Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 47

В народе долгое время говорили, что «сия башня покосилась от злодеяний демидовских»…

Глава 49

— Господа! Как видите, наши орудия как раз есть тот довод, что принудит любых врагов любезного Отечества к мирным наклонностям! Такие потери пруссаки просто не вынесут — зачем наемнику деньги, если его обязательно убьют. Побегут скоро, и палок своих капралов не убоятся!

Слова генерала прозвучали несколько странно, ведь сражение с армией короля Фридриха было в самом разгаре. Однако сам Румянцев сейчас воочию увидел картину кошмарного избиения шрапнелью наступающих линий пруссаков. Полупудовые единороги, стоявшие за обратным скатом холма, каждым залпом отправляли дюжину полупудовых бомб, что белыми облачками взрывались над линиями приближавшейся неприятельской инфантерии. Расстояния всего чуть больше версты, потому смертоносный «дождь» из чугунных шариков безостановочно осыпал шеренги вражеской пехоты, наводя там опустошение. Появлялись «просеки» и «разрывы», а кое-где и обширные «поляны» — зеленая трава устилалась человеческими телами, прежде живыми, но сейчас либо мертвыми или израненными. Однако пруссаки упрямо шли вперед под мерный перестук барабанов — демонстрировали отменную выучку. Но это пока — единороги били не в силу, втрое реже, чем могли стрелять из них натренированные расчеты. Да и дальность стрельбы у них была уже не две с половиной версты, а на версту больше — лафеты у новых систем были железные, не дубовые, угол возвышения ствола не двадцать градусов, а тридцать, если подрыть «хвост» станин при полном заряде пороха. И эти орудия казались все пределом совершенства — у прежних часто ломались деревянные части, особенно оси, так как отдача при выстреле была сильной, тут даже дуб не выдерживал нагрузки.

Железо намного прочнее дерева, и что удивительно, при общей массе ставшей значительно меньшей. Такое «облегчение» на маршах особенно сказывалось на конских упряжках — лошади меньше уставали, да и при нужде канонирам вручную перемещать орудие было куда легче. Только стволы из артиллерийской бронзы — она более подходила для стрельбы, меньше случалось разрывов, достаточно частых у тех же чугунных пушек.

— Пусть батарейные орудия временно прекратят стрельбу, нужно охладить стволы. Полевым единорогом открыть огонь как можно чаще — дистанция для них стала самая выгодная. А там и егеря начнут стрелять из штуцеров — проредят шеренги. Заманиваем пруссаков дальше, пусть почувствуют вкус «будущей победы»! Ведь она так близка для них, почти рядышком!

Петр Александрович ухмыльнулся — его дивизия приняла на себя главный удар, находясь на правом фланге «ливонской» армии. Пруссаки пошли своей «косой атакой», навалившись половиной своей армии на него, желая смять полки, а затем их опрокинуть. Этот способ уже принес им несколько побед над австрийцами и саксонцами, вот только сейчас не поможет — генерал-аншеф Салтыков уже предпринял меры, сосредоточив за спинами батальонов полудюжину батарейных рот, взятых из других дивизий. А в каждой такой роте по шесть полупудовых единорогов, да две роты при его дивизии имелось — почти полсотни тяжелых орудий, у которых диаметр дула в шесть дюймов, а вес чугунной гранаты почти восемнадцать фунтов.

Он помнил рассказы отца о Полтавской баталии, где грудь о грудь русские сошлись со шведами. Но теперь плотными шеренгами воевали только пруссаки — «ливонцы» действовали по новому «уставу», недавно принятому Приказом Ратных Дел. Каждый стрелец имел небольшую лопату, а потому батальоны хорошо окопались, отрыв глубокие траншеи перед пригорками, на которых поставили четверть пудовые единороги. Орудия установили в капонирах, а не как прежде — открыто, колесо к колесу. И теперь Румянцев прекрасно видел, что потери стрельцы несут незначительные, хотя пруссаки гранат не жалели — не менее сотни вражеских орудий безостановочно, с дистанции полторы версты палили по русским позициям. Вот только в сами окопы и капониры попадали крайне редко, так что пострадали от их огня немногие, один из тридцати, не больше.

В подзорную трубу были хорошо видны бегающие за кустами и деревьями егеря — «охотники» в прямом смысле слова, только добыча у них имела по ноги. Новые штуцера были великолепны, били коническими пулями, которые в отличие от прежних «кругляшей» не вколачивались шомполами по нарезам, а просто бросались в дуло. И замки у них были не с кусочком пирита в зажиме и пороховой полкой, а ударные, с самовоспламеняющимся капсюлем. Состав последнего держался в секрете, допытываться до тайны было категорически запрещено, под страхом жестокого лишения живота. Понятное дело, что иуда неизбежно найдется, прельстившись златом, да и сами колпачки капсюлей рано или поздно, но скорее первое, попадут к неприятелю. Как те же пули-«колпачки», что после Крымской войны разошлись по всем европейским армиям за несколько лет. И новинку живо освоили, переняли, и теперь повсеместно изготавливают. Вот и прусские егеря стреляют по «ливонским» из штуцеров, с теми же пулями.

Только капсюлей пока у них нет — но то вопрос времени…

— В ход картечь пошла, господин генерал!

— Вижу, — пробормотал Румянцев, удивленно взирая на пруссаков — он не ожидал от них такой яростной напористости. Стрелки уже вовсю палили из окопов — но только одна рота в батальоне имела штуцера, способные попасть в шеренгу с версты — фузеи доставали неприятеля максимум с пятисот шагов. А потому стрельцы и гренадеры были отведены за линию редутов и флешей, участие их в деле еще впереди. Пока же бой вели «штуцерники» — егеря уже отступили к окопам, было видно, как они лихорадочно орудуют шомполами. Полевые единороги уже палили безостановочно, но было видно, что удержать противника уже трудно.

— Пусть орудия выкатывают на позиции. Стрелять до последнего, пока противник на них не сядет. Гренадерам в прикрытие — ручные гранаты к бою, пусть запалы вставляют — уже можно, разрешаю. Стрелкам и егерям отходить по траншеям в тыл — мне каждый «штуцерник» дорог. Не дело им неприятеля штыком встречать, у них другие задачи.

Румянцев не повышал голоса — для него все стало понятно. Предстоит яростная схватка на позициях, придется сходиться с неприятелем в штыки. Конечно, чухонцы не русские, но эти вечно молчаливые белобрысые парни упрямы, и не побегут, потому что знают, то децимации подвергнуты будут. Да и русских среди них уже много — в Ливонию и Пруссию мужиков постоянно переселяли, отводя им там наделы. Да и сами местные жители охотно принимали православие — подушная подать вдвое меньше платили такие «перебежчики», и с каждым годом их становилось все больше и больше, особенно среди приверженцев «лютеранского» учения. Но солдаты из них хорошие, грех жаловаться…

Бой за редуты и флеши, где находились батареи, кипел нешуточный, гренадеры отбили первую атаку только гранатами, которые с легкого царского словца стали называть «колотушками» — толстые набалдашники из тонкого рифленого железа, с ковш размером, заполненные порохом на длинной рукоятке. В последнюю перед броском вставляли стеклянную трубку с «огненной водой», и достаточно было провернуть кольцо, как происходило возгорание ленты. Огонь добегал до пороха за пять-шесть секунд, и происходил взрыв — за это время нужно было бросить гранату как можно дальше. А потому в гренадеры отбирали самых крепких солдат, пусть не гвардейских статей, но к ним близких. И сейчас эти здоровяки, в касках и кирасах, вместе с пушкарями, отбивали пруссаков. А к ним на помощь уже торопились стрельцы, а за спиной забухали единороги — теперь можно обрушить на врага как можно больше полупудовых гранат. Ведь в сражении наступил перелом — понесшие большие потери пруссаки стали отходить, и в подзорную трубу было хорошо видно, как стоявшие на правом фланге «курляндцы» уже перешли в наступление, а обходя их, на рысях пошли шеренгами драгунские полки…

Король Пруссии Фридрих II подает своим солдатам личный пример. В Семилетней войне он побеждал часто, пока под Куненсдорфом не получил жесточайший разгром от огня русских единорогов и яростных штыковых атак…