Гость из будущего. Том 1 (СИ) - Порошин Влад - Страница 15

Кстати, целый театр на Таганке родился именно в стенах Щукинского училища. В начале этого 1964 года Юрий Любимов с местными студентами на учебной сцене поставил спектакль «Добрый человек из Сезуана», который произвёл большое впечатление на москвичей. А уже затем эту постановку перенесли на подмостки Московского театра драмы и комедии, который и переименовали в «Театр на Таганке».

— Вам хорошо видно? — спросила меня преподавательница училища Анна Орочко, 60-летняя сухонькая женщина, когда на зрительском кресле маленького театрального зала я практически уснул.

Ведь всю дорогу из Ленинграда в Москву, какой-то мужик громко храпел на нижней полке, потом я сам долго ворочался с боку на бок, вспоминая слова песни «Любовь настала», а утром двадцать минут беспокойного сна большой погоды не сделали. Вот в стенах Щукинского училища я и размяк.

А в это время на сцене шла репетиция спектакля по роману Тургенева «Накануне», в котором парни и девчонки, переодетые в дворян и мещан разыгрывали драму из жизни обеспеченных интеллигентных людей 19-го века. Они вели длинные философские разговоры, пели, гуляли, хрустели французской булкой. В общем, пока простые мужички где-то там за кулисами пахали, им было чем себя развлечь.

— Замечательно, — буркнул я, чуть-чуть не клюнув носом. — Я когда смотрю на такие возвышенные духовные метания, сразу вспоминаю стихи неизвестного поэта.

Как упоительны в России вечера,

Любовь, шампанское, закаты, переулки,

Ах, лето красное, забавы и прогулки,

Как упоительны в России вечера.

— Не правда ли хорошо? — улыбнулся я.

— Да врёт он всё, Анна Алексеевна, но сюда, наверное, спать пришёл, — сдал меня с потрохами Никита Михалков, который сидел неподалёку и следил либо за репетицией, либо за красавицами студентками. — Тут люди работают, а вы — прохлаждаетесь!

— Товарищ Михалков, вы ещё не заслуженный деятель культуры Совестного союза, поэтому попрошу фильтровать базар при разговоре с незнакомым человеком. Я еду, еду, не свищу, а наеду — не спущу.

Я встал с кресла, краем глаза заметив, что в тот же момент студенты-актёры перестали изображать на сцене жизнь русского дворянства и с большим интересом уставились в маленький зрительный зал. Никита Михалков покосился на студенток, среди которых можно было и с закрытыми глазами выделить: Наталью Селезневу, Марианну Вертинскую, её младшую сестру Анастасию, Валентину Малявину и Нонну Новосядлову, широкому кругу больше известную как Нону Терентьеву. Затем будущий бесогон вся Руси прокашлялся и тоже встал. На его месте я бы поступил также, даже если бы против меня вышел Мухаммед Али, так как на глазах таких красавиц отступать было нельзя.

— Никита, иди, погуляй, — шикнула на студента преподавательница Анна Орочко. — У тебя занятия в другой аудитории, что ты здесь ошиваешься?

— Слушаюсь и повинуюсь, — поклонился Михалков и, криво усмехнувшись, покинул легендарное помещение, в котором совсем недавно родился «Театр на Таганке».

— Скажите, а у нас сейчас небольшой перерыв или что? — необычайно высоким голосом спросил Евгений Стеблов, фильмография которого составит десятки замечательных кинокартин.

— Перерыв 15 минут! — скомандовала преподавательница и обратилась ко мне, — давайте и с вами закончим, молодой человек. Вы уже решили — кого хотите пригласить на кинопробы или ещё нет?

— Я, конечно же, уже определился, но не совсем, — сказал я, вынув из бумажной папки письмо от директора кинофильма Иосифа Шурухта на имя ректора «Щуки», доктора искусствоведения, Бориса Захаву. — Осталось только в заявление вписать имя требуемой актрисы. Кино под руководством режиссёра Быкова мы снимаем наисерьезнейшее, а у вас тут такой звёздный «цветник». У меня в глазах всё расплывается. Я с вашего позволения побеседую с девушками с глазу на глаз?

— Делайте, что хотите, но через 15 минут, чтоб духу вашего здесь не было, — отмахнулась от меня преподавательница.

— Слушаюсь и повинуюсь, — хохотнул я и пошёл на сцену, с которой заинтересованные студенты не спешили расходиться.

Первым делом на сцене я ухватился за гитару, на которой пару минут назад музицировали переодетые в дворян «щукинцы», разыгрывая сценку пикника на предполагаемом берегу Царицынского пруда. Затем отодвинул в сторону актёра Стеблова, потому что он как бы ненароком постоянно оказывался на моём пути, и сделал небольшое объявление:

— Время — деньги, поэтому перехожу к самой сути. Для главной роли требуется всего одна хорошенькая актриса.

— Будете смотреть всех⁈ — захохотала Наталья Селезнева, будущая Лида из «Операции „Ы“».

— Нет, у меня список от главного режиссёра, — соврал я, постучав по бумажной папке, где был сценарий и официальное письмо с киностудии. — Я должен оценить вокальные данные: Марианны Вертинской, Анастасии Вертинской, Валентины Малявиной, Нонны Новосядловой и Натальи Селезнёвой.

— И что мы должны спеть? — растягивая слова, спросила младшая Вертинская.

— Песню, — буркнул я.

— Я петь не буду и сниматься у вашего Максима Перепелицы не намерена, — заявила Малявина, которая уже поработала с Тарковским и на меньшее была не согласна.

«Кобыле легче», — подумалось мне, потому что уже тогда ходили слухи, что Валентина очень неуравновешенная девушка. А проблемы нам в Ленинграде были не нужны. Одного непредсказуемого Сергея Филиппова было более чем достаточно.

— Это не справедливо мы тоже хотим работать на вашем «Ленфильме»! — запротестовал Евгений Стеблов. — Почему у вас нет ролей для нас мужчин?

— Товарищ Стеблов, не мутите воду во пруду, это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году! — выкрикнул я. — Товарищи будущие кинозвёзды, имейте совесть, у меня осталось всего 13 минут! Дайте поработать с девушками!

— И всё-таки вы зря пренебрегаете мной, — хмыкнул, покидая сцену Евгений Стеблов.

Однако его примеру последовали не все. Поэтому мне ещё раз пришлось напомнить, что «Ленфильм» не в последний раз обращается к услугам студентов и выпускников «Щуки», зачем же портить отношения? И лишь тогда сцена на какое-то время опустела. Я быстро раздал листки с текстом песни «День на двоих», оставшимся четырём актрисам и уселся с гитарой на стул.

— Сначала я спою куплет и припев, — сказал я. — А затем поёт только припев Марианна, далее Анастасия, за ней Наталья и наконец, этот же припев исполняет Нонна.

— Какой вы стремительный, хы-хы-хы, — засмеялась Марианна Вертинская.

— Век космоса и кибернетики обязывает, — пробурчал я и, не пояснив, что и кого обязывает век кибернетики, ударил по струнам.

— Почему вы выбрали именно меня? — спросила Нонна Новосядлова, когда я нёс её сумку на перрон Ленинградского вокзала к 16-часовому фирменному поезду «Аврора».

Тащиться всю ночь на «Красной стреле» и слушать чей-нибудь храп мне совсем не улыбалось. Да и для Нонны перед кинопробой лучше всего было выспаться в гостинице, а не трястись в купейном или в плацкартном вагоне.

— Да всё очень просто, — пожал я плечами, — у Марианны голос немного грубоватый, у Анастасии не хватает задора, она чересчур лирическая героиня, подача у неё не та. У нас всё же комедия с элементами мелодрамы, а не мелодрама с элементами комедии. А Наташа…

«А Наташа через пару месяцев будет сниматься у Гайдая, зачем нам в картину вторая Лида?» — подумал я и добавил:

— А у Наташи слуха нет. Хотя и поёт она с большим желанием. Её конечно можно и переозвучить, но Леонид Быков настаивает, чтобы всё было по-настоящему. Поверьте мне — это ваша роль, — сказал я, остановившись около четвёртого вагона. — Как только кино выйдет на экраны, сразу проснётесь знаменитой.

Я сунул билеты проводнику, дождался, когда он их проштампует и, пропустив вперёд актрису Щукинского училища, следом залез в вагон. А в вагоне началась какая-то суета. Граждане провожающие прощались с родными и близкими, капризничали чьи-то дети, затем в наше купе ввалилась забавная парочка, муж с женой, которые везли из столицы огромную кучу сумок и котомок. В общем, было не до разговоров.