Чебурашка (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 23
- Предыдущая
- 23/75
- Следующая
— Йеззз!!! — сжимаю я кулаки и притягиваю к себе, «нагибая» невидимого врага.
Пацаны ржут.
— Глеб Алексеич, — говорю я. — Давайте к Новому году организуем серию боёв. Как раз полгода пройдёт.
— Каких боёв?
— Сейчас в Америке и Японии развивается такая фигня, как бои без правил.
— Чего-чего?
— Или, по-другому, смешанные единоборства. Они ещё не набрали популярность, но это будущее, поверьте, у меня чуйка. Я читал. Представьте бой, в котором можно использовать техники из любого боевого спорта, включая все наши с вами плюс ещё бокс и борьбу. Да хоть сумо. Это вообще очень круто и зрелищно. Давайте такую байду замутим!
Пацаны ржут. Им нравится, что я предлагаю «замутить байду».
— Только чебурахаться перестал, а уже «байду мутит».
— Нет, правда, круто будет. Соберём призовой фонд для бойцов. И тотализатор можно будет устроить. Все заработают и всем понравится.
— Так, Костров, перехвалил тебя. Какой ещё тотализатор! Всё, все свободны, через два дня жду здесь.
Я переодеваюсь и захожу к нему в каморку.
— Глеб Алексеевич. Я серьёзно. Представьте, как здорово будет. И деньжат поднимем.
— Сколько ты там поднимешь? А я с работы вылечу. Мне «Факел» достаточно платит, чтобы я тут с вами упражнялся, ясно?
— Блин! Ну вы подумайте хотя бы. Круто будет. Я кстати Черепанова вызову.
— Кого? Альберта? Да он в два раза больше тебя. У вас разная весовая. Чё смеяться!
— Пофиг! По-любому вызову.
— Это уже не соревнования, Артём, а чисто выпендрёж.
— Это бой за корону, Глеб Алексеевич. И я ему её не отдам, жопу надеру.
— Знаю я твою корону. Хорош блажить. Иди, белка поешь.
Я выхожу из зала в приподнятом настроении и шагаю домой.
— Мам, пап, пойдёмте, я вам такое покажу, вы просто обалдеете!
— Как это родители «обалдеть» могут? — качает головой мама, но идёт.
Я тащу родителей в гараж и показываю им «свою» ласточку.
— Дядя Гриша мне щедрый подарок сделал, — говорю я, отпирая ворота.
Прохожу внутрь через маленькую дверку и открываю обе створки. Надеюсь, их удастся потом закрыть. У мамы с папой челюсть отпадает. Вообще-то у отца «копейка», но гараж находится за тридевять земель от дома, на полпути до Химкомбината, в настоящих пампасах.
Нужно ехать минут двадцать на автобусе, а потом ещё минут пятнадцать идти по тополиным зарослям, чтобы добраться до места. А о такой роскоши, как гараж во дворе собственного дома мы даже и не мечтали никогда. Это возможно только для почётных, геройских, стахановских, горисполкомовских и обкомовских. А дядька каким-то образом ухитрился пролезть в кооператив.
— Миша, — говорит мама, демонстрируя практическую жилку, — этот драндулет нужно перевезти в наш гараж, а нашу машину ставить здесь.
— Нет уж, — отвечает отец и подтверждает слова резким взмахом руки. — Я с твоим братцем связываться не буду. Он сегодня подарил, а завтра назад заберёт и будет всю жизнь кричать на каждом углу, что я пытался у него гараж «отжать». Его любимое словечко. Даже не заикайся больше!
— А документы? — интересуется мама.
Я объясняю, как есть. Мама машет рукой, как на что-то совершенно бесполезное, пожимает плечами и возвращается домой, а мы с отцом выталкиваем железного коня из бокса. Хо-хо! Тачило то ещё! Весь кузов в пятнах ржавчины, всё в пыли, старое, убитое. Капец просто. Настоящая рухлядь.
— Да, — усмехается папа, — умеет твой дядя машины выбирать. «Победа» даже новее выглядела.
— Это что у нас тут за зверь такой! — раздаётся громкий зычный голос.
Мы поворачиваемся. Переваливаясь с боку на бок, к нам шагает Валентин Пущин. У него «Москвич», гараж здесь же, записанный на отца, инвалида войны, и работа в каком-то крупном гараже или АТП. В общем, он имеет славу автомобильного знатока и мастера золотые руки. А ещё — любителя пригубить.
— Дядя Валя, — говорю я. — Выскажите своё экспертное мнение, что с этим крокодильчиком можно сделать.
— Какой же он крокодильчик, — хмыкает Валентин. — Видишь, какие у него ушки? Значит он кто?
— Зайчик?
— Сам ты зайчик, а он, — ласково улыбается «эксперт», — Чебурашка. Это имя зверя.
Он по-хозяйски открывает двери, заглядывает в багажник, который, находится там, где у большинства других авто располагается движок. Ну, и в двигатель, естественно тоже заглядывает. А двигатель у «Запорожца», как всем известно, находится в «жэ»…
Валентин проверяет масло, хмурится, морщится, качает головой. Садится за штурвал и пытается завестись. Безрезультатно. Тогда он идёт к себе в гараж и притаскивает тяжеленный аккумулятор.
— Родной всё. Хотя, поковыряться можно. Долить, подзарядить. Давно машина не ездит?
— Не знаю, — пожимаю я плечами.
— Давно, — кивает он. — Давно.
Дядя Валя начинает кидать провода от своего аккумулятора к… Чебурашке. Прости, ласточка, теперь ты не ласточка…
— Посмотрим, — приговаривает он, — посмотрим…
Как любой Самоделкин, Винтик и Шпунтик, он загорается при виде не исследованного механизма, к которому можно приложить руки.
— Дело пахнет керосином, ребята… — бурчит он себе под нос. — М-да…
Я поднимаю голову и вижу, что к нам возвращается мама. Причём… Она буквально бежит и… Что-то явно не так.
— Пап, — говорю я и киваю в её сторону.
Она часто шагает, то и дело, переходя на бег и прижимает руку к губам.
— Что случилось? — встревоженно спрашивает отец, выходя ей навстречу.
По маминым щекам текут слёзы…
— Гриша… — выдавливает она из себя и мотает головой. — Гриша умер…
10. Великий торговец
Мы бросаем машину на Валентина и несёмся к дяде Грише. Какого хрена! Этого не может и не должно быть! Ошибка, розыгрыш, мистификация. Да, сто процентов, мистификация. Ему жить да жить ещё! И умирать нескоро! Я на сто процентов уверен! Минимум двадцать лет ещё! Как такое вообще возможно? В голове полная неразбериха. Околесица какая-то.
— Тело увезли в морг, так что пока что-то определённое сказать трудно, — скучно говорит опер, или кто он там…
Он стоит на пороге не давая войти в квартиру.
Бред какой-то… Получается… Блин, фигня получается… Выходит, когда я его сторонился, не ходил к нему, он жил долго, а как только я стал Тимуром и его командой, начал с дядькой активно общаться, он сразу умер? Это что вообще? То есть, я, дававший клятву не навредить, своей долбанной заботой сам свёл его в могилу?
Это жесть, если честно, и самооценку, мягко говоря, не повышает… И на кого я ещё своё пагубное влияние оказываю? Хренов благодетель. С другой стороны, что же, просто сидеть и ничего не предпринимать, а стараться идти по своим же следам, наступая след в след?
Тогда и смысла нет, поскольку заявляться туда же, куда я однажды приду, мне совершенно не хочется. Там я уже был, спасибо. И мне туда совсем не хочется возвращаться…
— Кто-то из вас был здесь в последнее время? — спрашивает мент.
— Я был, — отвечаю я. — Вчера днём.
— Ну, зайди тогда. А вы здесь постойте пока.
Ого… всё перевёрнуто вверх дном… Не как после обыска, но почти… Воздух тяжёлый, затхлый, неживой. Смертью не пахнет, но в воздухе витает что-то сумрачное.
— Это вы что ли обыск проводили? — спрашиваю я.
— Нет, мы ничего не трогали, — качает он головой. — Вчера квартира так же выглядела или иначе?
— Иначе. Нет, идеального порядка у дяди никогда не было, но тут явно что-то искали. Надо окна открыть.
— А сам он мог что-то искать, как думаешь?
— Искать-то мог, но чтобы вот так всё бросать на пол? Нет. Точно, нет. Знаете, у него был чёткий, одному ему известный порядок, и он всегда знал, что и где у него лежит. Другим это могло показаться хаотичным нагромождением, но он в своих вещах прекрасно ориентировался. Поэтому я уверен, что это дело рук посторонних. Вы можете сказать, как он скончался?
— Нет, — качает головой следак, или опер. — До получения результатов вскрытия ничего сказать нельзя. Он лежал на кровати, признаков насильственной смерти нет. Окна не надо, мы заканчиваем уже.
- Предыдущая
- 23/75
- Следующая