Стальная сеть (СИ) - Темень Натан - Страница 30

— Ты моего друга лягашом назвал. Может, и я легавый для тебя?

Мужик отвечает:

— Ты нет, а этого я сам видел. Он с генералами ручкался.

Тут «швейцар» его за уши схватил, да как башкой об стенку треснет. Хрясь затылком, раз, ещё раз. У мужика глаза закатились, а мой дружок его давай по морде лупить. Кровища так и брызнула. Лупит и повторяет:

— На тебе за лягаша! На тебе за лягаша!

Мужики другие повскакивали, кричат что-то, но помогать не лезут. Боятся, видать. Даже мне не по себе стало. Не зря мне показалось, что чувак этот опасный.

Отпустил мой друг мужика, тот повалился, да так и лежит. На шум парень из предбанника заглянул, мой друг ему сказал:

— Убери этого.

Парень поморгал испуганно, взялся тащить. Ему другой мужик помогать стал. Вытащили мужика побитого за руки да за ноги. А «швейцар» на полок уселся, пот вытер со лба, говорит:

— Я за другана своего кого хочешь на лоскуты порву. Вы его не знаете, а я знаю. Ну-ка, друг, повернись, покажи спину.

Повернулся я. Показал спину с печатью на лопатке.

— Видали? — спрашивает Швейцар. — Ему господа клеймо поставили, навечно. У кого из вас есть такое?

Все головами замотали.

— Вот! — говорит. — Кто сомневается, подходи ко мне, разъясню.

Смотрю — никто подойти не желает. Ничего себе у меня дружок. Это каким же буйным был настоящий Дмитрий Найдёнов, что у него такие друзья?

Стали мы париться. Заодно мужики дела решали. Выходили по двое, по трое, в сугроб прыгали, заодно бубнили о чём-то. Видно, для конспирации. Меньше знаешь — крепче спишь. Дружок мой побежал в сугроб прыгать, и я с ним. Мы же друзья. Ну да мне не впервой, на даче у друзей ещё не так резвились. Там такие сугробы были — ух!

Пока мы парились, ещё люди подходили, и парнишка в предбаннике им листки раздавал.

Я взял один, почитать. Напечатано так себе, кривовато. Зато в газете городской такое не увидишь.

Да, не зря я сюда пришёл. Хорошую наводку дал журналист Иванищев. Написано в листовке было криво, большими буквами, зато очень бодро. Звали всех мыслящих существ, угнетённых непосильным трудом, восстать и дать по сусалам. Понятно, кому. Сверху написано крупным шрифтом, а внизу, где-то на треть листка — непонятные письмена. Не то руны, не то ещё что. Это на каком языке? На гоблинском?

Мне дружок говорит:

— Гобы есть грамотные. Прочтут, другим расскажут. Мы уже таких воззваний раздали много. Видал, какое побоище было возле храма вашего, эльвийского? То-то! Ничего, народишко пока тёмный, своей задачи не понимает. Надо ему глаза открыть.

— Да разогнали всех, возле храма-то, — говорю, осторожно так. — И там, и всюду. Солдат нагнали, да и всё.

— Ничего, — Швейцар отвечает, — это начало. Пускай власти боятся, а нам это всё на руку. Им, главное, дорогу показать, оргам да гобам. А там пойдёт.

— Подзорвать чего-нибудь, — говорю в тон. — Вокзал, к примеру.

— Вокзал? Ты про станцию, что ли? Да, славно там бабахнуло. Жаль, что не мы это…

Опаньки… Как это — не они? А кто тогда?!

А может, скрывает Швейцар, что он это. Мало ли что. Для конспирации, к примеру. Хотя какая от лучшего друга конспирация может быть?

— Бывает, — отвечаю. — Как говорится — не было бы счастья, да несчастье помогло.

Швейцар смеётся:

— Это ты у нас умник, университет закончил. А мы по-простому, без затей. Хотели по одному извергов перебить, губернатора с полицмейстером-палачом, да вишь как обернулось… Руку бы пожал тому, кто взрыв устроил. Да небось, и рук-ног у него не осталось, хе-хе. По шпалам раскидало да по рельсам…

Вот так дела. Руку я ему на плечо положил, типа, понимаю, сочувствую.

— Может, и не раскидало… — говорю.

А сам жду, может, котик мой Талисман выйдет, картинку покажет. Врёт Швейцар или не врёт. Плечо у дружка мокрое, потное, а картинок не вышло никаких. Притих мой котик Талисман, и выманить нечем. Вот же ёлки зелёные…

— Кто знает! — Швейцар говорит. — У нас ведь в кружке раскол. Кто в лес, кто по дрова. Дисциплины никакой, всяк своё трубит. Поубивал бы.

Посмотрел на меня пристально, спрашивает:

— Ты ведь в жандармах сейчас? Не ври, мне можно. Что там ваши думают?

— Кто у тебя ваши? — отвечаю. — За языком следи.

Опять заржал он, чисто конь. Головой мотает:

— За что тебя люблю, Митяй, так за характер твой говённый. Ну, говори, что твои генералы думают, с которыми ты ручкался? Кто нынче в губернии воду мутит?

Понял я, что хотя дружок мой Швейцар мужика того отделал по мордасам, слова его запомнил.

— На инородов думают, — говорю. — Старейшин похватали, в тюрьму посадили. Остальных в поля отправили. Сам знаешь, небось.

— Зна-аю… — говорит, а сам глаза щурит, не поймёшь, что у него на уме. — Ежели что задумают, ты сразу записочку посылай. Адрес ты знаешь. Да не сюда, а как договаривались. Удивился я, что ты сюда заявился, рожу свою смазливую светить. Неужто, думаю, квартирка провалена? Ну ты ж сказал бы… А?

— Так получилось, — говорю. — Мамка таким смазливым родила!

Он засмеялся, я тоже. Смеюсь, а самого дрожь пробирает, так страшно стало. Вот как начнёт сейчас Швейцар меня пытать — чисто по-дружески — что я знаю, а чего не знаю… тут и конец придёт Димке Найдёнову. А если поймут, что я на самом деле засланный к ним полицейский сыщик, то вообще тушите свет. Не знаю, как здесь обходятся с двойными агентами, но точно знаю, что нигде их не любят. Сам «лучший дружок» меня на лоскуты и порвёт, как Тузик грелку. Бежать надо отсюда, поскорее. Пока не поздно.

А дружок мой Швейцар по плечу меня хлопнул и говорит:

— Ну что, ещё заход? В парную, да с веничком! А потом по рюмашке за встречу… Ох, наговоримся!

Ну вот и всё. Рюмочка та будет последняя… Молись своим эльвийским богам, Димка. Сейчас из тебя всё вытянут вместе с потрохами.

Иду за дружком своим — Швейцаром, а сам наготове. Сейчас главное успеть. Там в предбаннике, сбоку, на чурбаках устроена полочка. На полочке стаканы, чашки всякие, и бутылка водки стоит. Почти что полная. Возьму бутылку, да хватану с маху всю, чтобы от разговора отвертеться. Ну, и для храбрости заодно. Без закуски. А там уже разговаривай — не разговаривай, толку Швейцару от меня не будет. Какой с бесчувственного тела спрос?

Только я собрался, уже бутылку цапнул, закрутил винтом, сейчас, думаю, в горло волью одним махом… Жесть, конечно, никому не советую, но куда деваться? Лучше так, чем с ножом в печёнке.

Тут мальчишка какой-то в предбанник влез. Парень, что листовки раздавал, с ним парой слов перекинулся, говорит:

— Жандармы! Уходить надо.

Я аж водкой облился. Лицо утираю, а сам представил уже газетный заголовок: «Голый офицер Найдёнов пойман в бане с компанией народовольцев!» Пьяный, в обнимку с главным подстрекателем.

Швейцар сразу подобрался, как гончая перед забегом. Улыбка пропала, как не было.

Из бани уже мужики выскакивают, одёжки на бегу надевают. Но без паники — по двое, по одному разбегаться стали.

Я тоже быстро оделся, шинельку набросил, думаю: сейчас Швейцар побежит, и я с ним вместе. Узнаю, где он живёт, адрес, квартирку его. А самому мерзко стало на душе, гадко так. Хотя он не мой друг, а того, прежнего Димки Найдёнова, всё равно выходит предательство. Но что делать-то? Хоть разорвись…

Добежали мы до кустов, что вдоль забора соседнего росли. Швейцар доску отодвинул, как раз человеку пролезть. Говорит:

— Я налево, ты направо. Встретимся в типографии, адрес ты знаешь. Ну всё, удачи! — и дал ходу, только ветки затрещали.

Пробрался я через забор вслед за ним, смотрю — дружок мой уже почти из виду скрылся. Там склон к реке, так Швейцар туда побежал. Я дал ему отбежать и за ним двинул, не слишком быстро, чтобы на пятки не наступить. Он же сказал — мне в другую сторону.

Сначала легко было, на снегу следы остались, по ним я и бежал. Позади уже шум слышен, свистки полицейские. Вовремя мы смылись оттуда.