Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна - Страница 76

Я чихнул от витающей вокруг пыли и оглянулся. Ладони холодил кафель, противно капала вода в умывальнике.

— Влад? — Шумский тряхнул меня за плечи. — Ты в порядке? Что он с тобой сделал?

Неосознанно потерев шею, я механически коснулся затылка. Но ни шишки, ни раны не ощутил. Ушли боль, остались только щелчки в голове. Однако они утихали с каждой прошедшей минутой. Сунувшись в карман джинсов, я ойкнул и вытащил наружу руку, ошарашенно разглядывая блеснувший в каплях крови осколок зеркала.

— Черт, надо чем-то обработать, — Вася подскочил на ноги, но я остановил его неловким движением.

— Погоди.

Вот как Макс следил за мной и находил меня. Через крохотные кусочки разбитого зеркала, вроде того, что проглотила Оксана. Таких частичек на одежде сотни тысяч и не всегда стиральная машинка вымывала их.

Однако самым поразительным стал тот факт, что я не ощутил гнева. Впервые с момента, как я узнал о возможном спасении зеркальщика, внутри ничего не колыхнулось. Ни ярости, ни обиды, ни тоски по утерянному дару. Лишь сожаление и жалость к тому, кого еще недавно я проклинал ночами в кабаках за стопкой водки.

— Влад? Скажи что-нибудь! Тебя ранили?

— Нет, — я стиснул кулак и посмотрел на обеспокоенного Шумского, — меня не ранили, Вась. Но ты был прав. Макс действительно не хотел никого убивать. Во всяком случае, осознанно.

Он лишь хотел, чтобы его услышали.

Вася помог мне встать, придержал, когда я качнулся вперед. От магических переносов меня мутило и штормило, пришлось отойти к столу и вцепиться в край, чтобы позорно не рухнуть у ног Шумского.

Я ощущал себя выжатой тряпкой, жалким куском дерьма. Потому не сразу разобрал стук в дверь. Переглянувшись с Васей, я провел ладонью по лицу. Он метнулся искать по шкафчикам аптечку, а я раздраженно рыкнул:

— Войдите!

В кабинет, окутанная ароматами цветов и уличного мороза, впорхнула Катя. С улыбкой, от которой у меня екнуло сердце.

— Здравствуй, Влад, — прощебетала она, и Шумский с грохотом уронил аптечку со всем содержимым.

— Ой.

— Сегодня прямо не день, а гребаный писец, — прокомментировал я, после чего метнулся в туалет. Из-за подступившей к горлу желчи.

Кажется, с моего организма достаточно потрясений.

Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах. Или проори, если жаждешь услышать, как от твоих дурных идей содрогается весь Золотой Град.

Ни кричать, ни перечислять вслух расписанный по пунктам день не пришлось. Все полетело в пустоту к матушке Смерти в тот момент, когда я распахнул глаза и сонно всмотрелся в тоскливый полумрак спальни. Очертания мебели сливались в нечеткие пятна, а через час предрассветные сумерки окрасили небо во всевозможные оттенки оранжевого и красного.

Особенно много было красного. Как брызнувшая кровь на белом полотне, противный цвет въелся в текстуру. Лучи солнца, поднимающегося из-за горизонта, тянулись к дворцу, словно руки молящих ангелов. Они взывали к чему-то, умоляли послушаться их. Выйти навстречу или, наоборот, пустить на порог.

«Утром люди умирают тише всего. Их дыхание останавливается во сне, и душа находит покой».

Я повернул голову вправо, разглядывая клубящийся рядом дым. Мантия жнеца двигалась, точно живая. Она тянулась к свету, но каждый раз обжигалась и отступала в тень. Его костлявые пальцы дотронулись до стекла, из-за чего оно сразу покрылось изморозью.

— Ты пришел намекнуть мне о скорой кончине?

— Отнюдь.

Развернувшись на пятках, я прошлепал к бюро и нащупал на дне верхнего ящичка пачку. Редкостное зрелище: наследник императорского престола с обычной сигаретой в зубах и без парадных одеяний. Даже не в костюме. Прямо в домашней одежде, растрепанный, обутый в мягкие тапочки.

Я вернулся к окну и открыл его, впуская в спальню прохладный зимний воздух. Перекличку охраны постепенно затмил шум просыпающейся столицы Российской империи. Здесь только-только близился рассвет. Где-то на Камчатке или Дальнем Востоке уже давно настал день, пока европейская часть страны неохотно просыпалась и выбиралась из-под теплых одеял.

Горький привкус на губах перебивал неприятное жжение в том месте, где пуля задела плечо. Царапина ерундовая, маленький чертенок по имени Слава остановил кровь и быстро перевязал рану. Главный лекарь во дворце отвесил несколько скупых комплиментов нелюдю, затем подрядил своих помощников наложить специальные мази под повязку.

— Красиво, — не то услышал, не то нафантазировал тихий шелест чужого голоса. Впервые на моей памяти жнец подошел настолько близко. Обычно они держались на расстоянии или стояли за спиной, чтобы маг не мог причинить им вреда.

Хотя кто в состоянии убить слугу Смерти?

— Россия — красивая страна, — я выдохнул дым и глянул на датчик под потолком. Ничего. Извещатель помалкивал.

— Ты любишь ее?

Жнец встал полубоком, а из-под капюшона показался лысый череп.

— Что за глупые вопросы? — я усмехнулся и отвернулся, разглядывая внутренний двор. — Это моя страна, мой народ, мои земли. Конечно, я их люблю. Нет в мире места, которое я бы еще называл домом.

— Тогда держи крепко, — внезапно огорошил меня жнец. — В кулаке. Никому не отдавай, не позволяй врагам разрушить ее до основания. Каких бы благ они ни сулили в будущем.

— О чем ты?

Он повернулся, и я на мгновение застыл. В пустых глазницах клубилась тьма, но я вдруг отчетливо увидел, как вместо скелета на меня смотрит живой человек. С глубокими чертами, темной гривой кудрявых волос. Поросль на лице скрывала мягкий подбородок, а прямой нос намекал на благородное происхождение.

Внешнее сходство с изображением на иконах заставило вздрогнуть, я отвел руку с зажатой между пальцами сигаретой. Потянулся к жнецу и невольно моргнул от едкого дыма. Видение исчезло, череп вновь спрятался за слоем темной материи капюшона. Но догадка, такая мощная, что пронзила молнией от макушки до пят, вылилась в один-единственный вопрос:

— Почему?

«Проклятие, Алексей, оно не убивает. Оно сковывает душу и превращает нас в рабов самой Смерти. Уж минуло четыре сотни лет, как гибель юного агнца на виселице терзает наш род страшной виной. Мы превращаемся в бессмертных стражей, которые вынуждены переходить грани миров и забирать души: родных, друзей, знакомых, простых смертных. Каждый раз мы возвращаемся на землю, чтобы выполнить навязанное нам предназначение».

Костлявый палец коснулся ворота моей ночной рубашки, затем скользнул ниже. Остановился там, где должно биться сердце и немного надавил. В этот момент я испытал всю гамму эмоций: от страха до бурлящей эйфории, по моим венам прокатилась чужая сила. Острыми лезвиями она раздирала плоть, проникала глубже, под слои тканей и добиралась до внутренних органов.

Теперь я понял, что испытывали маги. Невероятное ощущение всемогущества, когда в груди полыхает источник. Только мой, как появился, так и погас. Потому что никогда мне не принадлежал. Но я все-таки почувствовал, какую власть получали в свои руки жнецы, когда превращались в самих себя после смерти.

«Наша сила — наш род. Пока он жив хоть в ком-то, мы способны на многое. Не только брать, но и отдавать. Жнецы хранят завесу от чудовищ пустоты, а Романовы на троне — покой своих граждан. Если линия прервется, страна рухнет в смуту и хаос, пока кто-то вновь не возьмет бразды правления и не установит новый порядок. Через кровь, боль и страдания народа».

Жнец отошел и неспешно поплыл к выходу, а я безуспешно глотал воздух. Он толчками врывался в легкие, отчего дышать было тяжело и больно. Тлеющие остатки сигареты упали на ворс, но темный туман погасил алеющий кончик.

— Если действительно радеешь за страну и народ, никогда не принимай решений сгоряча на эмоциях, — услышал я холодный голос жнеца. — Руководствуясь сердцем, не забывай про разум. Потому что любовь не только созидает. Она разрушает нас.

Моргнув, я понял, слуга смерти исчез. Шум за дверьми и лютый холод напомнили, что я по-прежнему во дворце на подоконнике у окна. И чтобы не слечь в ближайшие недели с лихорадкой, лучше бы его прикрыть да поскорее.