Цена чести - Адеев Евгений Lord wolf - Страница 11
- Предыдущая
- 11/40
- Следующая
А кругом простиралось бескрайнее поле, мокрое после недавнего дождя.
Репейка совсем было скис, но оживился, увидав, как темная полоса на виднокрае придвинулась, разрослась в стену густого леса.
— Скоро-скоренько уже! — радостно сообщил он. — До леска доедем, а там к
Барсуку тропочка имеется, и слово заветное я знаю…
— А что, если кто без слова сунется? — Велигой внимательно приглядывался к тени под густыми ветвями. Не нравился ему этот лес, ох не нравился. Древний-древний, он почему-то напоминал витязю сварливого старика, скорчившегося на завалинке и ворчащего на все окружающее.
— Те, кто сунулся, теперь уж о том не доложат… — пожал плечами Репейка. — Во-о-он там, если левее взять, на закат, лес заболочен, а болота сам знаешь, чем славятся… Лешаки буянят — спасу нет. По правую опушку весь стоит, так тамошние за хворостом да прочей лесной добычей меньше чем десятком не ходят, да и то далеко не забираются, а вооружаются — что твои дружинники. Что тут еще водится — никто толком не знает, талдычат о чугайстырях, да только по мне, — так брехня все это, отродясь их здесь не было. Один вообще божился, что дива видал! Да только не сказал, сколько перед тем выпил…
Лес нравился Велигою все меньше и меньше. Див — не див, но для чугайстыря как раз самое-самое место. Не говоря уж об упырях, которых в последнее время что-то развелось как тараканов, чуть ли не в каждой луже плещутся. Да и жряки всякие, полуденницы… В таких вот старых лесах, где неба за ветвями не видно, всегда какая-нибудь пакость водиться. Даже зверье и то бывает какое-то странное, иные медведи почище дивов будут…
— Ты хорошо заветное слово знаешь? — на всякий случай уточнил витязь.
— А то! — гордо воскликнул дурачок. — Чай, не первый раз к Барсуку хожу.
Значит, ни разу не ошибся.
«Всегда бывает первый раз, — пронеслось в голове витязя. — И, чаще всего, он же и последний.»
Лес тем временем приближался. Деревья были на редкость высокие, старые. Ветви даже на опушке сплелись так, что между ними, казалось, не пролетит и муха. Ветра не было, но лес тихо-тихо, на самой грани слуха, шумел, вздыхал, жил своей собственной тайной жизнью. У Велигоя по спине побежали мурашки. Не хотелось, ох не хотелось ему соваться ТУДА, в темноту между сплетенными ветвями, откуда, казалось, пристально наблюдают за приближающимися путниками чьи-то внимательные, холодные глаза.
Репейка спешился на опушке, свалившись с седла как тюк с соломой. Поднялся, отряхнулся, уверенно двинулся к близким деревьям. Остановился в трех шагах от ближайшей огромной сосны, поклонился лесу земным поклоном. Велигой тоже спрыгнул с коня, пошел к дурачку. На пределе слышимости уловил, как Репейка говорит что-то, слов было не разобрать, а когда подошел ближе, дурачок уже вновь поклонился низко-низко, распрямился, и медленно ступая, направился вдоль тесного переплетения кустарника, окаймлявшего строй могучих лесных великанов. Прошел совсем немного, вдруг остановился, и весело повернулся к Велигою.
— Ну, что я говорил? — воскликнул он. — Вот она, тропка-то, не забыл я слова заветного!
Велигой присмотрелся… В кустарнике шагах в десяти зияла огромная прореха, уводившая вглубь жутковатого леса. Витязь мог бы поклясться всеми Богами и памятью предков, что буквально вот только что ее там не было. Вновь мурашки липкого страха побежали по спине, а в низу живота зародилось неприятное, тянущее ощущение. Прореха в сплошной зеленой стене была и в самом деле велика, вполне можно коня провести, но при таких размерах он НЕ МОГ ее не заметить, подъезжая, не мог! Разрыв в зарослях напоминал зев какого-то чудовища, жаждущего поглотить свою жертву, да, впрочем, лес скорее всего и был таким чудовищем…
Репейка вернулся к лошади, взял под уздцы, повел к проходу. Велигой тоже подхватил Серка, двинулся следом. Конь шел нехотя, косил глазом, по всему телу пробегала крупная дрожь. Репейка, напротив, был беспечно весел, шел легко и свободно. Вот он подошел к зеву прохода вплотную, и зеленая тень поглотила его.
Собрав воедино всю свою волю, Велигой шагнул вслед за дурачком под сень древнего Леса…
Глава 6
Лес поглотил их, и путники ощутили себя так, словно оказались глубоко под толщей воды. Cреди огромных древесных стволов и непроходимых зарослей кустарника властвовали только три цвета: зеленый, серый и бурый, однако множество их оттенков и сочетаний поражало воображение. Было лишь немного за полдень, но здесь царили вечные сумерки. Дневной свет удерживался, дробился и полностью рассеивался в древесных кронах, превращаясь в туманное свечение, еле пробивающееся откуда-то сверху. По сторонам тропы почетным караулом замерли исполинские древа, утопая основаниями в подлеске, где папоротник и можжевельник, орешник и малинник сплелись тесно-тесно, образуя словно бы плотный, упругий ковер под ногами великанов. Сосны и березы, дубы и ели росли вперемешку, вполне уживаясь друг с другом, однако казалось, что справа от тропы как будто бы преобладали хвойные породы, тогда как слева наоборот, росли по большей части лиственные, преимущественно березы. Ни то, ни другое не внушало Велигою успокоения: под елкой да под сосной самая нечисть и прячется, а березка — она, как известно, болото любит…
Тропа, по которой ехали, поросла низкой темной травой и была словно специально расчищена да выровнена: редко-редко попадется на пути упавшая веточка или листок, не говоря уж о корнях да колдобинах, которые, по идее, уж всяко должны были бы иметься в наличии на любой уважающей себя лесной тропе. А тут будто нарочно перекопали всю землю, выровняли, да травой засеяли.
Высоко-высоко над головами, в древесных кронах ожесточенно базарили неприятными голосами какие-то птицы, то и дело справа и слева доносились шорохи, треск, хруст, словно в подлеске незримо бродило зверье величиной от ежа до медведя.
Велигою было весьма и весьма неуютно. Родившийся в местах, где три березы в чистом поле уже могли бы сойти за лес, в лесу настоящем он хоть и не терялся — служба и не тому научит — но все равно ощущал себя не в своей тарелке. Возможно, срабатывали еще и полузабытые инстинкты стрелка, привыкшего встречать опасность на больших расстояниях, а может быть витязь просто не был создан для такой жизни…
А этот Лес был всем лесам лес. Здесь чувство опасности буквально висело в воздухе. Лес подавлял, держал в постоянном напряжении, а тропа выглядела настолько неестественно, ненадежно… Кони прядали ушами, старались держаться подальше от темных кустов. И еще это постоянное ощущение пристального, недоброго взгляда между лопаток. По сторонам тропы… или это только кажется?.. в глубине леса мелькают, крадутся за путниками быстрые бесшумные тени.
Велигой вытащил меч, положил поперек седла. Стрелять здесь в случае чего бесполезно — не успеешь даже лук вскинуть, да и толку от стрелы против того же чугайстыря немного. Репейка ехал спокойно — привык, не первый раз здесь, но и он был на удивление молчалив.
— Долго нам так вот чапать? — спросил Велигой дурачка.
— Как тропа поведет, — пожал плечами тот. — Иной раз такие петли вьет, что полдня по лесу промотаешься, а иногда прямо к Барсуку и выводит, не успеешь в лес войти. Но до ночи должны успеть.
Велигою очень даже не хотелось быть застигнутым ночью в лесу, где и днем-то жути хватает. Он поднял взор, пытаясь определить по слабому свечению в густых древесных кронах, где сейчас находится солнце. Результаты наблюдения его не утешили: похоже, до заката осталось часа три. А ведь здесь стемнеет гораздо раньше…
Репейка начал проявлять первые признаки беспокойства спустя два часа после того, как путники вступили в лес. Он теперь ехал значительно медленнее, хмурился, оглядывался по сторонам. Велигой почувствовал, как в сердце вдруг закрался холод, когда понял, что источник света за густой зеленью значительно сместился влево и вперед.
- Предыдущая
- 11/40
- Следующая
