Русальная неделя (СИ) - Бачурова Мила - Страница 11

— Именно! — с восхищением сказал я. Вот что значит — профессионализм! Не успела протрезвиться, как сразу о делах, да с полным погружением. — И как? Есть у меня шансы?

— Никаких, — взмахнула рукой Евгения. — На первом же слушании всё рассыплется, и имущество вы потеряете. Но в тюрьму не пойдёте. Истец к вам благодушно настроен.

— Нихрена себе, — обалдел я. — Это вот так, значит, «Урюпин и сыновья» дела ведут?

Тут подняла на меня заплаканные глаза Александра.

— Вот если бы папенька в суд пришёл — он бы там всех размазал, как масло по сковородке! Да только нет больше папеньки.

— А вы на что?

Сёстры переглянулись и истерически захохотали. Пришлось ждать, пока пройдёт приступ.

— Шутить изволите, Владимир Всеволодович! — сказала, отсмеявшись, Евгения. — Кто же женщину в суд-то пустит? Кто нас слушать будет? А обвинитель — зверь. С ним только папенька один бодаться и мог. Он нам рассказывал, как тот других терзает. Так что — уж извините. Деньги мы вам, разумеется, вернём.

— За вычетом украденного, — вставила Александра.

— Чего? — нахмурился я. — Какого ещё украденного?

— Вот этого.

Александра пальчиком показала туда, куда я спрятал графин.

— Господи. Да нате, блин. Надо оно мне.

Я вернул графин на стол. Но Александра покачала головой:

— Мы, поверьте, далеки от того, чтобы думать, будто вы намерены утащить графин. Однако эффект от выпитой половины сего сосуда вашими стараниями улетучился. И пусть то — копейка, но справедливость есть справедливость.

— А ещё дверь, — добавила Евгения.

— У-у-у! — протянула Александра, вспомнив про дверь и посмотрев на неё. — Тут уже копейкой не отделаться…

За дверью, как-то полупритаившись, стоял плешивый очкарик-секретарь. Выглядывал между половинками, будто из лифтовой кабины. Обнаружив, что на него вроде как смотрят, секретарь собрался с духом. Отодвинул одну половину двери и шагнул в кабинет.

— Александра Дмитриевна, Евгения Дмитриевна. Я, право же, ненамеренно, услышал часть вашего разговора…

— По делу говори! — поморщилась Евгения. — Не видишь, мы скорбим!

— В суде мог бы выступить я.

— Ты⁈ — Сёстры переглянулись, но смеяться не стали; взгляды, которыми они вцепились в очкарика, сделались заинтересованными. — Вместо папеньки?

— Осмелюсь… Да. Вашего папеньку, конечно, не заменить. Но я последние двадцать лет был на каждом его выступлении. Да я их наизусть помню!

— Хм, — сказала Евгения. — Это, кстати, верно. Елисей в папеньке души не чаял.

— Ну допустим, — сказала Александра. — Выступить ты сможешь. А дальше? Прокурор ведь разнесёт всё, тут-то ты и сядешь в лужу.

— Не сяду, сударыни! — Елисей даже руку к сердцу приложил. — Потому что вы ведь тоже можете присутствовать. На правах почтенной публики. И я буду с вами советоваться по каждому вопросу.

— А ведь может сработать! — Глаза у Евгении загорелись.

— Ну вот, — сказал я. — Вот и нашлось решение.

На какое-то время сёстры, кажется, даже позабыли о своей утрате. Им не терпелось вновь с головой погрузиться в работу. Графин отставили в сторону, и началось обсуждение каких-то сложных юридических нюансов.

— Я вам ещё нужен? — спросил я, улучив минутку.

— Нет, господин Давыдов, вы можете идти! — сказала Александра, не глядя. — Счёт за дверь и потраченное впустую спиртное мы вам пришлём до конца дня. На судебное заседание можете не являться. Если ваше присутствие для чего-то потребуется — мы вас известим почтой. Отчёты о ходе дела также будем присылать по почте. Просить вас о сохранении нашего… гхм, инкогнито, полагаю, излишне?

— Совершенно излишне. Я вообще за гендерное равноправие. Мальчик, девочка — какая разница, лишь бы дело нормально делалось.

Выйдя из кабинета, я кивнул хмурому верзиле, который ответил мне взглядом исподлобья. И вышел навстречу новым приключениям.

— Такие пироги, — сказал я Егору и Захару, когда мы за обедом сошлись в закусочной, которую рекомендовал Захар. — Дело за малым — деньги нужны.

И выразительно посмотрел на Егора.

Я уже был в своей обычной одежде охотника. Выходной костюм оставил в комнате на постоялом дворе. Домой планировал выдвинуться завтра утром, чтобы попасть засветло. А может, и не домой. Деньги-то правда нужны, а дома сидючи, их не заработаешь, не настала ещё эпоха высокоскоростного интернета.

— Занять, что ли? — не понял намёка Егор.

— Да какой «занять»? Я и так в долгах, как в шелках. Работа нужна. Откуда вообще охотники работу берут?

Мне всё перепадало как-то случайно или через Егора. А хотелось бы какой-нибудь базы — если, конечно, таковая имеется. Чтобы покопаться — с чувством, толком, расстановкой. Всех посмотреть, а потом уж выбирать.

Оказалось — есть.

— Так в Оплоте. Или в приёмном, — пожал плечами Егор. — Как у кого беда с тварями — туда сообщают.

— А если нет в деревне, скажем, Оплота? — спросил я.

— Тогда ждут, пока охотник случайно рядом не окажется. Ну или гонца снаряжают, например.

— Хм, — задумался я. — А у меня ведь, дай бог памяти, шесть деревенек в собственности. А я там даже не бывал ни разу. Нагрянуть, что ли, с внезапной проверкой? Вдруг там дичь какая творится. Люди страдают, кости бесхозные в лесах прячутся…

Вдруг хлопнула дверь. Да не просто хлопнула, а прям-таки громыхнула, аж стёкла в окнах задребезжали. И громкий голос, обладатель которого явно привык отдавать приказы и получать моментальные ответы на свои вопросы, раскатился по помещению:

— Кто здесь Владимир Давыдов⁈

Я посмотрел на вошедшего. Крепкий дядька с лихо закрученными усами. Одежда не штатская, но и не военная, что-то среднее. На боку — сабля.

Я взглянул на Егора, на Захара. Оба развели руками — дескать, чёрт его знает, кто таков.

— Не нашенский, — определил Захар. — Смоленский, видать.

Дядька обвёл трактир грозным взглядом и повторил вопрос:

— Кто здесь Владимир Давыдов⁈

Стоит ли говорить, что все присутствующие дружно повернулись ко мне. Такая себе конспирация. Хотя я не скрываюсь, мне-то что.

— А кто спрашивает?

Спросил я спокойно, без истерики. Но в наступившей гробовой тишине почти прогрохотало.

Дядька, сдвинув брови, направился ко мне.

— Вы — Владимир Давыдов?

— А вы — родственник Якова Брейгеля?

— Почему? — изумился дядька.

— Потому что я в этом городе знаком только с одним человеком, который любит отвечать вопросом на вопрос. Вот и интересуюсь, не родственник ли.

В трактире заржали. Якова Брейгеля в Поречье знали хорошо.

Дядька побагровел.

— Какой ещё, к чертям, Брейгель⁈

— Так и знал, что врёт этот аферист про свою знаменитость, — поделился с Захаром и Егором я. — Яков Соломонович Брейгель — портной. Но раз вы его не знаете, видимо, не родственник.

— Ещё не хватало! У нас в роду портных нет, все служивые люди. Савельев Иван Федотович меня звать. Я помощник городничего. Из Смоленска прибыл.

— С какой целью?

— Доставить пред очи его превосходительства генерал-губернатора самозванца Владимира Давыдова.

— Что-о⁈ — Вот теперь я заставил голос громыхнуть. Поднялся за столом. — Ты кого это самозванцем назвал⁈

В руках у меня оказался меч. Будто сам собой из ножен выпрыгнул. И недобро полыхнул голубоватым светом.

Вокруг заохали. Те, что подальновиднее, полезли под столы.

— Башку ему снесёт, — доверительно прокомментировал кто-то громким шёпотом. — Ей-богу, снесёт начисто!

Савельев, увидев меч, ощутимо струхнул. Потянулся было к своей сабле, но даже из ножен вытаскивать не стал. У кого преимущество — определил без труда.

Пробормотал:

— Извиняйте, ваше благородие. Мы — люди маленькие. Нам как сказано, так и передаём.

— В следующий раз мозг включай перед тем, как передать, — буркнул я. — А то через раз включать будет нечего. Передаст, блин, нашёлся.

Убрал меч и сел обратно за стол. Придвинул к себе недоеденную жарёху — мясо с картошкой, грибами и луком в глиняном подобии сковороды. Взял ложку.