Таинственный рыцарь и грустная курица - Усольцев Андрей Николаевич - Страница 33

Господи! Спаси и Сохрани! Только бы меня никто не увидел, подумают, что пьяный… Я встал на четвереньки и пополз в тень подальше от фонарей и людских глаз. Сел в тени… сижу, что дальше делать, не знаю. Всё во мне дрожит. Пакет с лекарствами крепко к себе прижимаю. Не уронить бы. Замерзать начал.

А мысли в голове вообще дурные… я представил, что умерла моя дражайшая половина, так и не дождавшись помощи, и любимая кошка скончалась от голода, и лежат они одни и похоронить их некому. А на столе в хрустальной вазе стоят четыре цветка — две красные гвоздики и две черные розы и звучит похоронный марш Шопена (может, это были галлюцинации). В глазах туман, и от холода всего дрожь бьет, и руки трясутся, а главное встать не могу. И я заплакал от бессилия. Последний раз я плакал тринадцать лет назад, когда мама умерла. Смотрю — двое влюблённых идут, молодые, целуются на ходу. Ну, думаю, эти помогут. Говорят, что влюблённые любят не только друг друга, но и весь мир вокруг себя.

Я руку тяну к ним, сказать что-то хочу, а не могу, в горле словно комья застряли. Я кричу, а звука нет. Только мычание и всхлипывание. Я коснулся её руки, всё-таки, думаю, женщина, поймёт… девушки добрее, более понятливые. А она испугалась, взвизгнула даже и брезгливо оттолкнула мою руку. А парень загородил её своим телом, потом развернулся и ударил своим тяжёлым ботинком мне в лицо, вбивая призыв о помощи мне в глотку. И захлебнулся я своею кровью! И мой крик от боли и ужаса сорвался и повис в воздухе. Мне только казалось, что я кричу, а на самом деле были слышны только хрипы и всхлипывание. Что-то липкое и тёплое стекало мне на подбородок, на грудь и капало на снег. Я, как изувеченный живодёрами пес, заполз поглубже в тень и, прикрывая лицо руками, жалобно заскулил.

Пакет порвался, из него выпали лекарства, какие-то пузырьки, коробочки рассыпались на тротуаре, шапка слетела с моей головы, а равнодушный ко всему ветер трепал мои седые волосы.

Девушка рассмеялась, глядя на меня, своим красивым заливистым смехом. Наверное, правда это было смешно. Окровавленный беспомощный старик, ползущий по снегу. Она наградила своего защитника поцелуем и сказала:

— Какой ты у меня сильный и заботливый!

И, взявшись за руки, они, молодые и красивые, пошли дальше. А я, беспомощный, остался умирать на холодном снегу, сглатывая собственную кровь, сопли и слёзы. Я больше не решился попросить помощи у редких прохожих, которые равнодушно проходили мимо, окидывая меня презрительным взглядом, а где-то там на девятом этаже в квартире умирала от коронавируса моя жена…

Раздался телефонный звонок (рингтон — песня Валентины Толкуновой «А мне мама целоваться не велит»). Полковник даже вздрогнул от неожиданности.

— Я вас слушаю.

— Вас песпокоит контора рока и копыта, — голос был приятный, женский, мягкий, с литовским акцентом.

В литовском языке есть много различных особенностей, и их невозможно описать в нескольких предложениях. Поэтому поверим на слово Пронину, который утверждал, что это был литовский акцент. Он (полковник) был полиглот (знал восемнадцать языков) и был знатоком иностранных акцентов.

— У вас есть шкуры космических зайцев? — спросил Пронин.

— Нет, нету. Но мы можем вам предложить когти солнечных зайчиков.

Это было зашифрованное послание центра.

Полковнику приказали: немедленно явиться на конспиративную встречу по адресу: МУЗЕЙ ПЕЧАТИ САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. Набережная реки Мойки, 32.

Полковник с сожалением отложил книгу.

— Да! Хорошо, собака, пишет. Аж в слезу пробирает, потом дочитаю, — сказал он и стал собираться.

Он тогда не знал, что дочитать ему это гениальное произведение так и не удастся.

Полковник Пронин шёл по ночному Петербургу неторопливым шагом. Яркие огни неоновых реклам и свет ночных фонарей освещали ему путь… от Невы дул слабый ветер… было относительно тепло. Прогулку можно было назвать приятной, если бы неубранный и замерзший комьями снег и лед не мешали ему идти. Говорят, что правительство Санкт-Петербурга с наступлением весны выведет на улицы солнце, чтобы решить проблему уборки снега (шутка).

Но полковник Пронин не расстраивался из-за неубранных улиц. Он привык преодолевать трудности. Сказывалась ещё советская закалка, когда он вместе со страной и под руководством партии преодолевал трудности.

Когда в магазинах были пустые прилавки, а в квартирах рабочего класса стояли пустые холодильники. Когда нечего было есть и нечем было ср*ть, но он (рабочий класс) находил и что поесть и чем п*срать.

Не было бумажки вытереть ж*пу, но он знал, чем это можно было сделать, а если нечем было вымыть руки после этого… он просто вытирал палец о стену туалета. А тут, подумаешь, неубранный снег, разве это преграда? Пронин прошёл по Биржевому проезду, пересек набережную Макарова и вышел на стрелку Васильевского острова к Ростральным колоннам.

(Небольшая справка: Ростральные колонны являются неотъемлемой частью ансамбля стрелки Васильевского острова. Построены они по проекту архитектора Тома де Томона одновременно со зданием Биржи в тысяча восемьсот десятом году).

Несмотря на ночь, заснеженную зиму и пандемию, в центре Петербурга гуляли туристы, некоторые даже были с детьми. Возле одной из колонн стояла девушка, одетая явно не по сезону. На ней была короткая юбка, сапоги-ботфорты, чулки в сеточку и розовые подвязки (трусов на ней не было, ну это я так, к слову… специально для читателей мужчин уточнил).

— Мужчина, вы бы не могли даме помочь, — сказала девица прокуренным голосом. Она была слегка пьяна. По её лицу было видно, что на ней пробы ставить негде, и только полковник не понял этого.

— Чем, сударыня, я могу вам помочь?

Женщина схватила Пронина за лацканы пальто, обняла его, и жарко дыша в ухо перегаром, возбуждающим голосом сказала:

— На мне нет трусов!

— Вы что, в туалет хотите? — уточнил полковник.

— На-ме-ка-ю, — сказала женщина, растягивая слова. — Я без трусов.

— A-а… понял! Вам холодно… вы без трусов замёрзли. Но свои я вам отдать не могу… Вот возьмите деньги и купите себе нижнее бельё.

Полковник достал деньги и отдал их девице. Девушка что-то пыталась сказать, но от возмущения и выпитого алкоголя не могла связать двух слов.

— Э-э-э… Ху-ху*-ху*… моржовый… Му… му… му…

— И не благодарите… не стоит благодарности… Я всегда вам рад помочь, — и полковник быстрыми шагами пошёл прочь.

— Мудак! — наконец дама смогла выговорить хоть одно слово.

Но полковник её не слышал, он был уже далеко… торопился на совещание.

Как я уже говорил вам, уважаемые читатели, Пронин шёл на конспиративную встречу в Музей печати. Размещался музей в бывшем доходном доме, в котором в разное время работали издательства и редакции газет. Экспозиции музея, расположенные в нескольких квартирах, демонстрируют историю печатного дела и знакомят с тем, как был организован рабочий процесс издательства и типографии в Петербурге в начале XX столетия.

Пока контрразведчик Пронин, оглядываясь (не следит ли кто за ним) не спеша идёт к месту встречи, я, уважаемые читатели, поделюсь с вами с теми сложностями, с которыми столкнулся при написании этого романа. Я думал, наши «бойцы невидимого фронта» не спят, не едят, вернее, едят, но на ходу, какую-нибудь холодную котлету на булочке с кунжутом. Потому что некогда им о себе думать, они каждый день, каждый час, да что там час, каждую секунду Родину спасают — перестрелки, погони, горы трупов, цыганское золото, фальшивые доллары, допросы с пристрастием, внедрение в банды уголовников и разоблачение шпионов, индукция, дедукция… а что оказалось? Мой герой по ресторанам шастает да баб щупает. Ой, извините за моветон, женщин лёгкого поведения пользует, меняет их как перчатки, а с помощью дедуктивного метода в дорогих ресторанах карту вин изучает. Вы и сами, господа читатели, могли убедиться в этом. Книга почти закончена, а ни одной погони не было. А как было бы здорово, если бы наш герой раненый в руку мчался на стареньком мотоцикле «Урал» по просёлочной дороге, преследуя шпиона. Он стреляет на ходу по-македонски — с двух рук, не держась за руль, а с его рукава кровь стекает в придорожную пыль. Вот написал я это и понял, вот такую бы книгу мои читатели не читали бы, а проглатывали за одну ночь. Вы знаете, я ещё коснусь этой темы и расскажу вам, как должен быть написан роман о работниках «плаща и кинжала». Ну, а сейчас, что делать, не переписывать же роман. Поэтому не обессудьте, господа, если мой герой продолжит женщин соблазнять да водку трескать. Видимо, такая уж планида у работников «меча и щита».