Край льда - Юмэно Кюсаку - Страница 6

Беспомощно хлопая глазами в попытках что-либо понять, я вспомнил про свой «выходной пропуск» и предъявил его часовому (покидая штаб, я позабыл это сделать). Наверное, будь я немного внимательнее, от меня бы не скрылись озабоченные и тоскливые взгляды черных, голубых и карих глаз — наемные рабочие стояли в тени лестницы. Также я бы заметил, что вечерняя толпа на Китайской улице значительно поредела, а золоченые двери дома Каботкина плотно закрыты. Если бы я вышел из «Серебряного месяца» чуть раньше и посмотрел по сторонам, я бы понял, что на каждом перекрестке Китайской улицы расставлены группками японские солдаты, переодетые в китайских рабочих. Один знак — и они пустят пулеметные очереди.

Будь я догадливей, я бы понял, что штаб эвакуировали из-за чрезвычайной ситуации, а единственный посвященный в подробности ефрейтор лишь притворяется спящим, раскинувшись на кровати.

Но я размышлял только о собственном опоздании и не осознавал серьезности положения. Казалось, мне даже повезло ведь, вопреки опасениям, я не получил взбучку от фельдфебеля.

Оставив саблю в подвале, я не без содрогания поднялся в комнату, где прежде заседала поисковая комиссия. Я осмотрел гигантскую вешалку, на которой не было ни шляп, ни пистолетов, ни сабель, и обыскал все вокруг в надежде найти документы, проливающие свет на расследование. Но тщетно. Обыкновенный план города, чек из европейского ресторана и пара газет — вот и весь улов.

Разочарованный, я вернулся на свое место — за столом у входа. Уже не рассчитывая выведать что-нибудь у товарищей, я оперся подбородком на ладони и сладко зевнул. Вспоминая соблазнительный образ хозяйки, ее утонченные черты, набеленную на японский манер шею и прическу марумагэ, я захрапел, положив голову на стол.

Настали сумерки, но члены поисковой комиссии так и не вернулись. Проснувшись, я навел порядок в комнате и спустился в подвал. Там я разделся и, размышляя, что делать дальше, поужинал в ночной сорочке. Может быть, отлучиться?..

Вдруг взгляд мой упал в угол: там я увидел ефрейтора, он храпел на кровати, используя патронную сумку в качестве подушки. Другие дежурные отсутствовали — пулеметный станок пустовал. Надев тапки и шляпу, я прокрался к железной лестнице черного хода и, ступая по новым пальмовым циновкам, тихонько поднялся на крышу, Позабыв за время сна о том, что мне рассказал часовой, я прятался от офицеров, которые обычно собирались на третьем этаже.

На ровном, покрытом черной плиткой полу крыши виднелись капли. Также я заметил мокрую лейку и ведро. Похоже, Нина начала поливать кактусы, но ее что-то отвлекло. На деревянной полке, обращенной к улице, стояли я несколько рядов два-три десятка горшков с влажной землей. Расположение растений каждый день было новым. Нина меняла местами большие и маленькие кактусы. Однако напротив возвышалась только башня с часами, и едва ли кто-то мог оценить непрестанные труды девушки.

Но я, честно сказать, пришел туда не ради кактусов. По своему обыкновению, я собирался полюбоваться равнинами, которые раскинулись вокруг Харбина, и, поглядывая в сторону «Серебряного месяца», обмозговать тайну пропажи ста пятидесяти тысяч иен. Расслабленный и посвежевший благодаря неожиданному дневному сну, который развеял опьянение, я мельком взглянул на ряды кактусов, но тут мне в голову пришла неожиданная мысль.

Я более пристально посмотрел на полку с растениями, желая кое в чем удостовериться. Ухватившись за старомодную железную решетку, которая ограждала крышу, я высунулся за пределы площадки, чтобы проверить свое предположение. Действительно, единственная точка, откуда просматривались горшки, находилась ниже, на первом ярусе часовой башни дома Каботкина. Очень странно... Почему же я прежде не замечал этого удивительного факта? Вновь подстрекаемый демоном скуки, я решил разобраться, в чем тут дело. Воспользовавшись вечерним досугом, я насчитал четыреста пятьдесят горшков, стоящих на полу. Потом я посчитал белые ярлычки с номерами: не хватало двух или трех числами до сотни. Зато было четыре 242-х и три 385-х.

Поскольку бирки висели на кактусах разных сортов, обыватель объяснил бы данное обстоятельство причудами Нины. А врач, вероятно, предположил бы, что девушка слабоумна и плохо ориентируется в числах. Я же решил, что сделал небывалое открытие, и затрепетал от волнения.

«Принесу карандаш и лист бумаги, чтобы выписать номера, которые отсутствуют или повторяются. Заодно попробую отыскать закономерность или даже тайный шифр! Хотя не менее важно выследить человека, который смотрит на эти ярлычки с часовой башни...»

Сходив за письменными принадлежностями, я лениво прогуливался по крыше туда-сюда. Изредка останавливаясь, я видел, как вдали на северо-западе, на другом берегу Сунгари, густой туман затягивает, клубясь, железнодорожный мост. Наверное, постепенно он доберется и до штаба. Я поспешил скопировать все номера, и тут справа, на лестнице, послышались шаги, а затем возник жандарм-ефрейтор, одетый по форме.

Я недоуменно попятился и застыл как вкопанный. Мой нелепый наряд определенно нарушал устав. Жандарм, явно не ожидавший подобной встречи, ахнул от изумления и остановился, сжимая саблю. Потом, разглядев мое лицо, вздохнул с облегчением и даже ответил на приветствие, оглядываясь по сторонам.

— Эй, дежурный, сюда никто не приходил?

— Никто! — ответили, отдавая честь.

— Ладно, опусти руку. Нина, дочка хозяина, не появлялась?

— Нет, — я несколько удивился.

— Хм... А давно ты здесь? — поинтересовался дежурный ефрейтор, буравя меня взглядом.

— Я, дежурный Уэмура, тут примерно час.

— И за это время на крышу никто не поднимался?

— Никак нет!

По-прежнему пребывая в замешательстве, жандарм начал спешно спускаться по лестнице, но вдруг остановился и строго приказал:

— Если кто придет, доложи. Я буду у зала на четвертом этаже. Понял?

— Так точно! Доложить, если кто-то...

Но, не успел я договорить, как жандарм повернулся, сжал саблю и, подскакивая на каждом шагу, удалился. Я не понимал, что происходит. Этот человек появился из ниоткуда и так же внезапно исчез. Зачем ему понадобилась Нина, и что он собирается делать у запертых дверей зала на четвертом этаже?

Тогда я был чрезвычайно увлечен тайной шифра и даже не подумал, что загадка кактусов и появление жандарма, который, словно сам не свой, разыскивал Нину, — звенья одной цепи. Увы, моя мысль устремилась не в то русло, а картина, по правде говоря, складывалась совсем ясная...

Обескураженный внезапной встречей, я рассеянно вглядывался в темный проем лестницы. Придя в себя через некоторое время, я тяжело вздохнул. Тогда мне казалось, что я стою на пороге великой тайны. О, какой же я был дурак!

Однако я понимал, что никто не захочет иметь дела с жалким солдатиком. Да меня просто поднимут на смех, если я начну рассуждать о деле такого масштаба. Но что, если я проведу расследование своими силами?..

Перво-наперво я решил изучить шифр. Лишь бы он не был на русском языке! Впрочем, английского я тоже не знал, поэтому шансы на успех были невелики. Предположим, я принесу в штаб кучу бессмысленных чисел и стану разглагольствовать о связи кактусов и кражи ста пятидесяти тысяч иен. Меня как пить дать вытолкают взашей. Вдобавок я стал сомневаться, не играет ли тут роль расположение горшков.

Ужас! Я с самого утра думаю о каких-то глупостях. Так и с крыши прыгнуть недолго! Нет, лучше не играть с огнем, пойду-ка потихоньку вниз.

Прокручивая в голове подобные трусливые мысли, я тяжело вздохнул и остановился перед лестницей, по которой спустился жандарм. Я разглядывал желтые цветы у труб и огромные, вытянувшиеся в человечий рост кактусы, на них еще играли отблески заката. Стемнело. Вдруг на часовой башне дома Каботкина загорелся фонарь. Помню, это случилось в половине девятого. В тот же миг я ощутил спиной чье-то присутствие и рефлекторно выставил правую руку.

Признаться, я никогда не дрался. И в штыковом бою, и даже в галопе я был в числе худших, но в этот раз мною управлял инстинкт. Я схватил черную тень, которая шевелилась за спиной, и решительно повалил ее на пол. Под пальцами я сразу же ощутил чьи-то растрепанные кудри. Сообразив, что мой соперник — женщина, я сразу же испытал прилив уверенности. Теперь вам ясно, насколько я труслив, но что ж поделать...