить, потому задерживались на земле долгие годы.

— Кажется, я ей не понравилась, — хмыкнула Катя, которую я поймал за локоть и прижал к себе.

— Поразительно, — пробормотал под нос. — А ведь у вас много общего: страсть к балету, любовная дурь в голове…

— Это не дурь.

— Тебе сколько лет, Катя? Двадцать два или двадцать три, верно? Мне скоро исполнится тридцать пять лет. Я старше, злее. Много работаю, обладаю нулевой терпимостью и совершенно не подхожу таким романтичным, одухотворенным девочкам, как ты.