Жестокие клятвы (ЛП) - Макколл Джо - Страница 3

— Мистер Волков? — доктор зовет меня по имени из двойных дверей с надписью «вход воспрещен». Даже я не смог вклиниться за кулисы. Маленькая медсестра, которой я угрожал, с громким ревом оттолкнулась.

Я перестаю ходить и иду к доктору. На нем все еще кепка хирурга, маска свободно висит на шее. Беспокойство отражается на его лице, когда он видит меня. Он быстро приобретает атмосферу профессионализма, которую он, без сомнения, использует ежедневно. Он не единственный, у кого такая реакция на меня. Моё имя известно всему городу. Моя репутация опережает меня.

— Моя жена? — спрашиваю я, стараясь не показать своих нервов. — Как она? — нога Антона перестает подпрыгивать по полу, пока он слушает.

Доктор прочищает горло.

— К сожалению, нам не удалось ее спасти, — выражение его лица становится печальным, когда он покачивает головой. — Или ребенка. Ваша жена была очень… тщательной. Она знала, что делает.

Конечно, она это знала. Это был ее план с самого начала. В этом я не сомневаюсь. Моя бедная предательница-жена. Если бы она не покончила с собой, я бы с радостью сделал это за нее. Я нелегко переношу предательство, и как только ребенок родится, ее похороню на глубине шести футов рядом с ее предательской подругой.

— Мне нужно, чтобы вы провели тест ДНК, — говорю я доктору.

Его брови хмурятся в замешательстве.

— О твоей жене?

Я качаю головой.

— О ребенке.

Еще один предательский секрет, который нужно раскрыть, и впереди еще несколько миллионов.

— Адриан, — соответственно кивает мне доктор Мэдсен, входя в комнату с большим чемоданом в руках. Его помощник следует за ним с холодильником на колесиках. Шесть лет назад ему не удалось спасти жизнь моей жене. Два месяца спустя я нанял его, чтобы он стал личным врачом моей семьи. Ему часто приходится работать в неурочные часы, но я плачу ему больше, чем когда-либо могла бы заплатить больница, и ему не нужно беспокоиться о совете директоров или о красоте в рамках медицинской этики. У него также есть больше времени, чтобы быть с женой и детьми.

— Эрик, — приветствую я его коротким кивком. Он подходит к кровати, его взгляд скользит по Ване, оценивая ее глазами, прежде чем он выхватывает из кармана пальто ножницы и разрезает ее ночнушку. Я помогаю ему снять ткань с ее тела. Оно прилипает к ее коже. Я шипю, когда он снимает ткань с ее бока, обнажая пулевое ранение.

Пуля выглядит так, будто прошла ей по боку. Она счастливица. Еще немного левее, и из ее бока оторвалась бы приличная часть, возможно, даже проникшая в какой-то орган. В нынешнем виде это довольно доброкачественная рана. Она только что потеряла много крови.

Единственные другие раны, которые я вижу, — это поверхностные синяки и несколько ссадин на подошвах ее ног. Должно быть, она ходила босиком, потому что на подошвах осталось несколько глубоких порезов, из-за которых в ближайшие несколько дней ходить будет больно. Я сжимаю челюсти, а сердце сжимается в знакомом чувстве, напоминающем что-то вроде жалости.

К черту это. Я не буду ее жалеть. Или сожалеть. Это жизнь, которой мы живем. Риск родиться в мафии. Смерть приходит за всеми нами, и она не исключение.

Мэдсен берет у своего помощника шприц. Девушка становится беспокойной, и чем больше он ее рассматривает, тем беспокойнее она становится. Он снимает колпачок с иглы и втыкает ее в мясистую часть ее плеча.

— Мидазолам, — говорит он мне. — Это позволит ей успокоиться, пока я займусь ее ранами, — я не уверен, почему он чувствует необходимость держать меня в курсе, пока я не пойму, что мои кулаки крепко сжаты, и я сделал шаг к ним. Я ему не отвечаю. Отступив назад, я ослабляю кулак, позволяя крови снова наполнить пальцы, и наблюдаю, как он достает несколько инструментов из чемодана. Его помощник в углу готовит пакет с кровью.

Мой взгляд скользит по обнаженному, окровавленному телу Вани.

Она выросла за последние шесть лет. Неуклюжей девушки с брекетами, которую я когда-то знал, больше нет. На смену пришла женщина с полной грудью и бедрами. Ее кожа бледная, что резко контрастирует с ее волосами цвета воронова крыла и пухлыми красными губами. У нее лицо ангела. На вид почти хрупкая, но ее подтянутые мускулы и живот говорят, что она не такая хрупкая, как кажется.

Артемида. Греческая богиня охоты. Вот кого она мне напоминает. Огненное сочетание жестокости и уязвимости. Она была лучшей подругой моей жены с детства. Они выросли вместе в ее доме. Но Ваня была принцессой мафии, воспитанной для королевской семьи. Ада была ее подругой по играм.

Я был наивен, полагая, что женитьба за пределами мафии означает, что мне не придется беспокоиться о том, что у моей жены есть скрытый мотив. Принцессы мафии — змеи в траве. Жадные рептилии, готовые нанести удар при любой возможности. У них у всех есть планы. Если не для себя, то для своих семей. Все, что их волнует, это лестница, по которой им нужно подняться. Я думал, что Ада была другой. Я верил, что она действительно любит меня.

Она была просто еще одним разочарованием.

Звонит телефон, отталкивая меня от горьких воспоминаний.

— Да, — хрипло отвечаю я.

— Ты не поверишь в эту чушь, брат, — вздыхает Антон. — Они все мертвы.

То, как он говорит, меня выворачивает.

— Вся ее семья?

Антон невесело фыркает.

— Вся семья, — говорит он. — Все, кто живет на территории. Охранники, горничные, повара… все.

Кто, черт возьми, убивает целую семью людей?

— Это тоже тренированный удар, — продолжает он. — Это не какой-то любительский бред. Помещения для прислуги выглядят так, будто тот, кто это сделал, выпустил капсулу с цианидом и запер их на нижних уровнях.

Христос.

— Всем остальным либо перерезали горло, либо застрелили, — говорит он. — Наверное, пришлось использовать глушитель, потому что не было слышно разговоров полиции.

— Черт возьми, — ругаюсь я, выходя в коридор, чтобы Эрик мог продолжать работать без перерыва.

— Это еще не самое худшее, — Антон неприятно кашляет.

— Хочу ли я знать?

— Четверым из них не хватает головы.

— Их головы? — спрашиваю я, ошеломленный.

— Да, — подтверждает Антон. — Нам нужно подтверждение от девочки, но у меня есть смутное подозрение, что это ее родители и дедушка.

— И последний? — спрашиваю я с любопытством.

— Хиллари.

Блядь. Трахни меня. Хиллари была одной из наших.

— Зачем брать головы? — спрашивает он вслух.

— Возможно, их забрал киллер, — говорю я ему, и колеса в моей голове крутятся. После уничтожения семьи Кастеллано перед нами открывается множество новых возможностей. Их территория — одна из самых больших в городе. Если я заполучу их казино, я смогу стать крупным монополистом на Лас-Вегас-Стрип. — Может быть, он воспринял их как доказательство смерти.

— А Хиллари? — он задает вопросы. — Почему она?

Это хороший вопрос. Никто не знал, что Хиллари была моим шпионом в доме Кастелланос, и этот факт не имел бы значения для киллера. Я заглядываю в открытую дверь своей комнаты, мой взгляд падает на черноволосую красавицу в моей постели. Это чудо, что ей удалось спастись, и мне интересно, как это было возможно. Насколько мне известно, у нее нет никакой подготовки, чтобы защититься от пьяного мальчишки в баре, не говоря уже о киллере.

Ваня Кастеллано должна быть мертва вместе со всей своей семьей.

Вот и все.

— Она двойник, — говорю я ему. — Он отобрал ей голову, потому что ему не удалось убить Ваню. Тот, кто нанес удар, вероятно, понятия не имеет, как она выглядит. Хиллари настолько похожа на Кастеллано, что киллер, вероятно, решил, что сможет выдать ее за Ваню.

— Это отчаяние.

— Согласен, — что-то меня все еще беспокоило. — Но зачем убивать остальных членов семьи? Ни один киллер не станет убивать столько людей, если ему за это не заплатят.

Антон щелкнул языком.