Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 36

Весьма запоминающее зрелище — о таком оружие он сам раньше как-то не думал. Но ведь если под стены вражеской крепости подкоп можно подвести и там мину подрывают для разрушения, то тогда почему такой нехитрый прием и на море не использовать?

Вся проблема была только в том, что под водой порох не зажжешь, можно только фитиль запалить в бочонке и крышкой закрыть, но сие ненадежно, гадать приходится. Но хитрое приспособление нашли химикусы — стеклянные трубки с кислотой, обмотанные тряпками, пропитанными раствором и высушенные, от разбития вспыхивают ярким пламенем. Нужно только крепко ударить чем-то железным по стеклянному запалу, и внутри бочонка произойдет возгорание с взрывом. Задачу решили, не такая она и трудная, и полдесятка дубель-шлюпок с отборными командами превратились в первые миноносцы, теперь только атаку произвести удачную…

И сейчас, с высоты старой башни Петр Алексеевич внимательно смотрел за неприятельскими кораблями, что все же решились войти в лиман, пройдя входную узость, где было обилие отмелей и песчаных банок. Однако у турок были опытные лоцманы — три двухдечных корабля шли вперед уверенно, благо ветер был попутный, но верхние паруса все же убрали. Их сопровождала небольшая яхта, и парочка галер, капудан-паша выдвинул вперед авангард эскадры. По ним с Кинбурна и редутов не стреляли, да и не собирались этого делать — нужно было пропустить османов дальше, где на выходе разбросаны плавучие рогатки и стояли на якорях прамы, на каждом из которых стояло по три десятка убийственных 36-ти фунтовых пушек. Прорваться вглубь лимана турки не смогут, им не подойти к Очакову. Зато все свои корабли, а это добрая треть эскадры' могут потерять запросто — при встречном ветре им вернуться обратно по фарватеру будет невозможно, нет возможности развернуться. Галеры, конечно, могут взять их на буксир, и вывести из западни, но кто же им позволит такое сделать.

Прамы окутались густыми пороховыми дымами, и тут же с береговых батарей загрохотали пушки — бой начали русские, ведь до турок было чуть меньше версты и расстояние сокращалось. Османские линкоры стали отвечать, и белый пороховой дым укутал их плотной завесой. Однако опытным слухом Петр Алексеевич прекрасно понимал, что происходит — рев тяжелых орудий ни с чем не спутаешь, как и мощные взрывы бомб. И доносившиеся с моря звуки завязавшегося сражения говорили ему о многом — османы терпели сильный ущерб, их ответный огонь стал потихоньку утихать. Благо ветерок был свежий, дым вскоре рассеялся, и перед Петром открылась удивительная картина, поверить в которую было трудно.

— Ох-ти, мать вашу… Фортуна улыбнулась, в рот ее…

От удивления Петр Алексеевич выдал замысловатый «боцманский» загиб, не в силах поверить собственным глазам. Флагманский турецкий корабль горел погребальным костром, его постоянно сотрясали взрывы. И выглядел ужасно — борта проломлены тяжелыми ядрами и бомбами, языки пламени вырывались из-под палубы, а турки уже прыгали в воду, спасаясь от огня. Второй корабль наскочил на плавучую рогатку и, судя по всему, в пробоину сейчас вливается вода, так как он сильно накренился. И участь его теперь предрешена — через четверть часа сядет корпусом на дно, тут глубины всего до тридцати футов на фарватере. А вот третий корабль попытался развернуться, или капитан плохо знал здешний фарватер — на ходу вылетел на песчаную отмель, которых в днепровском гирле множество, даже целая Кинбурнская коса намыта. И чуть не лег на борт, плотно увязнув в песке. Теперь османские моряки даже стрелять не смогут — пушечные жерла или в песок уткнулись, либо в небо смотрят.

Наскочила на рогатку и одна галера, и теперь ей некуда деваться. Яхте тоже не повезло, заползла на песок, и теперь с помощью второй галеры турки отчаянно пытались сволочь ее на глубину.

— На абордаж их брать, на абордаж!

Петр Алексеевич закричал и затопал ногами, его охватила ликующая ярость, словно вернулась молодость, когда он сам принимал живое участие в «марсовых потехах», со шпагой в руке, не боясь смерти. Как тогда в устье Невы, где они с Меншиковым и преображенцами на лодках взяли на абордаж двенадцати пушечную шняву «Астрель» и бот «Гедан» о десяти пушках. И в честь этого события, первой морской победы на Балтике, он приказал отчеканить медаль с горделивой надписью — «Небываемое бывает»…

Карта Днепровского лимана — для морских судов практически непригоден для плавания, слишком мелководен. Позднее, после проигранной первой войны, осознав всю опасность после походов Миниха и Ласси, турки при помощи французских инженеров укрепили «узость» чрезвычайно — но сейчас у них не было времени, подвела самонадеянность…

Глава 38

— Пули и шрапнель девятнадцатого века против луков времен Батыева нашествия, регулярная армия супротив средневекового воинства. Это не бой — конкретное избиение пи минимальных потерях!

Алексей Петрович тихонько бормотал себе под нос, разглядывая ужасающую картину побоища, в котором, как сказал поэт, «смешались в кучу кони, люди». Действительно — самое натуральное избиение, когда подготовленные и хорошо выученные стрельцы, имеющие совершенные в этом мире фузеи и орудия буквально за каких-то полчаса сокрушили и рассеяли многотысячную конную массу, наведя на крымчаков животный ужас. Сам он, понятное дело, только наблюдал, не царское дело полками командовать и тем более самому в драку лезть, на то у него генералы есть, ему присягнувшие и жалование от казны получавшие, привилегии имеющие, и милостями самодержца осыпанные. Так что полками ворвавшейся в Крым армии командовал генерал-аншеф Миних, очень дельный военачальник, умный и опытный, одним из первых еще до воцарения оказавший ему услуги.

Да и стоявшую в Карканитском заливе флотилию возглавлял капитан-командор Бредаль — норвежец, как и старик Крюйс, что не захотел оставаться в Петербурге, и отпросился в Азов, мотивируя тем, что тамошнее море отлично знает, и опыт его пригодиться может. А вот генерал-адмирал Апраксин остался надзирать за северной столицей — одряхлел совсем Федор Матвеевич, хотя на шесть лет моложе Крюйса — но старый пират на удивление крепок, а в свои крайне почтенные 74 года умирать вроде не собирается, и ума не лишился, далеко ему до старческого маразма, слишком деятелен. Однако Азовской флотилией поставлен командовать вице-адмирал Наум Сенявин, но на него Крюйс нисколько не обиделся, хоть и в адмиральском чине пребывал. Воспринял решение царя как должное, не посетовал.

Новые фузеи, калибром всего в пять линий, то есть в полдюйма, даром что гладкоствольные, но пулей Нейслера уверенно били на шестьсот шагов, причем достаточно точно, если цель была слитная, вроде шеренг пехоты или конной массы. Причем калибр самый минимальный из ныне существующих, еще десять лет назад в армии были ружья от шести до девяти линий. Удивительное царило разнообразие, от которого за десять лет так полностью и не избавились, слишком дорогое удовольствие вышло для казны от введения единообразия. Большинство фузей и пушек удалось сбыть союзникам — вначале «ливонцам» и «шведам, потом казаков до зубов вооружили, теперь молдаванам 'кредитовали» двадцать пять тысяч фузей и три сотни пушек, сбыв большую часть остатков на складах, но многое еще оставалось в запасных батальонах и крепостных арсеналах. Но оба оружейных завода уже вывели производство на полную мощность, так что потери в войсках будут полностью восполняться, а там дело до формирования новых пехотных полков дойдет, а с ними и резервных батальонов.

С артиллерией тоже имелись проблемы — новые медные полупудовые и четверть пудовые «единороги» имелись только в полевых батареях, пудовые в осадной артиллерии. Всего три калибра, и все для гаубиц-пушек — унификация была предельно практичная, ведь ядра, гранаты и бомбы отливали из чугуна на демидовских заводах. А вот старые пушки оставались в крепостях, заменить их было нечем, может быть лет через двадцать, никак не раньше. А вот флот получал исключительно чугунные орудия новых отливок, относительно дешевые, пусть и весившие намного больше — но так ведь не по полю боя их таскать, на корабельных палубах стоят, на них вес не так важен. Вот только корабли под них строить — так вообще растраты чудовищные, двадцать тысяч рублей золотом каждый обойдется, а их для Черноморского флота не меньше дюжины нужно, а лучше два десятка.